Этот поход затеян не только из желания людей посмотреть и себя показать (хотя и это тоже важное занятие). Основная цель этого мероприятия заключается в необходимости как бы ненароком организовать полноценный саммит трех держав с учреждением местного издания Антанты. Вполне очевидно, что учредительный договор к новому союзу будет называться Брестским, и после его заключения история в Европе понесется галопом. Взбешенный кайзер Вилли будет рвать и метать, но будет поздно. При этом уже решено, что нынешний сербский король Петр делегирует своей дочери право подписи под договором, так что Сербия с первого же дня без всякой многовекторности и виляния бедрами станет полноправным участником Антанты.
Потом, после завершения всех переговоров, «Гангут» и «Петропавловск» двинутся обратно в Кронштадт, а «Олег» пойдет вокруг Испании через Гибралтар в Средиземное море, где как бы ненароком зайдет в Италию (хотя первоначально конечным пунктом путешествия объявят Афины)… Пока террористы спохватятся и перенацелят своих людей, Михаил и Елена завершат переговоры в Риме и через Черногорию вернутся в Белград. А там, глядишь, подоспеют и выборы болгарского князя, на которых македонские повстанцы обещали изо всех сил топить за Михаила. Им застит глаза возможность в одно касание решить македонский и фракийский вопросы, оставив за бортом жадных и беспринципных греков. А эти люди, борцы за свободу и независимость, в Болгарии в авторитете. Большая часть болгарского народа считает жизненной необходимостью для своей страны объявить независимость, освободить земли, населенными болгарами, и вообще выкинуть турок из Европы. И как только наш кандидат в князья будет избран, на карте Европы сразу сложится окончательный предвоенный расклад. Русские начинают и выигрывают.
При этом на обратном пути не исключен заход наших линкоров в Антверпен, якобы с туристскими целями, и встреча тета-тет с тамошним королем Леопольдом Вторым. Старик, в отличие от многих и многих, считает грядущую мировую войну неизбежной, а потому большую часть денег, заработанных безудержной эксплуатацией колоний, он вкладывает в постройку крепостей и рубежей полевой обороны. Но крепости войну не выигрывают, а вот армия в Бельгии – откровенное дерьмо. Военная служба в народе не в почете и солдат призывают на службу по жребию; причем тот, кто служить не хочет, но имеет деньги, может нанять себе заместителя. Если в прошлую франко-прусскую войну Бельгия сумела сохранить нейтралитет, то теперь у короля есть большие сомнения, что это удастся еще раз. У нас же есть необходимость сделать так, чтобы великолепно задуманная Шлиффеном игра на крайнего правого увязла бы в Бельгии на как можно больший срок. А посему я не исключаю, что бельгийскому королю тоже поступит предложение, от которого нельзя отказаться. Но тут пока ничего не определено, потому что переговоры с бельгийцами будут зависеть от того, как пройдет саммит по учреждению Антанты.
Отправимся в этот вояж мы через неделю или дней через десять. Во-первых, надо дать время отгулять свадебные торжества, во-вторых, подготовить корабли к походу, особенно «Олег» – к роли яхты молодоженов. А это совсем не простое занятие.
12 июня 1907 года, 23:05. София, уединенный дом в пригороде, нелегальная явка руководителей левого крыла ВМОРО.
Штабс-капитан Загранразведки СИБ Сергей Алексеевич Петровский.
По роду прежней деятельности я не имел отношения ни к табуреточной кавалерии (жандармам), ни к «охранке». Напротив, имея весьма прогрессивные убеждения, я старался держаться от таких людей подальше. Пехотный подпоручик, взводный командир двадцать второго Восточно-Сибирского стрелкового полка, на войне приближенный к нижним чинам в окопах и максимально удаленный от начальства в штабе. Но в битве при Тюренчене, на самом передке, на Тигровой сопке, во время штыковой схватки меня так сильно ранило, что я едва оклемался. Вырвался со своей саблей вперед своих ребят, вот и нарвался. Одного японца зарубил, штык второго отбил в сторону, а третий меня достал. Хорошо, что мы-то были на горушке, а япошки лезли снизу, что ослабило удар. Потом подоспели солдаты моего взвода, затыкали япошек штыками и забили прикладами, а меня, значит, отправили в лазарет. А там, на перевязке, я попал под светлы очи Великого князя наследника-цесаревича Михаила Александровича.
«Взводный подпоручик Петровский героически ранен во время отражения штыковой атаки японцев, – говорят Его Императорскому высочеству. – Бой в итоге был выигран русскими стрелками и враг бежал в страхе».
«Все что могу лично, – сказал Великий князь, положив мне поверх повязки орден Святого Владимира четвертой степени с мечами. – По подвигу и награда.»
Потом я узнал, что всех выживших нижних чинов и унтеров моего взвода наследник-цесаревич наградил солдатскими крестами, как и многих из других взводов. За то, что стояли насмерть и не пропустили врага. А иначе грош мне была бы цена как офицеру.
Но помимо Владимира Четвертой степени, мне были обеспечены также два месяца госпитального страдания. Орден за героизм, а страдания за глупость, что полез со своей саблей поперек солдатиков. Хотя, по молодости, я бы не взялся отличить одно от другого. Потери наших полков, окопавшихся на Тигровой сопке, были значительней всех прочих, потому что именно против них был направлен главный удар японцев. Большинство моих соседей по лазарету или по госпиталю в Артуре были ранены именно на склонах этой горы, обильно политых русской и японской кровью. Именно там, в госпитале, накануне выписки ко мне подошел один человек и предложил: чем тянуть лямку младшего пехотного офицера, послужить государыне императрице на поприще борьбы за свободу братьев-славян. Мол, там нужны такие храбрые люди как я, и к тому же везучие (раз в той заварушке я все же остался жив и даже не стал калекой). И только потом я узнал, что ведомство, помогающее братьям-славянам освободиться от их угнетателей, называется Загранразведка Службы Имперской Безопасности, коя не имеет никакого отношения ни к жандармам, ни к охранке, поскольку создана на совершенно других принципах. Мои прогрессивные убеждения требовали, чтобы я оставил службу и удалился в монастырь замаливать грехи, а долг русского офицера говорил, что я должен служить там куда меня послали, и делать то что приказали. Правда, со временем я понял, что одно другому не мешает, ибо борьба за свободу балканских славян от турецкого ига – дело весьма прогрессивное.
И вот моя группа находится в Болгарии почти два года, и все это время мы работали исключительно с Борисом Сафаровым и его соратниками Иваном Гарвановым и Христо Матовым, поддерживая возглавляемых ими борцов за освобождение болгарского народа от турецкого ига. При этом оружие, боеприпасы, перевязочные средства и медикаменты, а также разные оторви-головы, желающие повоевать за святое дело, поступали через нас только к четам правого направления, придерживающимся правильной политической ориентации, и никогда – к так называемым «левакам». И политические расклады Великой Французской Революции[41], перенятые нашими эсдеками и эсерами, к этому не имели никакого отношения. В русском языке зачастую слово «правый» обозначает правильного, или своего человека, а «левый» – постороннего или чужого.
Ну не может по нашему мнению вменяемый болгарин-македонец стоять за автономию своей Родины в составе Турции. Подпишет султан очередной фирман и все – прощай, автономия, здравствуй, резня. Сторонников такого в специальной больнице надо лечить, под надзором санитаров, а не снабжать оружием и боеприпасами. Но на сумасшедших эти люди не похожи, из чего следует вывод, что их интересант находится за пределами не только Болгарии, но и Македонии.
Когда я изложил свое мнение господину Баеву, тот некоторое время смотрел на меня с сожалением, как учитель смотрит на способного, но нерадивого гимназиста, сделавшего скоропалительный вывод, а потом ответил:
– Вы, Сергей Алексеевич, как человек довольно молодой, склонны хвататься за самые простые объяснения. На самом деле господин Санданский не является врагом своего народа и агентом Турции и Австро-Венгрии. Просто он и его единомышленники поражены неверием – как в собственные силы, так и в помощь повстанцам со стороны внешних, относительно Македонии, сил: Болгарии и России. Над ним довлеет негативный опыт предыдущих десятилетий, когда болгарские князья – что один, что другой – собачились с императором Александром Третьим, а турецкие аскеры и башибузуки резали в это время мирных болгарских поселенцев. Этот человек существует по принципу «как бы чего не вышло», и поэтому протестует против усиления освободительной борьбы. В то время как Борис Сафаров и другие вожди «правых» формируют новые отряды повстанцев и засылают их на сопредельную территорию, а тем более планируют восстания, изначально обреченные на провал, господину Санданскому кажется, что на самом деле это путь к гибели болгарского населения Македонии. Он считает, что ни болгарская, ни тем более русская армия никогда не придут на помощь истребляемым поселянам, уступающим аскерам и в выучке, и в вооружении, и даже в числе, – и тогда повстанцы все погибнут без всякого смысла.
– А на самом деле в нашей бурной деятельности есть какой-нибудь смысл? – спросил я, – или мы просто отбываем номер, чтобы показать, какие мы хорошие? Не слишком ли много жертв для второго варианта?
– Смысл есть, господа, – коротко ответил полковник Баев. – В надлежащее время по получении соответствующего приказа вы сами обо всем узнаете. А сейчас поймите меня правильно – я не могу сказать вам больше, чем уже сказал. И будьте уверены, что как только этот момент наступит, господин Санданский встанет в один с нами строй, доказав тем самым, что он тоже не враг своего народа. Кавалерийский отряд в пятьсот всадников, движущийся впереди главных сил, может быть немалой подмогой в сражении. Но чтобы этот человек не наломал дров и не испортил себе карму, за ним и его единомышленниками необходимо внимательно присматривать. А то как бы чего не вышло.