— Пройдись по магазинам, — посоветовал он, мечтая об одном — остаться в одиночестве и тишине.
Лара вытащила из кошелька пару смятых стодолларовых купюр и прошипела:
— Вот с этим?
«Да что б тебя! — подумал он и дал ей кредитную карту. — Только уйди!»
— Гуляй! — бросил он. — И да, купи мне болеутоляющее, и посильнее.
Лара ушла. Не было ее долго, часов пять или шесть. Илья успел поспать, посмотреть кинцо, заказать обед и съесть его, снова подремать. Проснулся он, когда Лара вернулась.
Широко распахнув дверь, красная, вспотевшая, растрепанная и возбужденная, высоко задрав голову, она стояла на пороге и с вызовом смотрела на Илью. В руках у нее были пакеты. Шесть, восемь, десять — он не считал.
В тот день его кредитка похудела на шесть тысяч долларов, но дело не в этом — вернее, не это главное. Лариса не купила таблетки — просто забыла. И Илья наконец поставил точки над i.
По счастью, до конца отпуска оставалось три дня. Три дня они пережили.
В Москве, доставив Ларису до дома и дотащив чемодан до квартиры, он чмокнул ее в щеку, небрежно бросил «пока».
Лара только кивнула.
Больше они не виделись. Почти. Однажды в большом супермаркете он все же встретил ее. Рядом с Ларисой был плотный, лысоватый, немолодой, добротно и недешево одетый мужчина.
«Верна себе, — подумал Илья. — Ищет упакованных, крепко стоящих на ногах. Что ж, дело понятное, зачем ей юнцы?»
Лариса выглядела прекрасно.
Конечно, Илья к ней не подошел и, сев в машину отметил, что у него ничего не ёкнуло, ничего! А как он ее любил! Так сильно, как никогда. Вот она, жизнь. Большая, надо сказать, насмешница.
Илья завел мотор и резко сорвался с места.
В очередной раз он подумал, что поступил правильно. И как мудро! Все бы прошло, как все обычно проходит. Страсть — продукт скоропортящийся, ненадежный, на этом жизнь не построишь.
А на чем построишь? На уважении? Вспомнил слова отца: «Кроме любви, сын, между супругами должно быть уважение». Ну да, папаша любил псевдофилософские сентенции и вообще считал себя мудрецом.
Илья ехал домой и предвкушал, как он придет в любимый, красивый и уютный дом, где его ждет горячий суп — кажется, Люба сегодня варила грибной, ну да, аромат сухих грибов он почувствовал утром. Так вот, навернуть тарелку густого, с перловкой супца, выпить стопку, а потом завалиться на любимый диван, включить телик и сладко уснуть под бубнеж любого ведущего, потому что слушать там нечего, полная чушь, а вот спится прекрасно.
Вернувшись домой после того отпуска с Ларисой, Илья впервые уснул с легким сердцем — его отпустило. Какое счастье, что все стало предельно понятно, и какое он испытал облегчение от того, что не нужно принимать резких решений и менять свою жизнь.
Он ходил по квартире, любовался картинами, проводил ладонью по мебели, поправлял статуэтки, которые собирала жена, — ничего дорогого, так, ширпотреб, брала то, что понравится. А нравились ей пастушки со свирельками, дамочки в кринолинах, собачки с бантиками на шее, вазочки с фарфоровыми цветами. Пошловато, но мило. Да и что поделать, у жены свои пристрастия.
В холодильнике в вакуумной упаковке лежали сыр и сухая колбаса, а в морозилке, в подписанных контейнерах, полный набор приготовленного женой — котлеты из индюшатины, тушеное мясо, борщ и рассольник, сырники и блинчики с мясом. В общем, вынимай — и в микроволновку. Но он выпил кофе и бухнулся на диван. Есть хотелось, а разогревать и сервировать себе нет. Можно было бы заказать доставку, но и это было лениво.
Улегшись поудобнее, он набрал номер жены.
Люба голову не морочила, никаких там охов и ахов, никаких жалоб, разочарований или восторгов. Отчиталась быстро и коротко: все нормально, врачи внимательные, процедур море, питание супер, конечно, хватает. «А номер так просто роскошный! Даже слишком роскошный, ты меня знаешь».
— Соскучился? — Люба искренне удивилась. — Да ладно, Илюш! Хватит придумывать! Вернуться пораньше? — встревожилась она. — Что-то случилось? Кто-то заболел, ты, Маша, внуки? Нет? Илья, скажи мне правду! Сейчас позвоню Маше! Честное слово? Ну хорошо, — с сомнением протянула жена и снова спросила: — Тогда зачем, не поняла? А, просто так… — Люба засмеялась. — Ну нет, просто так не получится. У меня курс, и мне его надо закончить. Иначе все не имеет смысла, пойми!
Соскучился ли он? Да нет вроде… Он и сам не понимал. Он никогда не скучал по жене, просто… Просто ему ее не хватало. И еще — он был для нее на первом месте. Сначала она спросила о нем, а уже потом о дочери и внуках. Хотя вряд ли она любила его больше, чем их. Матерью Люба была замечательной.
Она вернулась через неделю — поправившаяся, отдохнувшая, с гладким, помолодевшим лицом.
— Довольна? — спросил Илья.
— А ты? — вдруг спросила жена.
Он растерялся.
А терялся он редко, что говорить.
Почему он женился на Любе? Обычная девочка, хотя милая, скромная. Но ничего примечательного. Обычно его девицы были куда интереснее — яркие, броские, с наглецой, ему нравились такие оторвы. А тут Люба, белый одуванчик, глаза долу. Молчаливая, ни одного лишнего слова.
Когда он впервые ее обнял, она дернулась и отскочила. Вот дурочка! А когда попытался поцеловать — вырвалась и убежала. Таких у него еще не было. Скромная или прикидывается?
«Ну ладно, переживем и посмотрим», — подумал он. В конце концов, ему было кого обнимать. Потом, конечно, и обнимались, и целовались. Но близость случилась только после свадьбы. Ему и самому было смешно. Неловко кому-то сказать! А ведь московская девчонка, не деревенская. И такая чудачка.
В первую брачную ночь его постигли разочарование и жалость. Странной была его молодая жена, чудной. Лицо отворачивала, губы сжимала, глаза не открыла. Короче, зажим по полной программе. А он уже давно был мужиком опытным, с подходцем, знал все секреты, умел разогреть женщину. Даже стало обидно, ей-богу! Ну ладно, что есть, то есть, дело сделано. Теперь надо жить и привыкать к этой чудачке. Потому, что эта тихая, смущенная молодая женщина — его жена. Чудеса! А может, он все-таки поторопился? Но был шанс, что она проснется, пробудится, почувствует. Если он захочет, если он постарается.
Но он не хотел. Вернее — так и не захотел.
Родители, особенно мама, приняли Любу прекрасно. Так и сказала:
— Не ожидала от тебя, Илюшка, такого умного поступка! Любаша — жена! Как я боялась, что ты приведешь одну из этих твоих…
Отец молчал, недоумевал: после таких девиц — и Люба? Хорошая девушка, кто бы спорил. Милая, скромная, воспитанная, интеллигентная, и все-таки странно.
Но ничего не комментировал.
Да и не до молодых родителям было, уже тогда начались проблемы со старшим сыном, Сашей.
Его всегда ставили в пример — и умница, и скромняга, и трудяга, не то что Илья. Сашка и вправду подавал большие надежды. Серебряная медаль, поступление в Бауманку. А потом началось: он влюбился. Первая любовь, первая женщина. В общем, башку снесло напрочь. Уж как опытный младший ни подтрунивал над братом, как ни подкалывал, как ни ехидничал, ничего не помогало.
Сашка был из тех чудаков, кто мог полюбить раз и навсегда. И еще он искренне считал, что такой, как Маришка, его возлюбленная, больше нет на всем белом свете.
А девица была не просто обычной. Она была примитивной и штампованной, ничего собой не представляла ни внешне, лицом и фигурой, ни, главное, — изнутри. Пустая девица, высушенная тыква.
Сашка этого не видел. Ему казалось, что его Марина и внешне, и внутренне — верх совершенства. Короче, дурак. А ушлая Марина быстро все поняла и начала крутить и вертеть братцем от всей души.
Учебу Сашка забросил, сессию завалил. Правда, потом пересдал, пожалели: все знали, как он талантлив.
Дальше, как водится, был скороспелый дурацкий брак, жизнь с дурой-тещей, скандалы Марины с мамашей, отдельные полки в холодильнике, отдельные вилки и кастрюли с супом, вечные взаимные козни, обиды, претензии. В общем, брат попал в ад. А уйти не мог — по-прежнему любил.
Потом родился ребенок, и начались бесконечные дрязги и крики по поводу денег. Выпертый из института Сашка разгружал на вокзалах вагоны, ночами грузил деревянные поддоны с хлебом, от тоски начал быстро спиваться. Но от жены и сына по-прежнему не уходил, пока эта стерва сама его не выгнала.
Сашка, уже алкоголик, вернулся к родителям. Пить продолжал. Страдал по сыну, видеть которого не разрешали по причине маленьких алиментов, страдал и по своей бывшей, погибал на глазах, и смотреть на это было невыносимо. Конечно, его пробовали лечить. Но все бесполезно — он не хотел вылезать из своего состояния, так было легче. А следом заболела мама, онкология — попробуй не заболеть, когда каждый день видишь такое! Состарился и сник отец, из последних сил пытающийся удержать на этом свете жену и сына.
Конечно, Илья помогал: ездил к маме в больницу, а после операции Люба настояла, чтобы они забрали ее к себе. Забрали, и Люба ухаживала за свекровью как только могла. Но мама рвалась домой и все спрашивала, что с Сашей.
А Саша неудержимо катился в пропасть. Вернее, уже стоял там одной ногой, и до второй было недалеко.
В перестройку пооткрывались частные клиники и санатории, Илья переводил брата из одного в другой, на время Сашка утихомиривался, ну а потом все начиналось по новой.
Умерла мама, спустя три года ушел отец, Илья уже хорошо зарабатывал. Теперь за брата отвечал только он. И снова частные клиники, где Сашу ненадолго выводили из запоев. Эти небольшие передышки давали Илье и Любе возможность глотнуть воздуха. Да, Люба была рядом с Ильей и ни разу — ни разу! — не сказала: «Ну его к черту, сколько можно!»
Умер Сашка в сорок пять лет от цирроза. Вот что такое неудачная женитьба, наглядный пример того, как ломается жизнь. Когда слушаешь сердце, а не голову.
Слава богу, что он, Илья, не такой: он живет головой и очень этим гордится.
Любовь Николаевна смотрела в окно. Вид из окна был что надо: старая Москва, которую она так любила, их небольшой и уютный, с вековыми липами дворик. Как пахла цветущая липа! Как, не давая уснуть, будоражила душу! В молодости, конечно же, в молодости. Сейчас, например, не дают уснуть боли в колене. Или в спине, в пояснице. А то вдруг заноет затылок — значит, давление. Возраст, возраст. Фу, гадость! Нет, до старухи ей далеко, но проблемы имеются.