Ненюков и Гонта молчали.
— Я, естественно, отказался.
Вновь прибывший выглядел худым, в пиджаке, надетом словно поверх хоккейных доспехов, на ногах тяжелые туристические ботинки. Пока дежурная по этажу занималась квитанцией, он с любопытством оглядел сидевших в холле.
Несколько человек, в их числе Кремер, в ожидании обеда смотрели телевизор. Передавали «Волшебную флейту». Вероника вязала, Шкляр играл с Поздновой в шахматы, он выглядел пьянее обычного.
— Позвольте! — неожиданно громко удивилась дежурная по этажу. — Как ваша фамилия? Мацура? — В голосе послышалось сочувствие: — У вас один ребенок? Над единственным всегда трясутся… Он здоров! Получена телеграмма!
Сидевшие, как по команде, обернулись.
Вновь прибывший смутился, сунул телеграмму в карман.
— Спасибо.
Стуча тяжелыми ботинками, он протопал к себе в номер.
— Знаешь его? — спросила у Шкляра Ассоль.
— Конечно.
— Когда я выступила с гипотезой о Тордоксе, Мацура присутствовал на заседании кафедры. Он не выдержал и фыркнул.
— Он же такой выдержанный!
— Недавно читаю статью «Новое имя?». Малюсенький вопросительный знак, автор — Мацура. «Существенными и типичными являются своеобразные и только ему присущие приемы и системы изображения лиц и отдельных деталей одежды…» Господи, о ком это? Переворачиваю, глазам не верю — «Антип Тордокса»! И Мацура считает… «Он считает»! Каков? «Суд Пилата» тоже написан Тордоксой.
— «Суд Пилата»? — переспросил кто-то. — Похищенный в замке?
— Тогда он еще не был похищен!
— Значит, точка зрения Мацуры возымела последствия?
Кремер сделал движение подняться.
— Торжествует, — сказал Буторин сквозь дрему. — Мне кажется, он приехал с проверкой…
— Тебе это не впервой кажется, — Шкляр снял с доски короля, поставил на ручку кресла, — монарху здесь безопаснее…
— Проиграл? — Вероника в кресле не подняла головы над вязанием.
— Ты же знаешь! — Он заметил движение Кремера. — Пойдемте, писатель?
Они вышли в коридор.
— Несчастного Мацуру будут обсуждать долго.
— Вы знакомы?
— Мы вместе учились… В Москву не собираетесь? Здесь делать нечего.
— Пора, наверное.
«На что надеются? — Вспомнил Кремер старичка администратора. — Все разведали, вызнали! А перед отъездом их все равно проверят на перевалах. Выставка закрылась. Не могут же они вечно здесь оставаться…»
Обедать было рано.
— Может, нам выпить? — Не дожидаясь ответа, Шкляр продолжил: — А я загулял. Повод есть: мы с Вероникой решили пожениться.
— Поздравляю.
Недалеко от дежурной они снова увидели Мацуру: в спешке искусствовед взял не тот ключ.
— Дима? — удивился Мацура. — Тебя же ждут в Москве!
Шкляр пожал плечами. Мацура обернулся к Кремеру:
— У вас найдется лыжная мазь?
— К вашим услугам, с удовольствием…
— Спасибо, — Мацура качнулся, уходя добавил: — Неплохая погода устанавливается.
Шкляр ждал Кремера у своего номера.
— Итак, выставку не откроют. — Он порылся в карманах, нашел ключ, но дверь оказалась незапертой. — Можно уезжать… Входите. — Пропустив Кремера, он вошел следом, но дверь снова не закрыл, она так и осталась открытой.
В номере царил беспорядок: тюбики с краской, обертки от конфет. На столе в темной лужице плавали кусочки бумаги с цифрами.
У кровати сверкали лаком горные лыжи.
— Ваши? — спросил Кремер. — Интересные крепления…
— Из Дрездена привезли, — Шкляр засмеялся.
Дверь оставалась открытой — Кремер пожалел, что зашел в номер.
— И у Вероники такие?
— Нет, извините… — Шкляр пальцем вытер слезу. — У Вероники другое счастье. Машину выиграла. «Волгу».
Кремер посмотрел на него.
— Лотерейный билет… Честное слово! Вероника и проверять не хотела. Я пошел в сберкассу, у источника, — рассказывая, Шкляр протрезвел. — Первый раз в жизни я держал билет, выигравший машину!
— Как он выглядит?
— Вверху текст, внизу номер. Семнадцать тысяч сто восемьдесят пять ноль двадцать пять. Шестьдесят седьмой разряд. Вид на гостиницу «Россия», Москва…
Они помолчали.
— Что Вероника думает делать? — Кремер все еще рассматривал замысловатые крепления.
Шкляр не понял.
— То у себя в номере держит, то здесь…
Вероника появилась бесшумно, Шкляр замолчал.
— Вот ты где! — Кремеру показалось, что, прежде чем войти, Вероника стояла в коридоре, слушала. — Есть предложение! Антонин Львович и Ассоль предлагают вместе посидеть перед экскурсией. Нам уже сдвинули столы.
— Терновский — душа! — Шкляр оживился.
Кремер подошел к зеркалу. Ему было хорошо видно, как Вероника наметанным глазом быстро обыскала комнату. Не забыла она и обрывки бумаги на столе, и трехрожковую немецкую люстру под потолком.
— Идите вниз! — Вероника подошла к шкаф. — Я сейчас, только приведу себя в порядок.
«Если билет существует, — подумал Кремер, спускаясь по лестнице, — он в люстре, прижат пластмассовым стаканом к потолку. После нашего ухода Вероника перенесет его к себе в номер».
В ресторане уже сидели Пашков и Терновский. Над головой Пашкова чернело художественное литье — вид на гору Говерлу, верхнюю точку Украинских Карпат.
— Двигай сюда, Дима! — крикнул Пашков, увидев Шкляра.
На долю Кремера досталась быстрая, как ему показалось, удивленная улыбка Терновского.
— Сервус! — Он показал на стул между собой и Пашковым. — Какими судьбами?
— Здесь хорошо пишется.
— Только здесь? И нигде больше?
— А что же вы?
— Мой дед из Текехазы, это недалеко отсюда. Мы не земляки?
— Я рижанин.
От буфета подошел Шкляр.
— Привет честной компании! — Художник распечатал «Визант», кивнул знакомому официанту: — Мне рюмку водки.
Кремер невольно отметил его новую роль.
— Давно не видел вас, Дима, — сказал Терновский. — Я звонил несколько раз. Что нового?
— Задумал грандиозное панно.
Подошла Ассоль, никто не заметил, как она появилась.
— Позвольте?
— Прости, — Терновский вскочил с живостью, которую от него было трудно ожидать.
Мужчины поднялись. Подставляя щеку для поцелуя, Ассоль оглядела зал.
— «Холм» становится модной клайчевской «Авророй». Что вы заказали?
— Жюльены, — Терновский помог придвинуть стул, — сейчас принесут. И бутылочку сухого.
— От вина отказываюсь.
— А я нет! — Вероника выглядела эффектно: замшевая юбка, высокие сапоги, кофточка с металлическими украшениями. — Мы не опоздаем? — Она села между Пашковым и Шкляром, но ее внимательный взгляд только коснулся художника и сразу же прочно утвердился на Кремере.
Веронике явно хотелось проверить, какое впечатление произвело на него известие о лотерейном билете. Ничего не узнав, она обратила внимание на экскурсовода.
— Ты какой-то утомленный, Володя. — Пашков и в самом деле выглядел нездоровым.
— Ерунда. За прекрасных дам! — Пашков встал. — Мужчинам пить обязательно!
— Володенька! — Ассоль показала на Шкляра.
— Когда Дима выпьет, он становится прекраснейшим собеседником!
— Ты готов споить его?
— Не беспокойся, Ассоль, — Шкляр только пригубил рюмку, поставил на место, — я знаю меру. Ешьте, пейте, не обращайте на меня внимания. — Кремер слушал и не мог ничего понять. — Помню, случилась со мной история. Я тогда жил в Мурманске, работал в театре. Пить к тому времени мне уже запретили, а тут у главного режиссера круглая дата, дали ему заслуженного деятеля… — Теперь Шкляр был почти трезв. — Моя первая жена заключила с его женой соглашение: возле меня поставят графинчик с водой. Гостям объявят: это Димина норма, чтобы к нему никто и он ни к кому… И все-таки к ночи я был пьян, — он задумался, — друзья подменили графинчик, оказавшись находчивее наших жен… Не раз пришлось мне потом пожалеть об этом.
— Браво, — иронически похвалила Вероника. — Это новый этюд?
Подошел официант:
— Кофе подавать?
Пашков о чем-то тихо заговорил с Вероникой. Улучив минуту, Кремер придвинул стул и неожиданно услышал конец фразы:
— …Я выполняю поручение инспектора Гонты.
— Поднять руки? — так же шепотом спросила Вероника.
— Не нужно, только вы должны мне помогать.
— Вы меня с кем-то спутали, Володя. Кроме того, вам нельзя быть следователем.
— Почему?
— У вас нет памяти. Где ваши часы? Их действительно украли?
— Дело не в них… — Пашков слова выговаривал четко, глаза следили за всем, что делалось за столом. — Вам дорог Тордокса? Вы не хотели бы, чтобы наша национальная гордость уплыла за границу.
От Кремера не укрылось ни одно движение экскурсовода.
— Перед кражей, — говорил Пашков, — я видел вас и Буторина рядом с нашим служебным помещением. Петр Николаевич определенно вышел из комнаты экскурсоводов. Что он там делал? Когда я вошел, комната была не заперта.
— Может быть, Петр Николаевич сам вам это скажет? Вот он идет, кстати.
Пашков не ответил. К столу приближался Буторин. Рядом вышагивал прибывший из Москвы искусствовед.
— Мацура, — представил смотритель-кассир, — мой проверяющий. Собирается меня вытурить. Между прочим, когда-то вместе служили… Прошу любить и жаловать.
Официанты, без особого, впрочем, нажима, поторапливали собиравшихся на экскурсию.
— Товарищи! — крикнули от дверей. — Автобус подан!
Кремер заскочил в номер за портфелем, спустился вниз.
— Едете? — спросил старичок администратор, когда Кремер снова показался в вестибюле. — Я тоже отпросился, хочу отдохнуть.
— А как заслон, не сняли?
Администратор прикурил трубочку. Тонкие, как у подростка, ручки почти на треть вытянулись из узких рукавов. Кремер видел — его собеседника так и подмывает сообщить новость.
— Главное не в этом! — старичок заговорщицки мигнул. — Автобус!
— Автобус?
— Необычный! И экскурсоводов два, а не один, как обычно. Городок наш маленький — ничего не укроется. — Старичок замолчал. По лестнице спускался Ненюков, он тоже собрался на экскурсию.