Отец Антим, как будто заподозрив что-то, зашёл с другого края стола, развязал ещё один мешочек, раздвинул края, достал золотую коробочку особой формы и повернул так, чтобы всем стала видна надпись по-славянски: "Мощи".
- Тоже пойдёт на перековку? - строго спросил монах.
- Там никогда ничего не лежало, - с улыбкой сказал отец. - Ковчежец не освящён. Если не веришь, можешь спросить монахов Благовещенского монастыря, который в большом лесу. Я получил это от них.
Всё привезённое заперли в одной из комнат верхних покоев. Гости так устали, что попросили хозяйку не беспокоиться и не хлопотать по поводу горячего ужина - перекусили наскоро и завалились спать. На следующее утро они уехали. Остался только дядя Тудор со своими слугами.
Вот теперь малолетний Влад начал внимательно прислушиваться к взрослым разговорам, потому что очень хотел узнать, для чего нужно столько золота. Он старался вспомнить даже то, что вскользь слышал раньше, и всё это складывалось в историю о младшем брате отца, взошедшем на трон вопреки всякой очерёдности. Младший отцов брат правил, а отец оказался вынужден жить на чужбине. Конечно, такое положение дел было несправедливым, тем более что младший брат отца, влезший на трон без очереди, оказался ещё и нерадивым правителем, который не заботился о подданных.
Во-первых, он ради мира с турками решил пожертвовать сыновьями бояр. Из знатных семей взяли по одному мальчику, отвезли к турецкому султану и оставили жить во дворце. Султан мог сделать с этими детьми всё, что захочет, если бы мир был нарушен, поэтому бояре оказались очень огорчены. Огорчение получилось двойное, потому что нерадивый государь вёл переговоры, не советуясь ни с кем. Просто сказал боярам, возвратившись из Турции:
- Собирайте детей, а иначе война.
Вторую большую ошибку отцов брат совершил тогда, когда поехал на "великое собрание" в город Базель. Базель находился ещё дальше от Румынии, чем Нюрнберг, но был хорошо известен всем государям и представителям церкви.
Даже отец Антим знал про Базель. Более того - любое упоминание об этом месте заставляло кроткого монаха сердиться. Он говорил, что в Базеле собрались "очень плохие люди", которые хотели совершить "богопротивное дело", а именно "помочь Церкви Католической поглотить Церковь Православную". Малолетний Влад не очень понимал, что это значит. Он только видел, что священник аж дрожит от негодования. Наверное, в Румынской Стране митрополит негодовал точно так же.
А вот родитель Влада, очень довольный, повторял снова и снова:
- Мой брат своими руками подрубил оба столпа, которые поддерживают государев престол. Это значит, что мой брат скоро упадёт и больно ударится о землю.
- А зачем дядя подрубал эти столпы? - спрашивал малолетний Мирча, который в отличие от Влада никогда не стеснялся задавать родителю вопросы. - Разве дядя не видел, что вредит себе?
- Когда целишься в птицу, летящую высоко в небе, то не видишь яму у себя под ногами, - отвечал отец. - Мой младший брат угождал туркам, а затем - католикам, потому что думал о безопасности южных и северных границ своего государства. Но, глядя вдаль, на границы, он не заметил, как утратил уважение людей, которые совсем рядом. Кому же из подданных понравится, когда их государь заискивает перед иноземцами?
- А как же он должен был поступать?
- Государь должен не угождать, а убеждать... и убеждением, через мудрое слово, завоёвывать людские сердца, укреплять мир в своей земле и на её границах. Мой младший брат так не умеет. И поделом ему.
Насколько мог понять малолетний Влад, некоторые бояре и служители церкви, особенно возмущённые нерадивостью отцова младшего брата, стали сторонниками отца. Это они дали золото. Но зачем золото понадобилось?
Отец вместе с Тудором - единственным из гостей, который остался в доме - целые дни напролёт взвешивал собранное богатство. Всё происходило при закрытых дверях в той самой комнате наверху, где золото хранилось. Если заглянуть украдкой, то можно было увидеть, что двое взрослых скрючились за столиком и морщат лбы. На столике стояли весы с чашечками, как бывает у аптекарей, но чуть крупнее. На одной чашечке мог лежать кубок или что другое, а на противовесной - гирьки.
- Из этого кубка больше полтораста монет получится.
- А из тарелочки, которую только что взвесили - сорок пять. Итого, считай, двести.
После этих слов слышалось, как перо скребёт по бумаге. Кто именно что говорил, Владу трудно было понять, потому что подсматривать приходилось в маленькую щёлку. Откроешь дверь пошире - тебя заметят и прогонят.
Малолетний Мирча, который тоже подслушивал, пытался прикинуть, сколько всего золотых монет получалось у взрослых. Он складывал сотни с тысячами, но запутался уже в середине первого дня:
- Четыре тысячи восемьсот тридцать... Нет. Всё. Не могу.
Старшему брату никогда прежде не приходилось складывать такие числа, да ещё в уме, однако дети, не сумев уследить за подсчётами, всё-таки узнали кое-что важное. Они заметили, что отец теперь называл Тудора по-новому - не "мой добрый друг", а "мой жупан", как будто сам успел сделаться государем, а своего друга сделал боярином.
"Жупан" помогал не только взвешивать золото, но и носить к кузнецам, причём носить пришлось часто и много, и вот тогда Влад понял, что отец совсем не случайно поселился в доме, расположенном на углу Кузнечной улицы. Если кузнецы - твои соседи, то можно заранее решить, кому из них доверишь ответственное дело по перековке золотых цепей, подсвечников, коробочек и прочего в тонкие пластины.
Родитель и раньше рассказывал, почему семья обосновалась именно в Сигишоаре, но лишь теперь детям стало понятно, насколько все события в жизни связаны между собой, поэтому они просили повторить повествование, и отец охотно это сделал:
- Жигмонд принял меня в Орден Святого Георгия со словами: "Теперь ты не слуга, а брат мой". Я спросил, желает ли король видеть своего нового брата новым румынским государем. Жигмонд ответил: "Да". Тогда я понял, что могу нахальничать, и произнёс: "А имею ли я право собирать армию? Если я почти государь, то должен иметь такое право". Жигмонд ответил: "Оно у тебя есть". Я попросил закрепить королевское слово на бумаге, и тогда Его Величество велел составить грамоту, где говорилось, что я участвую в охране границы между Мадьярским королевством и Румынской Страной. Под предлогом охраны границ можно собрать армию в любое время. Но если ты охраняешь границу, то должен жить недалеко от границы.
- Поэтому мы живём в Сигишоаре? - спросил вечно встревающий Мирча.
- Да.
- А в другом городе рядом с границей мы жить можем?
- Можем, - ответил отец. - Например, могли бы жить в городе Брашов, но тамошние жители не очень гостеприимны. Здесь, в Сигишоаре, нам лучше всего.
- Армия нужна тебе для того, чтобы завоевать власть? - спрашивал Мирча. - Да?
- Да.
- А когда ты соберёшь армию?
- Когда появятся деньги, - отвечал родитель. - Чтобы собрать армию, нужны деньги, а у Жигмонда никогда их нет. Король вечно нуждается, потому что много тратит, очень много - он и сам ведёт войну. Хочет добыть себе ещё одну корону вдобавок к тем, которыми уже владеет. Он не может дать денег, и поэтому даровал мне право чеканить мою собственную монету.
В одну из ночей Владу совсем неожиданно приснился серебристый змей-дракон - тот самый, что прятался в ножнах отцова меча. Извиваясь и шипя в попытке оторвать от спины святой крест, чешуйчатый зверь медленно подползал к кровати. Всё ближе и ближе...
- Чего тебе? - спросил испуганный Влад.
- Есть хочу, - последовал ответ.
- Есть хочешь? Тогда... тогда попроси моего отца. Он скормит тебе моего дядю.
- Врёшь.
- Нет. Знаешь, как отец про него говорит? Говорит, что у дяди гнилая душа. А ещё - что дядя угождает туркам и католикам. Отец будет рад отдать его тебе.
- Ну, смотри! Если обманешь...
"Уф! Еле спровадил, - подумал мальчик. - И отчего дракон приснился именно теперь? Может, сон как-то связан с тем, что делается в доме?"
Каждый день, кроме воскресенья, приходили двое кузнецов. Влад знал их в лицо, потому что они жили рядом, но, даже не зная этих людей, сразу можно было угадать их занятие, ведь сами за себя говорили кожаные фартуки!
Обычно шитьём таких фартуков занимаются шорники, но люди, которые сейчас приходили в дом, не обращались на сторону по всякому пустяку. Их фартуки состояли из нескольких обрывков кожи, но куски соединялись не нитками, а клёпками, благодаря чему выглядели почти как доспехи.
- Зачем нам шорник, если мы и сами с руками? - говорили кузнецы. - По этому краю семь клёпок, и с другого краю - пять. И вон там ещё пять. И вон там четыре. На каждую клёпку по одному удару. Полчаса работы. А шорник провозится до вечера. Бычью кожу шить - много труда вкладывать...
В самый первый день кузнецы притащили с собой дубовую колоду, молоток, а ещё - большущие ножницы. Так двор отцовского дома на время стал монетным двором.
Один из кузнецов, сидя в тенёчке возле крыльца, резал ножницами заранее заготовленные золотые пластины, в результате чего получались кругл╢яшки, а второй кузнец, сидя посредине двора, на солнышке, превращал кругл╢яшки в монеты, ставя на них штемпель.
Штемпели отец Влада заказал у ювелиров и берёг так же, как золото, хотя эти штуки делались не из драгоценного металла и выглядели вполне обычно. Первый штемпель был просто коротенькой толстой палочкой, вертикально обрезанной с обоих концов, а на одном из вертикальных срезов виднелся рельефный рисунок. Второй штемпель выглядел почти так же, имея срез с рисунком, однако с другого конца был железный штырь.
В самом начале работы штырь по самое основание вколотили в деревянную колоду, чтобы надёжно закрепить штемпель. Сверху, на срез с рисунком положили золотую кругляшку. На неё рисунком вниз установили другой штемпель, а затем со всего размаху ударили по верхнему штемпелю молотком.