Мирча тоже не понимал латинскую речь, но, сидя рядом с собеседниками, многозначительно кивал. Очевидно, он догадывался, о чём говорят, потому что много знал о сути возникшей размолвки.
Влад знал мало. Он успел выяснить только то, что Гуньяди затеял большую войну с турками, а когда "валашский союзник" отказался поддержать затею, венгр обиделся. Из-за этого все теперь хмурились, передавая своё настроение окружающим предметам. Вот почему свечи в больших напольных светильниках горели тускло и сильно чадили, участники трапезы выглядели, как гости на поминках, а тени, бродившие по стенам, были ещё печальнее. Казалось, вино в кувшинах вот-вот скиснет - от досады на людей, не желавших веселиться.
В противовес хмурому настроению, царившему в замке, утро следующего дня выдалось ясным и солнечным. Княжич даже удивился такой погоде, ведь человеку часто кажется, что погода должна соответствовать его чувствам. Увидев безоблачное небо, Влад призадумался, но тут же нашёл подходящее объяснение: "А вдруг погода отвечает тайным мыслям Яноша, который с удовольствием спроваживает тех, с кем поссорился?"
Янош, конечно, вышел проститься, но его жена и сын не вышли. Наверное, венгры таким образом хотели показать, что отношения с семьёй румынского князя испортились, но румыны почти не обращали на это внимание. В обозе, готовящемся вот-вот покинуть замок, все были довольны скорым возвращением домой, так что солнечная погода могла быть отражением и этих чувств.
Пожалуй, из всех румын только Влад не был доволен. Он оставался хмурым, как накануне, считая, что его отцу незачем враждовать с таким могущественным - а главное умным и хитрым - человеком, как Гуньяди.
- Загостились, - громко сказала брэилянка, садясь в повозку, но поскольку это было сказано по-румынски, никто из венгров не понял.
Наверное, в прежние времена брэилянка получила бы отповедь от мужа за такое "неподобающее поведение", но сейчас он лишь усмехнулся. Государыня высказала то, что думали все. Все, кроме второго государева сына - окажись у Влада больше времени, он бы переговорил с Яношем, чтобы услышать его мнение по поводу случившегося. Жаль, не довелось.
Усевшись на коня, хмурый княжич в последний раз оглядел многочисленные окошки, выходившие во двор замка, как вдруг заметил в одном из них знакомое лицо, которое совсем не ожидал увидеть наверху. Той, которую он увидел, следовало находиться здесь, вместе со всеми отъезжающими. Влад посмотрел на повозки, которые явились на смену саням - одни были нагружены скарбом, в других сидели путешественники. Обозу вот-вот предстояло тронуться в путь, но ведь кое-кого не хватало!
Княжич ещё раз глянул вверх, на окно, чтобы удостовериться, но теперь никого не увидел. "Что же такое случилось?" - с тревогой подумал он и повернулся к Мирче:
- Брат, а где же твоя жена?
- Курица, - досадливо произнёс Мирча.
- Что? - не понял Влад.
- Эта курица сказала, что с нами не поедет, - повторил Мирча. - Сказала, что братец предложил ей остаться в замке, если она хочет.
- Она с нами не поедет!? - изумился Влад.
- Не поедет. Решила погостить у родичей ещё некоторое время, - сказал Мирча, явно повторяя слова Сёчке, после чего уже совсем другим тоном добавил. - Ты подумай, а! Как только мы с её братом разругались, она сразу решила от нас убежать. За прежнее своё житьё держится, а не за нас. Ой, я ей это припомню! Дура! И все её родичи - спесивые дураки! Они не понимают, что им придётся с нами помириться. Придётся! Потому что брак расторгнуть нельзя. Мы теперь связаны навсегда. А этой курице, когда она вернётся, я покажу, как от меня бегать. Ой, покажу! Век не забудет!
VI
Вспоминая давнее прошлое, государь Влад и не заметил, что до села Отопень осталось всего ничего. "Наверняка в этом селении тоже собрались люди, которые хотят судиться, - сказал он сам себе, - а значит, от мыслей о пятнадцатилетней девочке, в которую ты когда-то был влюблён, придётся отвлечься".
"Эх, ну зачем дорога такая короткая!" - досадовал князь. Когда его вынуждали оставить воспоминания, в которых жила Сёчке, он переживал расставание с ней ещё раз. Даже сейчас это казалось неприятно - Влад будто отрывался от чего-то, к чему прирос кожей. А в отрочестве, когда расставание случилось впервые, казалось хуже. Казалось, что он потерял половину себя, оставил рядом с любимой, раздвоился и снова станет самим собой, только если увидит предмет своих мечтаний. Хорошо, что, уезжая из замка, тринадцатилетний княжич не знал будущего. Не знал, что ему суждено увидеться с невесткой ещё только раз, да и то на короткое время.
Нет, она не умерла. Она продолжала жить и здравствовать где-то в венгерских землях, за горами. Нашла себе другого мужа. По иронии судьбы, этот новый муж тоже оказался кровным родственником Влада - не братом, но всё же. Влад подсчитал, что сейчас бывшей невестке уже не пятнадцать лет, а тридцать три года. "Возможно, у неё есть дети, - размышлял он, - и если так, то она наверняка располнела".
Хотел ли Влад увидеть её? Нет, не хотел. Ведь это была уже не Сёчке, а незнакомая женщина, которая даже имя теперь носила другое. "Сёчке" это было прозвище, а на самом деле её звали... Даже произносить не хотелось! Главное, что пятнадцатилетней девочке это настоящее имя совсем не подходило, а степенной женщине среднего возраста очень даже подходило.
Влад не хотел видеть, что стало с бывшей невесткой, и что в ней изменилось. Не хотел знать, разучилась ли она смеяться тем звонким смехом, которым заливалась раньше, когда играла со служанками в догонялки. Не хотел знать, разлюбила ли она танцы. Не хотел знать, потеряла ли она охоту по весне собирать лесные цветы. Время не щадит никого, и Сёчке тоже не могла избежать взросления. Сейчас встреча с ней вызвала бы только досаду и разочарование. Нет, Сёчке не умерла, но всё же этот клад оказался потерян, потерян безвозвратно.
Хорошо, что, уезжая из гостей, тринадцатилетний Влад не знал, как всё дальше произойдёт. Он рассчитывал, что невестка рано или поздно вернётся к румынскому двору и больше никуда не денется. "Первым делом, как увидишь её, надо сразу попросить прощения и пообещать исполнять всё точно, как она хочет", - думал княжич, успевший сто раз пожалеть, что последний разговор окончился ссорой. Конечно, поначалу любому человеку обидно, когда он слышит от любимой, что ему уготовили роль тайного воздыхателя, а не мужа, но время проходит, и сердце смиряется. "Если она хочет, чтобы я проявлял обходительность в любовных делах, пусть будет так", - решил тринадцатилетний воздыхатель.
Кстати, примерно тогда же воздыхатель выяснил, что вести себя обходительно значит ещё и стихи сочинять. Готовясь к новой встрече с Сёчке, он напридумывал целую кучу рифмованных комплиментов на венгерском языке, а затем стихотворство вошло в привычку, и захотелось сочинять на румынском. Лет в двадцать Влад сочинил вот такое стихотворение:
Расставшись навсегда, не упрекай ни в чём.
Ту, с кем рассорился вконец. Зачем браниться?
Поверь - как след в пыли стирается дождём,
Уйдёт и горечь вся, что побуждала злиться.
В подруге ты запомнишь лишь приятные черты,
Привычки милые, что сердце волновали.
Забудешь дни, когда ты допоздна, до темноты
В саду напрасно ждал. А радость встреч едва ли
Ты позабыть сумеешь. И один в чужом краю,
Поняв, что душу некому излить, тоска заела,
Ты вспомнишь невзначай то чувство, что дают
Глаза любимой, если озорно и смело
Они глядят в твои глаза. А дальше - больше.
Ты вспомнишь всю её - улыбку, голос, шаг
И рук касанье, силясь удержать подольше
Виденье сладкое. Затем сожмёшь кулак,
Воскликнешь мысленно: "Да неужели
Расстались с ней, и не сойтись опять!?"
Почувствуешь - на сердце раны отболели,
Забыта горечь, снова ты готов страдать.
Дороже и дороже с каждым одиноким днём
О счастье память. Как же с ней бороться!
Расставшись навсегда, не упрекай ни в чём
Ту, с кем расстался. Вдруг увидеться придётся...
Вспоминая пятнадцатилетнюю девочку, в которую когда-то был влюблён, государь Влад уже не заботился о том, чтобы его мысли соответствовали мыслям паломника. "Да, - про себя усмехнулся он, - по дороге в обитель негоже вспоминать свои старые грехи, в которых до сих пор не раскаялся и каяться не собираешься. Ну и ладно!" Паломник перестал себя одёргивать и на радость змею-дракону дал мыслям полную свободу.
"Раз уж я задумался о женщинах, - сказал себе Влад, - то почему бы ни вспомнить заодно и ту, которая живёт сейчас в городе Букурешть. Ту, которая ждёт тебя по вечерам, наряжается и перед самым твоим приходом ест мёд, чтобы целовать её было слаще. Она не похожа на Сёчке. Но кто сказал, что пристрастия отрока и взрослого человека должны совпадать? Красавица, которую многие именуют "государыня", хороша по-своему".
Слухи об этой государевой привязанности, которая не ослабевала вот уже три года, распространились далеко за пределы столицы. В монастыре про привязанность знали тоже. Знали и потому пеняли - дескать, что ж ты, государь, не желаешь жениться, а нашёл себе... И всё-таки от мыслей о женщинах князю пришлось временно отвлечься, потому что село Отопень приближалось.
Чтобы добраться до села, путешественникам требовалось проехать лишь узкую полоску леса, который и лесом-то мог считаться лишь с натяжкой. Он был настолько мал, что в нём не водилось крупной дичи - ничего интересного охотнику. Да и дровосеки тоже не нашли бы там ничего достойного - деревья в этом лесу росли сплошь тонкоствольные. Его не свели под пашню лишь потому, что он защищал от северного ветра прилегающие поля, а вот люди, проезжающие или проходящие через это место в летнюю пору, неизменно радовались, что лес по-прежнему есть, ведь деревья давали защиту от жары. Каждая кучерявая крона отбрасывала на дорогу такую же кучерявую тень, так что уже через минуту путешественникам становилось прохладно.