И всё же княжич не мог не тревожиться, потому что слышал о нынешнем султане много плохого. Говорили, что султан невоздержан в питии и потому склонен к резким переменам настроения. В течение одной минуты оно могло перейти из добродушного веселья в слепую ярость. Впрочем, случалось и наоборот. Собираясь во дворец, визиры не знали, уйдут ли домой живыми, ибо не существовало способа надёжно уберечься от высочайшего гнева. Говорили, что гнев возникал по самой неожиданной причине, а доказательством этих утверждений служила история о двух сербских княжичах.
Сербские княжичи жили в заложниках у султана и лишь недавно освободились, но до освобождения пережили страшную вещь. Турецкий правитель за что-то разгневался на отца своих пленников и решил их ослепить, чтобы те "ответили за неразумный поступок родителя". И вот тут началось самое ужасное - султан отдал приказ, однако через час или полтора сменил гнев на милость и послал сказать, чтоб никого не ослепляли. К сожалению, приказ запоздал - прежнее повеление уже исполнили, и тогда султан, узнав об этом, повелел: "Выколоть глаза тому человеку, который выколол глаза моим пленникам - за излишнюю расторопность". Получилось, что пострадало даже больше людей, чем могло бы! А могло пострадать ещё больше! Мало ли кто ещё мог попасться султану, когда турецкий правитель находился во власти гнева!
"Даже если мой отец не будет гневить султана, это ничего не значит, - думал Влад. - Мало ли из-за чего меня решат наказать. Султану, если он такой переменчивый, может прийти в голову что угодно!" А ещё одним доказательством переменчивости султана служило то, что он однажды, или даже дважды передавал власть своему сыну, но затем снова возвращался на престол по просьбе подданных, потому что сын был слишком молод, чтобы управлять государством.
"Неужели, меня отдадут на милость такому человеку?" - тревожился Влад и поэтому спросил у своего отца - правдивы ли слухи. Родитель ответил пословицей:
- Всё слушай, но никому не верь.
- Но ведь тех сербов правда ослепили, - заметил Влад.
- Да, их ослепили, - признал родитель, - но даю тебе слово, что с тобой ничего подобного не случится. Султан вовсе не так зол, как кажется. Скоро ты сам сможешь рассказывать истории о султане. Вот и посмотрим, будут ли они так страшны. Мы едем вовсе не к чёртям в пекло.
Княжич поверил отцу. Поверил, хоть и знал, что родитель имеет привычку привирать ради спокойствия сына. "Даже если он сейчас обманывает, это всё равно", - подумал Влад, ведь теперь, когда поездка к туркам ожидалась совсем скоро, верить отцу и впрямь было спокойнее.
Спокойствие в такое время представлялось самой ценной вещью, поэтому не только родитель, но и жупаны стремились успокоить Влада, а вслед за ними это начали делать другие слуги. Казалось, даже природа нарочно подсовывала княжичу подходящие зрелища. Так вышло, что поездка в Турцию осуществилась в июле, а июль в Румынии это месяц сенокосов, когда трава на равнинах, не выдержав летнего жара, начинает желтеть, и получается почти готовое сено, чем спешат воспользоваться крестьяне. Спокойные и размеренные движения косарей, скашивавших жёлтую траву, давали ощущение умиротворения, и такое же ощущение давали правильные ряды жёлтых стожков, выстроившиеся на зелёном обновлённом поле, по которому гуляли аисты и выискивали что-то в молодой траве.
Глядя на них, Влад даже спросил:
- Отец, а в Турции живут аисты? - и отец ответил, что вроде бы да, живут.
Расставание с домом прошло без слёз и длинных напутственных речей. Митрополит благословил в дальнюю дорогу, но благочинные проводы чуть не испортила нянька, которая выла в голос с тех пор, как узнала, что её подопечного Раду готовятся увезти.
Многие во дворце видели, как после получения скорбного известия нянька сидела на полу, обхватив руками "своё сокровище", целовала его в обе щеки и голосила:
- Господи, накликала беду! Господи! Да кабы я знала, что так оно будет, то откусила бы себе язык!
- Ты о чём говоришь? Умом тронулась? - спросил Влад, увидев эту сцену.
- Накликала я, окаянная!
- Да при чём здесь ты?
- Я ведь, дура сглазливая, всё пугала моё дитятко, что если он будет шалить, то придут турки и утащат его! - нянька издала почти звериный визг. - Я же не хотела, чтоб турки его забрали. Не хотела я этого, Господи!
- Да перестань. Никакой твоей вины здесь нет, - небрежно произнёс Влад, а нянька продолжала сиплым от слёз голосом:
- Я ведь и тебя в детстве так пугала. Только ты, небось, не помнишь.
Зато Раду помнил, как его пугали, и быстро сообразив, что случилось самое страшное, тихо подвывал в такт нянькиным стенаниям. Влад не знал, как ещё успокаивать этих двоих. Не знали и слуги, сбежавшиеся на крик, а также боярин, имевший несчастье приказать няньке, чтоб собирала маленького княжича в дорогу. Понимая, что пребывание рядом с голосящей женщиной ребенку явно не на пользу, никто не решался увести его в другую комнату. Люди не знали, будет ли лучше, если сейчас оторвать малыша от той, которую он, несмотря на все запреты и одёргивания, называл матерью.
Нянька до того обезумела от горя, что просила позволить ей тоже отправиться в Турцию. Конечно, последовал отказ, но понять просьбу было можно. Свои дети у этой женщины давно выросли, да она никогда и не занималась ими с таким вниманием, какое проявляла к воспитанию княжичей. "Бедная старуха", - подумал Влад, заметив, что её так и не выпустили на крыльцо, дабы не портила благочинные проводы, но в то же время отсутствие няньки радовало. Хотелось попрощаться спокойно, чтобы память о родных людях и родных местах не сплеталась со звуками криков и рыданий.
Оказавшись за воротами княжеского двора, Влад то и дело оглядывался, чтобы запомнить, как выглядят улицы Тырговиште, окрестные поля, лес вдалеке и синие горы за лесом. Река Яломица, протекавшая слева, ещё некоторое время сопровождала путников, а затем увильнула в сторону. Теперь путешественники видели только жёлтую дорогу, уводящую за горизонт, а справа и слева - бесконечные поля, на многих из которых шёл покос, бродили аисты и другие птицы. Сначала эти поля выглядели холмистыми, но чем дальше на юг уводила дорога, тем ровнее становилась местность.
- До Дуная местность будет ровная, - сказал отец. - За Дунаем опять начнутся холмы, за ними - горы, но не такие высокие, как у нас, а как переедем горы, будет турецкая столица.
Ехали быстро, и ради этой быстроты все путешествовали верхом, повозок не нагружали, а дорожный скарб хранили в тюках, навьюченных на спины нескольким лошадям. Даже Раду, которому не исполнилось ещё и семи лет, путешествовал в седле на одном коне с родителем, сидя спереди.
Когда удастся вернуться домой, не знал никто. Отец говорил "через несколько лет", но могло случиться всякое, поэтому Влад не думал об этом. К тому же отец умело отвлекал его и Раду от тревожных мыслей. Родитель вдруг сделался необычайно разговорчивым, часто указывал рукой вдаль и рассказывал что-нибудь занятное, а больше всего, конечно, про Румынию.
- Вон там находится село, которое называется Бэбэица, - однажды сказал он. - Влад, как думаешь, почему оно так называется?
- Там баб много? - с усмешкой спросил княжич.
- Так и есть, - ответил отец. - Баб много, а мужиков к себе заманить никак не могут.
Маленький Раду не понимал этих разговоров, но для него у отца находились другие загадки:
- Вон там есть село, которое называется Топору. Скажи мне, Раду, почему оно так называется?
- Не знаю, - ответил Раду.
- Ну, как же не знаешь? - мягко возразил отец. - Кто работает топором? Как эти люди называются?
- Дровосеки? - неуверенно ответил мальчик.
- Да, - сказал отец. - Значит, если село называется Топору, то кто там живёт?
- Дровосеки! - уже радостно воскликнул Раду.
- Верно, - ответил отец. - Вот видишь, как много интересного можно узнать в путешествии. А дальше будет ещё интереснее. Покажу вам Дунай.
Именно тогда Влад наконец-то разглядел Дунай. Прошлой весной в турецком лагере, огороженном со всех сторон, такой возможности не представилось. Река скрывалась от взора за множеством палаток и за высоким частоколом. К тому же, княжич особо не стремился разглядывать, потому что встречал отца после долгой разлуки и вдобавок глазел на турков, которых видел впервые, ну а когда вспомнил, что рядом Дунай, оказалось поздно.
Теперь же ничто не мешало хорошенько посмотреть на реку, и от увиденного у Влада захватило дух. Хотелось даже пожурить себя: "Что ж ты раньше не заметил такую красоту!" Дунай оказался широченным - таким, что если встать на низком берегу, можно было не увидеть противоположного берега. "Это же почти море", - подумал княжич, хотя никогда не видел моря.
Путешественники переплывали через Дунай на лодках, а кони переплывали сами - вместе со слугой, который знал, как заставить животных зайти в воду, и плыл вместе с ними. Во всё время переправы Влад сидел на корме лодки, смотрел на лошадиные головы, еле видные над волнами, и особенно - на выражение морд. Казалось, лошади думают о чём-то своём и лишь иногда поглядывают по сторонам.
Глядя на них, княжич даже забыл, куда плывёт - забыл, что плывёт к туркам, но он вспомнил об этом, когда лодки достигли противоположного берега, и настало время выпрыгнуть на прибрежный песок. Когда лодки причалили к другому берегу, отец снова начал успокаивать сыновей:
- Ну вот. Это уже турецкая земля. Видите, как скоро мы добрались? Значит, вы уезжаете не так далеко от дома.
Родитель немного преувеличивал, ведь за Дунаем жили болгары, а не турки, но в то же время можно было сказать, что путешественники добрались до Турции, ведь турки Болгарию завоевали.
- Теперь доберёмся до турецкой столицы. Она тоже не слишком далеко, - продолжал успокаивать отец.
Влад знал, что турецкая столица называлась Эдирне и находилась близко к болгарским землям - так близко, в этом городе чуть ли не пятую часть жителей составляли болгары. Кроме того, в Эдирне жили сербы и греки, но жили в основном по принуждению, хоть и не считались рабами. Султан, как и его предшественники, не позволял никому уехать, желая таким образом доказать, что любые народы и племена могут существовать с турками-завоевателями бок о бок.