Кайрин, едва взглянув на раненого, понял: дела плохи. Лежавший на кровати эльф горел в лихорадке и не имел сил даже открыть глаза. Рана у него на груди была неглубокой, но выглядела скверно: отёкшие и покрасневшие края её разошлись, из просвета сочилась тёмная кровь с неприятным запахом. «Несомненно, рана нанесена отравленным оружием, — подумал Кайрин. — Но магический след слишком слаб, а признаки не специфичны, чтобы понять, какое требуется противоядие. Узнавать же это методом проб и ошибок нет времени. Придётся попытаться вытянуть яд из тела, связав его, к примеру, с подходящим растением. Правда, мне ещё не приходилось делать подобное самому, без контроля наставника… Что ж, когда-нибудь это должно было случиться. Рискну, всё равно других вариантов нет».
Кровать стояла весьма удачно, изголовьем к стене, противоположной окну. Распахнув ставни, Кайрин снял с наличника и втянул в комнату длинный побег дикого винограда. Затем, попросив у Иты кусок мела, начертил на полу треугольник, направленный основанием к кровати, а вершиной — к перекинутой через подоконник виноградной ветви. Оставалось снабдить изображение нужными рунами и заполнить магической силой. Одно лишь мешало приступить к делу: беспорядочные вспышки магии, исходившие от Иты, были настолько сильны, что не давали сосредоточиться. Едва ли она стремилась помешать Кайрину, скорее, слишком волновалась за исход дела. Пришлось попросить её выйти из комнаты и поставить на дверь защиту от ментальных чар.
Оставшись в одиночестве, маг сел у изголовья кровати, положил ладонь на лоб Алькарима и начал медленно, осторожно пропускать через его тело магический поток, вытесняя, всё лишнее, вредоносное, не дающее свободно течь жизненной силе.
Сперва было очень тяжело. Магический поток Кайрина наталкивался на невидимое препятствие, преодолеть которое никак не получалось, а увеличивать мощность было слишком опасно для исцеляемого. В какой-то миг Кайрин поймал себя на том, что начинает раздражаться: на себя за то, что не способен разрешить проблему; на эгоистку Иту; на бестолковых стражей, непонятно зачем полезших в бой с дроу… Быстро убрав руку от раненого, он помотал головой, пытаясь успокоиться, потёр виски…
«Лишние эмоции создают силовые вихри и снижают точность потока, это очевидно, — подумал он с досадой. — Чтобы избавиться от них, нужен полноценный цикл медитации, а времени на него, похоже, нет. Но если не справлюсь с задачей, что я за маг? Такая беспомощность позорна для ученика самого Инголмо Анора! И захочет ли Ита помогать мне, если я её разочарую? Ох, Кай, о чём ты думаешь… Всё это неважно. Главное — вылечить, пока ещё можно это сделать. Вот бы рядом был кто-нибудь из магов, способных работать с эмоциями… А впрочем… Что я тушуюсь? У меня же за дверью — обученный менталист!» Кайрин торопливо убрал с двери запирающий знак, выглянул в коридор и позвал:
— Нисс Ита! Кажется, мне нужна твоя помощь.
Работа оказалась не из лёгких, и потому, покидая крепость Арэ Янна, Кайрин по праву гордился собой. Целый куст дикого винограда погиб, приняв в себя яд, почернел и отправился в печку, зато Алькарим очнулся и даже смог отблагодарить за своё спасение. На прощание он протянул магу деревянную бирку с причудливым узором и тихо произнёс:
— Прежде чем менять золото, покажи это Туолло. Пусть знает, что ты мой друг: своих он не обсчитывает так нагло, как чужаков.
Выйдя за ворота крепости, Кайрин просмотрел ещё раз долговую расписку и вдруг понял, что Ита выдала ему золота на целый милиан меньше, чем обещала. Но возвращаться к ней не было ни малейшего желания. «Не беда», — подумал маг бодро. — Пойду сперва к Туолло: вдруг он не такой пройдоха, как о нём говорят? И вообще, он же эльф, а светлые эльфы должны помогать друг другу'.
Лавку менялы Кайрин нашёл без труда: она стояла при входе в торговые ряды. Яркая вывеска над ней гласила: «Скупка золота, обмен монет. Быстро и без обмана».
Протолкавшись к прилавку, Кайрин был несколько удивлён. Ничего эльфийского ни внутри, ни снаружи он не заметил. Хозяин тоже оказался вовсе не эльфом. К старшему народу принадлежал один из его родителей, наградивший сына высоким ростом, худощавым телосложением и острыми ушами. Сам же Туолло был некрасив лицом, сутул и слегка кос на один глаз. Впрочем, внешние недостатки не мешали ему с удивительной скоростью взвешивать и рубить монеты, высчитывать разницу в курсах, заполнять расписки и при этом шутить и болтать с каждым посетителем, будто встретил давнего знакомца. Не остался без внимания и Кайрин.
Туолло не стал взвешивать полученные от Иты монеты, а на бирку Алькарима только замахал руками, уверяя, что любой светлый эльф может рассчитывать в его лавке на самый дружественный приём. Щёлкая костяшками счёт, Туолло принялся один за другим смахивать в ящик милианы дроу и выставлять вместо них на прилавок высокие столбики из местных монет, заодно расспрашивая Кайрина о погоде в горах, дорожных трудностях, ценах на продукты, здоровье какой-то дальней родни…
Украшения он рассматривал куда более тщательно: сразу называл размер и породу камней, отмечал недостатки в огранке, царапины, поломки оправ. В результате со всеми замечаниями ушлого ювелира Кайрин был вынужден согласиться, но оказавшись за порогом лавки, обнаружил, что в сравнении с распиской Иты его кошелёк похудел ещё как минимум на один милиан.
Убедившись в этом, маг только вздохнул и подумал: «Да уж, тут мне не Лаореласс… Интересно, всё ли в порядке у Яси?»
II. Глава 3. Яснодар
Расставшись с Кайрином на торговой площади перед замком, Яси пошла вдоль лотков и ремесленных лавок, на ходу с удовольствием разглядывая пёструю толпу.
Путь её лежал к лавке аптекаря. По дороге в город девочка поохотилась на свой лад вдоль тропы: она наполнила заплечный мешок корневищами дягиля и калгана, кошачьим корнем, ягодами можжевельника, берёзовым грибом, и теперь надеялась всё это выгодно продать.
Проходя по узкому и многолюдному тряпичному ряду, Яси вдруг услышала звуки тор-юха, пятиструнной арфы из рога оленя. На этом инструменте умел играть её отец. В душе Яси всколыхнулась давно забытая надежда: что если ещё кому-то из рода Атаев удалось избежать небесного огня? Однако, как ни пыталась она разглядеть музыканта, поток людей разделял их и уносил девочку дальше.
Изо всех сил работая локтями, Яси пробилась к большой бочке с пивом и, не слушая ругани торговца, вскарабкалась на её круглый деревянный бок. Вот теперь, поднявшись над головами людей, она увидела всё, что хотела. В соседнем ряду прямо на мостовой, в щели между лавками, сидел Полночный Волк! Яси вмиг узнала его, хоть похож он был на обычного человека. Перебирая жильные струны тор-юха, старый шаман наигрывал олений танец, а люди, проходившие мимо, бросали в костяную мисочку, стоявшую перед ним, мелкие монетки.
— Полночный Волк, я здесь! — закричала Яси и замахала руками.
— Вот сумасшедшая! — воскликнул пивовар, стаскивая её вниз за подол. — Куда залезла? Убиться хочешь?
— Погодь шуметь, Вересень! — окликнула пивовара женщина в сером платке. — Девчушка просто от своих на торге отбилась. Так ведь, птаха?
Но Яси уже вырвалась из рук владельца пивной бочки и кинулась сквозь толпу на звук струн. А к ним между тем присоединился знакомый голос. Полночный Волк тихо пел, наигрывая немудрёный мотив:
'Зла исцеленье ищет без толка
Глупая дочь Полночного Волка.
Но далеко ходить ей не надо:
Всё, что нас лечит, прячется рядом.
Раны, что плуг в земле прорезает,
Белой повязкой снег укрывает.
Раны от стали скроются тоже
Плотью живою, тонкою кожей.
Душу больнее гневом изранит,
И лишь прощеньем рану затянет…'
Ещё не стихли последние слова, когда Яси подбежала к пятачку между лавками. На нём было пусто.
Мимо прошла пара эльфов и компания нарядно одетых людей, проехал всадник на красивом верховом коне, но нигде не было видно ни ликана с его инструментом, ни мисочки с монетками. Яси кинулась к торговке зеленью:
— Тётушка, скажи ради солнца и ветра, здесь не проходил только что пожилой мужчина с арфой?
Торговка посмотрела на неё удивлённо и участливо:
— Что случилось, милая? Ты потерялась?
Поняв, что не получит толкового ответа, Яси принялась внимательно осматривать мостовую, на которой только что сидел Полночный Волк. Среди пыли, соломы и скорлупок от орехов на нагретых солнцем камнях лежал маленький варган. Его рамка была украшена изображением бегущего волка. Яси подобрала инструмент и зажала в руке. Затем, собравшись с духом, вернулась к торговке зеленью и спросила мальчика, глазевшего на сладкие пирожки в лавке напротив:
— Эй, братец, не видал ли ты, куда ушёл старичок, который только что тут пел? Или большая серая собака?
Мальчишка посмотрел на неё удивлённо:
— Какой старичок? Тут никто не пел. Только вон, мужик ходит с шарманкой да учёным псом.
Яси ещё раз внимательно осмотрела варган, потом завернула его в чистую тряпицу и спрятала в кошелёк. И решила, что, как видно, нынче Полночный Волк не зря показался ей и оставил подарок. Но к чему в его песне были слова про снег, раны и гнев?
В лавке аптекаря Яси заработала целых пятьдесят полулар. Полюбовавшись немного на распиленные пополам медные монетки, она ссыпала своё богатство в кошель и окинула торг новым, деловым и цепким взглядом. Теперь Яси считала себя настоящим покупателем, а не просто ротозейкой.
Очень скоро девочка выяснила: на её деньги не купить ни костяной гребень, который так славно смотрелся бы в волосах Тис, ни новую рубашку Утариону, ни удобную флягу для мастера Кая. А она так надеялась порадовать своих спутников подарками! Да и есть ей уже давно хотелось. Но аппетитные маленькие пирожки из белой муки и печёные яблоки в сладкой глазури стоили аж по пять лар за штуку! Такого расточительства Яси позволить себе не могла.
Со вздохом она отошла от лавки кондитера и ещё раз пригляделась к торговой площади. И заметила, что все чистенькие лавки с красивым товаром, любезными торговцами и празднично разодетыми покупателями располагались недалеко от эльфийской крепости, рядом с богатой частью посада. Спускаясь с холма к городским воротам, можно было видеть, как добротные дома в два поверха сменяются скромными избами, а прямые, мощёные досками улицы — узенькими переулками без мостовых. Возле городской стены избушки уступали место лачугам, построенным из чего попало и кое-как, стоящим без всякого порядка. Тут уже и переулков было не разглядеть, между покосившимися домишками петляли грязные и тёмные тропы.