— А матушка твоя, значит, проходимка? — фыркнула Тис. Вихрь уже собирался возмутиться, но дроу примирительно подняла руку. — Вот именно, она тоже была хорошим человеком, но подхватила заразу.
— Это да, — нехотя согласился Вихрь, — но всё равно вой ваш мог и живьём Сапожника приволочь, чтоб преподобный его проверил, и наши все убедились.
— Делать Утариону больше нечего, подвергать себя и всю деревню такой опасности, — покачал головой Кайрин. Утариону он доверял: не стал бы этот эльф убивать человека просто так. Вихрь однако имел свои резоны.
— Тут ведь какое дело: ну, я знаю, что эльфы злу не служат, мамка тоже знает… знала. А этим, — Вихрь коротко кивнул на односельчан, — преподобные каждую службу талдычат, что эльфы — отступники, и верить им нельзя.
— Чего тогда твои родичи трусят подойти и обмыть да похоронить своего убитого, как положено? — зло сказала Яси. — Эльф всё за них сделал.
— Дык это, — смущённо пожал плечами Вихрь. — А вдруг Матей таки пустой? Заразы боятся.
Между тем жрец закончил гундосить молитву, сложил руки в знак огня и натужно запыхтел, силясь породить хоть пару искр. Олеш едва заметно прикоснулся к нему, словно поправляя на наставнике облачение, и в тот же миг пламя бодро лизнуло фитиль восковой свечи. От неё Олеш запалил солому. Сперва от костра повалил едкий чёрный дым, затем в небеса с гулом взметнулось яркое пламя.
Костёр прогорел только к сумеркам. Селяне по-прежнему стояли на краю гумна, сжавшись в молчаливое стадо. Зато преподобный, вполне оправившийся от испуга, зажёг факел и посветил им Олешу, пока тот сгребал пепел в большую корзину. После паренёк понёс собранное к берегу реки, и селяне, вяло переговариваясь между собой, потащились следом. На пепелище остался один лишь Утарион. Некоторое время он стоял на месте костра, всматриваясь под ноги, затем подхватил с земли что-то, спрятал в кошель и лишь после направился к своим спутникам.
— А куда все пошли? — спросила Яси у Вихря.
— Пепел в реку опускать, — нехотя ответил тот. — Пустых в чистой земле не хоронят.
— Полагаю, нам при этом присутствовать необязательно, — сказал Кайрин. — Не пора ли задуматься о ночлеге?
— Вставайте на ночь у меня, если вам такое не зазорно, — предложил Вихрь. — У нас тут чужих в гражду звать не принято, но гостинка уж больно далёко, в Больших Березняках. Не дойдёте по темноте.
— Нам не зазорно, — ответил Кайрин, переглянувшись с остальными, — а тебе как? Я ведь не смог твою… — он запнулся и не договорил, в горле неожиданно пересохло. «Как меня, оказывается, мучает чувство вины», — хмыкнул он про себя.
— Ты очень старался. И даже мстить пошёл, — важно нахмурился Вихрь. А про себя добавил, что узнай о беде Одарки кто из людей, дело кончилось бы доносом преподобному, а потом ровно тем же — сожжением. Только не случайным, в попытке вылечить, а преднамеренным, у столба. Заодно и им с Олешем не поздоровилось бы за то, что смолчали, скрыли болезнь.
Утарион посмотрел на друзей с удивлением. Он не понимал, о чём речь, что такое Кайрин не смог сделать, хотя очень старался. Однако допытываться не стал, справедливо подумав, что время для вопросов и ответов ещё придёт.
— Мы будем тебе очень признательны за постой, — улыбнулась Тис Вихрю.
— Олеша только предупрежу, — сказал тот и сразу же громко свистнул вслед уходящей процессии. Олеш обернулся и кивнул ему в ответ. — Ну, порядок. Ступайте за мной.
Дом, в котором жила Одарка с сыновьями, стоял у самого поля, на дальнем конце села. Хоть Одаркино подворье не отличалось большим размером, выглядело оно, как маленькая крепость — гражда, строение, обычное для Курушанских гор. И как каждое настоящее курушанское жилище, оно начиналось с массивных глухих ворот, ведущих во внутренний двор, образованный избой и вереницей хозяйственных построек.
Внутри избы оказалось тесно, но чистенько и вовсе не так бедно, как можно было предположить, глядя на неё снаружи. В сенях висел глиняный умывальник с чистым рушничком, в жилой части половицы были выскоблены добела и застелены полосатыми ковриками. Большую печь, занимавшую собой почти треть комнаты, украшали расписные изразцы.
Впустив в дом гостей, Вихрь принялся бойко хлопотать по хозяйству: засветил от лампады пару свечей, растопил печь, поднял из погреба корзинку с куриными яйцами, кусок окорока и миску кислой капусты, приволок воды…
Обычно во время стоянок устройством быта маленького отряда заведовал Утарион. Однако в этот вечер он, едва оказавшись в избе, сел на лавку возле двери, прикрыл глаза и замер, словно тень. «Устал, наверное, — сочувственно подумала Яси. — А всё ж не дело, что Вихорко один хозяйствует». И тут же предложила:
— Тебе помочь?
Парень охотно сунул ей в руки сковороду:
— На, жарь яишню на всю ватагу. Или эльфам такого есть не полагается?
— Полагается, если положат, — хохотнул Кайрин. На это Тис, присевшая на лавку рядом с Утарионом, закатила глаза. Она заметила, как перехватило горло у Кайрина, когда тот говорил о своём провале с лечением Одарки. И вот, не прошло и нескольких минут — уже шутит да улыбается. Либо отходчивый, либо таким образом пытается поднять всем настроение.
— А братец твой где? Он придёт? — спросила Яси у Вихря, отсчитывая нужное количество яиц и отрезая мясо.
— Придёт, куда денется. Ща они с преподобным вечернюю службу отчитают, закроют часовню — и прибежит. О, забыл я ему на улице фонарь повесить! Мамка всегда так делает… делала, — и Вихрь, вдруг вспомнив о невесёлом своём положении, тяжко вздохнул. А потом добавил: — Хорошо, что Олешка у меня при храме. Не пропадёт.
— Ты замечательный старший брат, — сказала Тис. Вихрь покосился на неё недоверчиво: то всё нос воротила, теперь хвалит ни за что ни про что…
— Не надо меня утешать, не маленький, — гордо заявил он. — С чего это ты вдруг так ко мне подобрела?
— Просто поняла, что у нас много общего, — на губах дроу появилась тень грустной улыбки. Вихрь посмотрел на неё вопросительно. Как, впрочем, и Кайрин с Утарионом. — С моей матерью тоже приключилась беда. Похожая, но не совсем такая. Я ушла из дома, чтобы попытаться помочь и ей, и всему моему народу. И очень надеюсь, что мне не придётся по возвращении убивать её своими же… руками…
— Понимаю. Я-то рад, что мне не пришлось, — Вихрь опустил голову и полез ворошить угли в печи.
Тис закусила губу. «Хотела подбодрить, а получилось вон оно что…» — укорила она себя. На помощь пришла Яси, прямолинейно спросив:
— Значит, Олеш учится у вашего шамана? И потом будет сам шаманом, да?
— Тарн не шаман, а преподобный, — поправил её Вихрь. — Это значит — жрец Единого. Чтоб стать, как он, надо аж десять лет в большом храме учиться и там же жить, никуда не выходя. Туда ещё и не всех берут, ик-замин сдавать надо. Это испытание такое. Пока Олешка просто помогает Тарну, а тот его учит всему, что там станут спрашивать. Ну, и подкармливает заодно. И в большой храм с собой водит, книжки читать. Ток я думаю, Олешку должны уже взять без всяких испытаний: он у меня жуть какой умный, все буквы знает, и людские, и эльфячьи.
— А ты сам что дальше делать думаешь?
— В Зимогорье подамся, — охотно подхватил новую нить разговора Вихрь. — Там, говорят, в городскую стражу крепкие ребята нужны, — и, рисуясь перед Тис, парень лихо крутанул в руке кочергу. — Как приеду потом сюда с мечом да на коне — Красимир от зависти лопнет…
— Насколько я помню, у людей право носить меч имеют лишь рыцари и их сыновья, — подал голос Утарион, не поднимая век.
Вихря это замечание совершенно не смутило.
— Мой батя, между прочим, благородный человек, а не какой-нибудь свинопас.
— Что, прям рыцарь? — искренне изумилась Яси.
— Ну, не рыцарь, конечно… Управляющий в главном поместье графа Ярна. Это вам тоже не сапог дырявый, в таком деле надо голову на плечах иметь. Сам граф — он что? В войну по походам мотается, а когда мир, рыцарей своих школит, чтоб салом не зарастали. А о том, чтоб им всем было чего жрать, да чем коней кормить, да дров в замок сколько надо, да где чего посеять, где купить-продать — это всё к управляющему. А маманя была его жена, и не какая-нибудь там ключница или кухарка, а камеристка графской дочки. И звали её Одри Локк. Вот.
Утарион только вздохнул устало. А Яси, с интересом скользнув взглядом по стенам избушки, спросила:
— Но как же вы очутились здесь?
— В ту пору, как я родился, затеялась война, и маманю для безопасности отправили из замка.
— Давно это было?
— Ага. Уже лет пятнадцать тому.
— И что, до сих пор воюют?
— Поди знай. Но коль победили б, батя бы нас отыскал и забрал к себе.
— Может, его уж и в живых нет, — осторожно заметила Яси.
— Мамка б вызнала. Она у меня раньше красивая была — страсть, к ней тут многие присвататься пытались. Она знаешь, как отвечала? «Покуда никто не видел моего мужа мёртвым, я — жена Вильяма Локка».
Яси помолчала, в задумчивости почесала за ухом, а потом спросила, нахмурившись:
— Послушай, а сколько лет Олешу? Одиннадцать? Двенадцать? Но тогда ведь получается, что он родился уже после того, как ваша матушка оставила замок. Откуда же он взялся, если она такая верная жена?
— Из тех же ворот, из которых весь народ, — сразу увяв, нелюбезно буркнул Вихрь. — Слышь, узкоглазая, у тебя там яишня горит. И вообще, пойду-ка я для Олешки фонарь на улице повешу, чтоб он себе шишек сослепу не набил.
Когда за парнем захлопнулась дверь, Утарион сказал:
— Яси, не стоит принимать близко к сердцу всё, что рассказывает о себе этот юноша. Вихрь находится в возрасте, когда обыденная жизнь кажется пресной и скучной, вот он и выдумывает небылицы, чтобы приукрасить её хотя бы в собственном воображении. Кроме того, очевидно, что у Вихря с Олешем разные отцы, но намёки на это, похоже, нашему хозяину неприятны. Олеш… хм… вполне может быть ребёнком от случайной ночи.
— А кто недавно с таким жаром объяснял Яси, что у эльфов не бывает случайных детей? — с едва заметной усмешкой поинтересовался Кайрин.