Игра! Как я раньше не додумалась? Это лучший способ совмещения разных ментальностей и достижения согласия между учениками. Особенно хороша такая простая игра. Надо подумать, как включить в учебный процесс больше игр.
Алиса и Симон продолжают наблюдать за маленькой группой.
– Думаю, они могут многому нас научить, – говорит Алиса. – Во всяком случае, Офелия преспокойно беседует с ними, как с… как с обыкновенными людьми.
– Ты удивлена?
– Вообще-то да… Мы сами их сделали, но я никак не уговорю себя, что они такие же, как мы.
– Это потому, что мы – их создатели, – объясняет Симон. – Наверное, лучше забыть об этом этапе их существования и видеть в них просто друзей нашей дочери.
Он прав. Надо же, я, боровшаяся за их существование и за отношение к ним как к обыкновенным людям, удивляюсь, когда с ними играет и смеется моя дочь!
Похоже, Посейдон выиграл еще раз. Четверка спорит на какую-то важную для них тему.
Алиса и Симон подходят еще ближе.
– …Меня бы это удивило, – говорит Посейдон.
– А я совершенно уверена, – возражает Офелия.
– Невозможно! – говорит Посейдон.
– По-моему, это маловероятно, – сомневается Гермес.
– Зависит от того, сколько вам известно, – рассуждает Гадес.
– Ни за что! – восклицает Посейдон. – Впрочем, надо бы для начала проверить.
Непонятно, о чем речь.
– Вам подавай доказательство? – спрашивает Офелия.
– Конечно.
– Показывай. Только этого и ждем.
– Смотрите внимательно.
Офелия тянется к Посейдону и целует его в губы.
Двоим другим смешно, они требуют того же. Офелию не приходится долго просить.
Справившись с неожиданностью, Алиса размышляет:
Страх или любовь? Эти четверо, во всяком случае, сделали свой выбор. Сумеют ли они преобразовать человечество?
ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: Жан Батист Ламарк
Жан Батист Ламарк – автор концепции трансформизма.
Он делает карьеру в армии, потом покидает ее и увлекается медициной и ботаникой. В 1779 г. он публикует «Флору Франции»[38], труд, в котором выводит несколько правил, позволяющих легко определять цветы и другие растения. Книга имеет большой успех. Его принимают в академию наук и делают «профессором естественной истории насекомых и червей в Королевском саду».
Занимая этот престижный пост, он создает в Париже Музей естественной истории, преподает зоологию позвоночных, которых начинает распределять по категориям и классифицировать. Тогда же он развивает концепцию трансформизма: виды становятся сложнее, разнообразнее и увеличивают свою специализацию, изменяясь со временем и по мере трансформации среды обитания.
В 1809 г. Ламарк публикует свою «Философию зоологии»[39]. В ней он излагает свою теорию эволюции видов посредством внутреннего преобразования:
«У любого животного, срок развития которого еще не истек, более частое и устойчивое использование того или иного органа постепенно усиливает этот орган, развивает его, увеличивает и сообщает ему силу, пропорциональную длительности его применения. Напротив, постоянное пренебрежение таким органом ослабляет его и приводит к исчезновению».
Он приводит в пример жирафа, вытягивающего в засуху шею, чтобы добраться до листьев на вершине больших деревьев, и тем самым изменяющего свой организм. В дальнейшем он производит на свет молодняк со все более длинными шеями, позволяющими дотягиваться до самых вкусных листочков. Чем больше детеныши жирафа вытягивают шею, тем длиннее шея у жирафов следующих поколений. По этой же логике если крот постепенно ослеп, то это потому, что под землей ему не нужно зрение.
«Все, чем природа наградила особи и чего лишила их постоянным воздействием обстоятельств, она сохраняет для нового поколения особей, при условии, что эти приобретенные изменения присущи обоим полам, произведшим на свет этих особей».
После публикации этого труда Ламарк подвергся прямым нападкам других ученых, в частности такого именитого, как Жорж Кювье[40], сторонника теории «фиксизма», согласно которой виды не эволюционируют.
К 75 годам Жан Батист Ламарк, не отрывающийся от микроскопа, слепнет. Утративший уважение коллег, отвергнутый тогдашней академической средой, обнищавший, он, чтобы выжить, продает свои гербарии и коллекции насекомых иностранным ученым. Через десять лет, в 1829 г., в возрасте 84 лет, одинокий, разоренный, презираемый другими учеными, он умирает.
Чарльз Дарвин, предложивший в 1859 г., спустя тридцать лет, свою теорию естественного отбора наиболее приспособленных организмов в своей книге «Происхождение видов», продолжит размышления Ламарка об эволюции и подвергнет их критике. С его точки зрения то, что у всех жирафов длинная шея, означает, что короткошеие, будучи плохо приспособленными, вымерли. Дарвин пишет: «Я прочел Ламарка и нашел, что это посредственный автор».
Короче, если для Чарльза Дарвина эволюция происходит случайно, как отбор наиболее приспособленных и отбраковка слабых, в соответствии с элитаризмом его эпохи, то для Жана Батиста Ламарка эволюция – это трансформация тех, кто на это способен или имеет глубокую потребность, так как каждое существо обладает способностью к самопрограммированию.
Через шестьдесят лет после смерти Ламарка ряд ученых (в том числе Пауль Каммерер) причислили себя к ламаркистам, но на них немедленно ополчилась, покрывая их позором, официальная наука, приверженная дарвинизму. В наше время труды Ламарка забыты, а на щит подняты теории Дарвина, единственные, получившие признание научного сообщества.
Тем не менее некоторые явления, например трансформация орхидей, адаптирующихся к конкретным формам и половым феромонам пчел, не находят объяснения в дарвинизме и могут быть поняты лишь в свете теории Ламарка, по которой живые существа обладают способностью волевой трансформации для адаптации к окружающей среде. Более того, новая дисциплина «эпигенетика» – это лишь современное название для трансформизма Ламарка. Ученые не только все больше признают, что Ламарк первым задумался об эволюции видов, но и считают, что только его теории позволяют понять всю сложность мира живой природы.
Энциклопедия относительного и абсолютного знания
Акт III. Ствол
Прошло пять лет после стычки мальчика-турка и мальчика-армянина в раздевалке спортзала.
Двадцатилетняя женщина со светлыми волосами до плеч идет одна по коридорам Новой Ибицы. Внезапно у нее за спиной раздаются шаги. Она оглядывается, но никого не видит. Можно идти дальше. Но тут начинают мигать сразу все светильники на потолке. Она ускоряет шаг.
Снова кто-то идет следом за ней. От испуга она переходит на бег. Светильники по-прежнему мигают, создавая все более быстрый стробоскопический эффект.
Потом весь свет разом гаснет. Шаги сменяются приближающимся шорохом крыльев.
Снова мигающий свет, озаряющий темный коридор впереди.
Женщина замирает, ее колотит дрожь.
Ей на голову падает кусочек цемента. В ужасе она медленно поднимает глаза и видит ЕГО.
Вцепившись пальцами ног в светильник, он глазеет на нее, шевеля огромными ушами и двигая влево-вправо своим пятачком.
Женщина испускает вопль. Поздно! Биение крыльев – и Ариэль зажимает ей рот своей мягкой ступней с длинными гибкими пальцами, заключает ее в кокон своих перепончатых крыльев и стискивает.
– Я не хочу причинять вам вред, – бормочет он ей в ухо. – Прошу, один поцелуй!
Молодая блондинка узнает своего одноклассника. В попытке вырваться она со всей силы кусает его за кончик носа. Он вскрикивает от боли и распахивает крылья, выпуская ее.
Она бежит, крича на бегу:
– НА ПОМОЩЬ! СПАСИТЕ!
Девушка бежит со всех ног, чтобы спрятаться в квартире, где живет с родителями, Маргаритой и Тома. Ее отец – едва ли не главный противник гибридов. Сейчас он вместе с другими мужчинами чинит канализационную трубу. При виде растрепанной, до смерти напуганной дочери он замирает.
– Ариэль… – произносит она еле слышно. – В западном коридоре на меня напал Ариэль.
– Что?!
– Увязался и как набросится! Укутал крыльями и попытался насильно поцеловать.
Недолго думая, пятидесятилетний мужчина хватает тяжелый разводной ключ и размахивает им, как палицей. Другие вооружаются кто чем: молотком, мотком проволоки, куском арматуры.
– Скорее, поймаем это чудовище, пока оно не покинуло зону! – вопит Тома.
Вооруженная толпа кидается в коридор искать Ариэля.
Видя ее приближение, гибрид колеблется, как поступить. Но враждебность преследователей не оставляет ему выбора. Он спасается от Сапиенсов, перейдя на бег, но быстро выдыхается, распахивает крылья и взлетает. Увы, высота потолка в коридоре не более трех метров, подниматься некуда.
Маша крыльями, он влетает в тоннель бывшего скоростного метро, заблокированный с другой стороны горой щебня.
Грозные преследователи все ближе.
– Он наш! – ликует Тома.
– Подождите, дайте объяснить! – пытается оправдаться Ариэль. – Я попросил всего лишь о маленьком поцелуе, хотелось узнать, каково это – когда тебя целует одна из Сапиенс…
Но человек уже кидает в него свернутую в лассо веревку, ловит за ногу и принуждает опуститься.
Пятеро мужчин набрасываются на него и осыпают ударами.
Ариэль больше не сдерживается, он издает истошный крик, ультразвук, невыносимый для людских барабанных перепонок. Его недруги замирают от неожиданности, но быстро приходят в себя и возобновляют избиение.
Тогда в коридор влетают трое других молодых Ариэлей, привлеченные ультразвуком своего товарища.
– Отстаньте от него! – требует Гермес.
Тома узнает его, он знает, что этот гибрид – главный среди своих.
– Он хотел изнасиловать мою дочь и должен за это поплатиться! – кричит он.