Нет лучше способа снять напряжение.
После ванны она натягивает джинсы и майку и спускается вниз, наливает себе большой бокал пино нуар и, поставив у ног бутылку, падает в кресло перед камином, где трещат толстые дрова.
Бенджамин устраивается в кресле напротив и осторожно заводит разговор:
– В «Энциклопедии» есть глава о теории, согласно которой системы из двух тел предсказуемы, а системы из трех тел – нет…
– Лично меня поразило место об энтропии. События, предоставленные сами себе, естественным образом склоняются к хаосу… – Она со вздохом наливает себе еще вина и продолжает: – Мои чада вообразили себя хозяевами мира. Желают вести переговоры друг с другом, без нас.
Алиса и Бенджамин долго молчат, глядя на огонь. Через несколько минут к ним присоединяется Джонатан.
– Добрый вечер, Алиса. Не слышал, как ты вернулась. Кажется, мирные переговоры увенчались успехом?
После нового глотка вина Алиса цедит:
– Скажем так: я избежала худшего.
Джонатан вопросительно смотрит на отца, тот отвечает беспомощным жестом и меняет тему:
– Гермес вернулся незадолго до тебя. Я пригласил его к нам к восьми вечера, на семейный ужин. Они с Офелией скоро будут здесь. – Он смотрит на часы.
Но время идет, а их все нет. Бенджамин пробует им дозвониться, но тщетно, проверяет на кухне готовность своих блюд и предлагает начать без них.
– После закусок они наверняка явятся.
Бенджамин приготовил типичное блюдо Ариэлей: фуа-гра из печени стервятника, которое он подает с белым вином и с луковым желе.
Алиса ест на автомате, без привычных комментариев о кулинарных талантах повара.
– Точно все хорошо? – не выдерживает тот.
– Уверяю тебя, лучше не бывает.
Она ищет тему разговора, которая позволила бы ей отвлечься.
– Как вы нашли жителей Новой Ибицы, а они – вас?
– Более-менее, – откликается Джонатан. – Они не сразу поймут, как устроено наше смешанное общество, но нельзя не признать, что Франки умеет разряжать атмосферу своими шутками и музыкой. По-моему, наше немного чопорное общество заждалось как раз такой шайки веселых гуляк. Хватит относиться к себе со зверской серьезностью.
Как оба мужчины ни стараются, Алиса слишком быстро расправляется с тартинками с фуа-гра.
– Что тебя гложет, дорогая? – шепотом домогается Бенджамин.
– Почему Офелия и Гермес так задерживаются? Это на них не похоже. Возможно, Гермесу не хочется сегодня видеться со мной. Мог бы, по крайней мере, предупредить.
– Хочешь, я за ними схожу? – предлагает Джонатан.
– Нет, не утруждайся, придут, никуда не денутся.
Бенджамин приносит главное блюдо – рагу из мяса горного козла с рисом. Алиса и это блюдо глотает, почти не жуя и хмуря брови.
– Все, хватит! – Бенджамин бросает на стол салфетку. – Или ты рассказываешь, что приключилось, или я уношу рагу!
Алиса вздрагивает, как будто он нарушил течение ее важных мыслей.
– Прости… Рагу – чудо, как обычно. Просто я устала от своих несносных «чад». Что проку в мечтах об изменении мира, в попытках убедить других в своей правоте, в планах на будущее? Какой смысл творить?
– Что на тебя нашло? – удивляется Бенджамин.
– Старею, наверное. Я утратила свой былой энтузиазм. Наверное, любую мать удручают недостатки ее повзрослевших детей.
– Еще ты – мать Офелии.
– Именно! Ее нет, это выводит меня из себя. Может быть, мне пора в отставку, пусть меня заменит она.
– Когда Офелия родит близнецов, у нее появятся законные основания для укрепления союза Сапиенсов и Ариэлей, – поддакивает Джонатан.
Бенджамин подливает Алисе вина и встает у нее за спиной, чтобы помассировать плечи. Она кладет свою ладонь на его.
– Ты – прелесть, Бенджамин, мне так стыдно за свою угрюмость сегодня вечером! Эта встреча в Париже вызвала у меня чувство горечи. Зря мы не пригласили Франки, он бы нас повеселил.
Раздается громкий стук в дверь. Удивленный Бенджамин идет открывать. На пороге Гермес, он в панике.
– Скорее за мной! – умоляет он прерывающимся голосом. – Возникла большая проблема.
Алиса, Бенджамин и Джонатан торопятся по улицам Валь Торанса в шале Гермеса. Оттуда доносится крик.
Это Офелия!
Алиса находит дочь лежащей на кровати и стонущей от боли. Она щупает ей лоб – он горит.
– Мне больно, мама! Живот!..
– Успокойся, милая, плодам нужен твой покой.
– Я не могу сейчас рожать, мама, еще рано! Слишком рано! – убивается Офелия.
Дальнейшее лишь подтверждает ее опасения. У Офелии открывается кровотечение, она кричит от боли. Алиса, Бенджамин и Джонатан меняют друг друга у ее изголовья.
Внезапно оба близнеца-метиса вываливаются наружу. Сколько над ними ни бьются, они остаются неподвижными.
Офелия горько плачет. Бенджамин уносит два маленьких бездыханных тела. Алиса сжимает дочь в объятиях.
– Я здесь, с тобой, моя Офелия…
Гермес кладет ступню в ее ладонь.
– Я здесь, любимая.
Он целует Офелию, тоже плачет и машинально слизывает свои слезы длинным, узким, заостренным языком.
Бенджамин, придерживая Алису за плечи, выводит ее из комнаты, за ними плетется Джонатан.
– Пойдем, им надо немного побыть вдвоем…
В следующие дни Алиса не отходит от постели дочери, чтобы помочь ей пережить тяжелую утрату. Она устроила ее в соседней комнате в шале Бенджамина и большую часть времени проводит в кресле, у ее ног.
Офелия спит, Алиса стережет ее сон. Из окна открывается вид на Валь Торанс. Деревня, над которой высятся три горы, сильно изменилась после ее возвращения. В небе снуют Ариэли с чемоданами, покупками, а то и с пассажирами-Сапиенсами.
На крышах некоторых шале появились взлетные площадки, похожие на автобусные остановки, по фасадам вьются лестницы, чтобы к ним добираться.
Иногда в небе проносятся гибриды с длинными лентами, это реклама ресторанов Ариэлей или объявления о продаже особенной одежды, не мешающей крыльям.
Офелия беспокойно вертится в постели, потом рывком просыпается и подскакивает, как будто от кошмара.
– Гермес! – вскрикивает она. – Где Гермес? Почему он не здесь?
– Он очень занят, ты же знаешь, – отвечает ей мать.
Молодая женщина сосредоточивается, чтобы успокоиться. Алиса утирает с ее бледного лба пот.
– Как ты себя чувствуешь?
– У меня чувство… пустоты. Своей бесполезности. Да еще Гермеса вечно нет рядом… После моих преждевременных родов он изменился, отдалился, как будто злится на меня, считает виновной в этой неудаче.
– Дорогая, он, конечно, тоже огорчен и несчастен, старается об этом не думать, погружаясь в работу. Когда ты – правитель Ариэлей, то ты себе не принадлежишь, какие бы драмы ни происходили в жизни.
Офелия горестно вздыхает.
– А ты, мама? Я же и тебя подвела.
– Не говори глупости! Нет, доченька, наоборот, благодаря тебе я получила важнейшую недостающую информацию. Благодаря тебе я теперь знаю, что метизация между Ариэлями и Сапиенсами невозможна. Между нами и гибридами существует видовой барьер.
– Я так надеялась, что они родятся…
Молодая женщина опять плачет.
Я должна была раньше об этом подумать и поговорить с ней. Какими были бы эти новые существа? Родились бы с половинками крылышек? Как бы они тогда летали? Как напомнил мне Бенджамин, куры с их атрофированными крылышками разучились взлетать и превращались в легкую добычу для хищников.
– Придется предупредить другие смешанные пары, что они не могут иметь детей.
Молодая женщина еще пуще рыдает. Алиса крепко обнимает дочь.
– Любовь необязательно связана с размножением, это – один из плюсов принадлежности к людям. Мы способны любить и без планов родить ребенка. Я, например, думала, что со своим эндометриозом никогда не рожу… А потом родилась ты!
Офелия смотрит на небо. Вдалеке происходит что-то непонятное. Она щурится, приподнимается на локтях. Превозмогая боль внизу живота, она кое-как встает, опираясь на мать, подходит к окну и распахивает обе створки.
Гермес, зависший над деревней, как будто уселся на облако. Офелия смеется этой его шутке и машет ему рукой. Человек – летучая мышь закладывает в небе мертвые петли, потом рисует большое сердце. Офелия в ответ рисует пальцем в воздухе сердечко и делает вид, что дуновением отправляет его в полет в направлении Гермеса.
И тут две женщины обнаруживают в небе второй силуэт. Это женщина-Ариэль, она тоже рисует воображаемое сердце.
Два гибрида выполняют вдвоем сложные фигуры высшего пилотажа, потом обнимают друг друга крыльями и целуются.
Офелия меняется в лице, нетвердо стоит на ногах. Алиса не дает ей упасть.
– Нет… – ошарашенно шепчет Офелия.
Алиса, не размыкая объятий, заставляет ее отвернуться от окна, чтобы больше не видеть сцену в небесах.
– Ничего не понимаю… – бормочет Офелия с полными слез глазами.
– Гермес – гибрид. У гибридов своеобразные нравы…
– Но…
Алиса пытается успокоить дочь.
– Они еще молодой вид, импульс размножения у них, вероятно, сильнее абстрактного любовного чувства, очень поздно сформировавшегося даже у нас, Сапиенсов.
– Абстрактного?..
– Да, наше любовное чувство порой иррационально.
Офелия садится на кровать и с озлоблением произносит:
– Он рациональный, вон, уже завел себе другую.
– Он с особью женского пола своего вида, – уточняет Алиса. – С этим ничего не поделаешь.
Сраженная этими словами матери, Офелия обмякает, как от анестезии, и накрывает голову подушкой, чтобы всласть нареветься.
Что за кретин! Мог бы потерпеть, зачем было торопиться показывать другую? Нет, не пойму я мужчин, что гибридов, что Сапиенсов. Вернее, отлично понимаю, но как же мне претит их эгоизм! Бедняжка моя, ты воображала, что ваша пара – образчик современности, а на самом деле всего лишь воспроизвела древнюю как мир схему.
Стук в дверь. Алиса отпирает ее и видит Джонатана с букетом цветов.