{*}
Марокко.
Ночное дежурство.
Десять комнат.
От мала до велика.
Остановка.
Семья в саду.
Недостойная раба твоя.
Диктант.
Отвратительный ангел.
В обществе.
Марокко
Лотта — ей около тридцати пяти — сидит одна за столом в ресторане, вечером. Туристка на юге, она тщательно принаряжена и накрашена. На ней светлые брюки, яркая цветная блузка, искусственная коса уложена узлом на затылке, в ушах большие серьги, накладные ресницы и яркие ногти. За ее спиной — огромная дверь на террасу со спущенными наполовину жалюзи, в лунном свете — силуэты двух мужчин, гуляющих на террасе.
Лотта. Вы слышите? Двое мужчин снаружи ходят туда-сюда. Уже целую вечность. Низкие голоса. Слышите? С ума сойти можно. (Прочищает пальцем ухо и, подражая тону говорящего, повторяет услышанную фразу.) «И тогда свершилось подлинное чудо…». С ума сойти. До чего же сочные голоса у этих мужиков! Они не из нашей туристской группы. Приехали откуда-то еще. Господи, помоги мне пережить эту жаркую ночь. Какие звуки! Боже, Боже! Эти ребята явно не из нашей группы. За всю мою жизнь я не слышала таких музыкальных голосов… Гармония! Было бы, конечно, разумнее не прислушиваться. А что делать? Разве уснешь, когда снаружи звучат эти райские голоса… Один говорит: «Почему бы нам не продумать все еще раз, Фридер?». Ага! Фридер… Это говорит другой. Фридер отвечает: «Так мы не продвинемся вперед, а продвинуться нам надо. Поэтому я предлагаю: обдумаем как следует, что дальше, не стоит начинать все сначала…». Теперь тишина. Молчат. Ходят взад и вперед. Вот это логика! Марокко, с ума сойти! Это надо увидеть. Вначале мы были дружной туристской группой. Ладили между собой. А потом! Адская жара. И сейчас, можно сказать, все против всех… Вы слышали? Один называет другого Фридером, а тот первого никак не называет. И так продолжается не один час. С ума сойти. Фридер совсем не называет не-Фридера по имени. Я все жду, удастся мне наконец узнать, как зовут не-Фридера. Вдруг Фридер проговорится и назовет его по имени или хотя бы кличкой. С ума сойти можно. Хотела бы я обладать спокойствием этих логиков. (Делает глоток минеральной воды.) Дом наполнен бесчувственными людьми. Эти два незнакомца на террасе — единственная отрада. Пока они там, остается шанс: а вдруг попозже они заглянут сюда? Снаружи ведь видно, что в зале горит свет. Этого-то они не могут не заметить. Если уйдут с террасы, ну, значит, направились по своим комнатам через главный подъезд и уж в ресторан не зайдут. А пока есть надежда, что они еще могут пригласить меня на бокал вина. Сообразят небось: не так я уж молода, что сижу здесь. Ну, а если уйдут спать? Тогда прощай надежда: и нынешний бесконечный день не принес ничего нового… Еще одиннадцать дней в Агадире{12}. Время бежит. Я только прибавляю в весе. Все очень просто: ничего не получается. Время бежит, да не так… Мне все кажется, дома в почтовом ящике лежит письмо в большом конверте с таким родным адресом: Саарбрюккен, улица 13-го января{13}, дом 8. С ума сойти. Кто же это пишет? Клуб любителей книги прислал годовой проспект. Так, так. Весьма рада. Все же лучше, чем ничего. Могло бы не прийти вообще никакого письма… Опять те, на террасе! Слышите? Который не-Фридер, вещает голосом главного врача… правда, не совсем ясно. Одну минутку… Он говорит вроде… «элементарно». С ума сойти. Из-за бархатного голоса я почти ничего не могу разобрать. Что за голос — просто музыка! Теперь он сказал: «Предупреждение…». Фантастика! Ох, уж эти немцы с их железной логикой! Фридер, похоже, поглавнее. Не случайно не-Фридер часто называет его по имени, а он не-Фридера ни разу не назвал. О чем они? Как вы думаете? Речь, оказывается, об элементарном. А теперь об элементарных… Гм-гм-гм (в ритме «Трубадура»). Что они имеют в виду? А вот сейчас яснее: кто-то «перешел Рубикон». Кто? Неразборчиво. Какое-то короткое, незначительное слово. Не-Фридер так его произнес, вроде мышь пробежала на большом барабане. Внимание! Фридер… (Смеется, тараторит.) «Излучающий уверенность…». (Забавляется.) «И вполне возможно… вполне…». Теперь не-Фридер: «Допустим, неизбежно…». (Повторяет громче и быстрее.) Фридер: «Пороки проистекают из пристрастия к алкоголю и жажде…». Не-Фридер: «Алчность… махинации, фанатический эгоизм». Фридер: «Неудовлетворенность». Не-Фридер: «Жадность… разница между теми, кто… только жаждет, и теми… кто, преодолевая жажду…». Кончили. Жажда. С ума сойти. Так просто. Логики, скажу я вам, кому хочешь дадут десять очков вперед! Теперь они начнут выхаживать молча два-три круга, размышляя над тем, что минуту назад выпалили вслух. А голоса хороши. Исключительно благородное звучание. Как говорят, удовольствие с ромом. И о чем же они говорили? Господи, о чем бишь шла речь? Как я могу это передать? О склонности к алкоголю… об алчности. Только не спрашивайте более детально. У меня не такой характер, чтобы все замечать. Да и память всегда была неважная. Я сказала сейчас «жажда»? Пока они расхаживают, не исключено, что еще заглянут сюда — пропустить по стаканчику — и тут заговорят со мной, если, конечно, не решат спуститься к пляжу, а потом подняться к себе через главный вход. В такой адовой жаре не заснешь по-человечески. Только те, кто ездили сегодня на экскурсию в Марракеш{14} и поздно вернулись, те уже спят без задних ног. Я не ездила. Вся группа перессорилась вдрызг. Я целый день сижу в тени, где хоть немного обдает прохладой. Слушать, как жены кричат на своих мужей… Один за другим теряют лицо. Мужчины орут на своих жен даже посреди пустыни. Я в дополнительных мероприятиях не участвую, я за это не платила. (Пьет минеральную воду.) Жадность, зависть, безразличие, стяжательство и слепое рвение — вот страсти нашей туристской группы. И алкоголизм тоже. Ты, Фридер, забываешь упомянуть, что логически с этим связано: различие между обеспеченными, которые имеют буквально все, и менее обеспеченными, которые пользуются минимальной программой и не могут позволить себе «дополнительных мероприятий». И говорят в группе тоже о чем-то важном. Вроде как те двое на террасе. Не всегда, правда, услышишь столь отточенную речь. Да и говорят они о других проблемах. О, эти низкие голоса, сохрани меня, Господи! Кругом черт знает что. И у меня уже годы — годы! — разлад, невезение, ложь, любовные шашни моего Пауля в Саарбрюккене{15}. Живем фактически в разводе. А потом встречаются мужчины вроде Фридера и не-Фридера. Какая дружба! Какая логика! И какие голоса! Так очень быстро поумнеешь. Слышите? Опять начинается. Фридер говорит что-то о «юдоли печали…».. Прекрасно. Восхитительно. (Напевает.) «Юдоль земная, юдоль печали». С ума сойти. Снова не-Фридер (быстро повторяет за ним): «Земля плодоносит». Или «земля едва носит»? «Человек теряет образ человеческий». Так что же: земля «плодоносит» или «едва носит»? «Постой, — говорит Фридер, — давай обсудим подробнее». Так-так. Так что же, «плодоносит» или «едва носит»? Мало сказали. И опять молчат. Что-то о человеке, который потерял то ли фотокарточку, то ли лицо. Не разобрать. Но, кажется, не было сказано ничего важного. Ну, потерял человек свою фотокарточку. Да! Чуть не узнала, как зовут не-Фридера. «Постой», — сказал Фридер и назвал его по имени. Вертится на языке… Герд… Берт… Фред. Черт, с крючка сорвалось! Еще одиннадцать дней в Агадире. (Громко поет.) «Юдоль земная, юдоль печали…». Два мужика. С ума сойти. Ходят туда-сюда, туда-сюда. Шаги, я сказала бы, тяжелые. Мужчины явно в зрелом возрасте. В модельных ботинках на кожаной подошве. Кожа шуршит по песку и цементу, вес солидный. Это тебе не какие-нибудь сандалеты или плетеные туфли из соломки. Наверное, в светлых вечерних костюмах: один — в кремовом, другой — сиреневом. Галстуки цвета бордо, воротнички под узлом расстегнуты. Для такой-то глотки, с таким-то голосом! Слышно, как шелестит тонкое полотно брюк. Один позвякивает в кармане зажигалкой и монетами. Скорее всего, это делает не-Фридер, когда думает. Босс Фридер не нуждается в бренчании, чтобы думать. Ах, как я хотела бы быть Фридером или не-Фридером и шагать в ногу, рядом с Фридером и не-Фридером… Нет, нет. Ничего я не хочу. Кто я такая, чтобы хотеть. Мне достаточно послушать, как разговаривают счастливые люди. Ну, говорите же что-нибудь, мои неразлучные сказочные голоса!.. Один день в Марракеше обошелся бы мне в сто сорок две марки, да еще посещение рынка. Без покупок в Марракеш и ездить незачем. А подаяния многочисленным нищим? Фрукты, напитки, обед где-нибудь в харчевне? Нет, ехать в автобусе в таком пекле — этого я не переношу. Сиди, обливайся потом и дрожи от страха, остановят или не остановят, если начнет тошнить. К тому же мы все в группе разругались насмерть, буквально все… Опять! Фридер! (Поднялась с места, пытаясь лучше расслышать.) Что? Что? (Увлеченная голосом, делает два шага в направлении террасы.) Да!.. Да!.. Бой-ся… бой-ся… бой-ся… (Говорит с пафосом.) «Человек покинет эту землю и бросит свои дела. После него почва покраснеет от стыдливости и плодородия. Сады и поля завладеют пустыми городами. Антилопы поселятся в комнатах, а ветер будет нежно листать страницы раскрытых книг. Земля обезлюдеет и расцветет. Закованная надежда, освобожденная от всяческих пороков, воскреснет и проявит себя в самосозерцании. Море не будет качать корабли, на землю не ступит ничья нога и ветер будет шелестеть лишь головками цветов. И так будет продолжаться тысяча двести шестьдесят дней…» (Снова говорит для себя.) Как это, тысяча двести шестьдесят дней? Что это означает? Я действительно слышала про тысяча двести шестьдесят дней? Это ведь в пересчете составит неполных четыре года. Четыре года чего? (Слушает дальше.) Мужчины остановились. Они больше не ходят! О небо, что я сказала? Они стоят! Я ощущаю, как они стоят и прислушиваются. Они слушают! Кого слушают, меня? О Боже, сделай так, чтобы они опять начали ходить… Они подслушивают меня. (Закрывает рот рукой.) Не-Фридер: «Мне показалось, что в доме кто-то вскрикнул». Фридер: «И мне послышалось, как кто-то закричал. Но сейчас не кричит. Видимо, беда миновала…». Не-Фридер: «Или радость». Фридер: «Может, крик повторится». Они молчат. Потом пошли, ступая на носках. Они поднимают головы, молча качают головами. С ума сойти. Они снова начали ходить… (Падает на стул.) О, Господи! Как все живо… (При последних словах она снимает накладную косу, серьги, ресницы и складывает перед собой на столе.) Возможно, я заговорила слишком громко. Как глупо с моей стороны. Как это глупо. Нелегко проводить отпуск без собеседников. И вот иногда к вечеру у меня срывается с языка то или иное слово, а я даже не замечаю. Говорю странные вещи в твердом убеждении, что я думаю об этом про себя. Что поделаешь? Надо отдавать себе ясный отчет, что это так, и опять все наладится. (Молчит и слушает.) Красивые голоса. Вы слышите? Сегодня симпатичнее, чем тогда. (Смеется.) С ума можно сойти.
Ночное дежурство
Лотта.Муж.Жена.Спальня жены в утренний час. Окно завешено гардиной. Женщина спит. Муж сидит на стуле около ее кровати. Его пиджак висит на спинке стула, рубашка расстегнута, шнурки ботинок развязаны.
Жена (пробуждаясь). Что это?
Муж. Спи спокойно. Ничего.
Жена. Ты меня звал?
Муж. Нет.
Жена. Что ты делаешь в моей комнате?
Муж. Сижу.
Жена. И давно?
Муж. Всю ночь.
Жена. Всю ночь? Тебе не пора на работу?
Муж. Я сегодня не пойду.
Жена. Что-нибудь случилось?
Муж. Нет.
Жена. Почему ты не в своей постели?
Муж. Спать не хочется.
Жена. Сегодня мне надо съездить за детьми. Какая погода?
Муж. Кажется, туман.
Жена. Жаль. Не люблю езду в тумане.
Муж. Я могу поехать.
Жена. В самом деле? Хочешь съездить?
Муж. Могли бы съездить вместе.
Жена. У Терезы там нет никакого пальто. (Откидывает одеяло и садится.) Который час?
Муж. Восемь часов сорок минут.
Жена. Тебе же давно пора быть на службе. Я что-нибудь говорила во сне? Что-нибудь сказала?
Муж. Нет.
Жена. Ты что, подслушивал?
Муж. Да нет.
Жена. Ты хочешь о чем-нибудь поговорить?
Муж. Нет. Мы могли бы съездить за детьми.
Жена. Знаешь, мне кажется, ты нарочно сидишь в моей комнате, когда я сплю, и прислушиваешься. Мне это совсем не нравится. А ты сам как считаешь?
Он не отвечает. Она оборачивается к нему. Видит, как он пожал плечами.
Что это значит? (Повторяет за ним его жест.) Не будь таким толстокожим! Скажи все-таки, что это означает, почему ты сидишь здесь всю ночь и прислушиваешься?
Муж. Я не прислушивался. У меня и в мыслях не было.
Жена. Теперь я целый день буду ломать голову, что значит сидеть и прислушиваться, когда другой спит. Тебе все время что-то оригинальное приходит в голову, чтобы осложнить наши отношения, сделать их невыносимее!
Муж. Если спокойно разобраться…
Жена. Скажи, что ты от меня хочешь?
Муж. Ну, в чем здесь осложнение?
Жена. Во всем. Ты создаешь невыносимые условия.
Муж. Если спокойно разобраться, ничего нет проще: кто-то сидит около тебя, когда ты спишь. Это должно действовать успокаивающе.
Жена. Это может действовать успокаивающе, когда кто-то предупреждает заранее, что он побудет рядом. Было бы приятно, если б кто-то сказал накануне, что он будет бодрствовать у твоей постели. Но ты проникаешь ночью в мою комнату, и я чувствую во сне, как кто-то в комнате дышит, и это ужасно, это жутко!
Муж. Как я мог заранее сказать, что приду сюда и буду сидеть у твоей постели? Заранее об этом ни один человек сказать не может. Ты ищешь повода к ссоре.
Жена. Сказать об этом, оказывается, нельзя, а вызывать страшные сны можно. А как я потом от этих кошмаров отделаюсь — это не твоя забота? Как мне забыть, что целый город провалился в пропасть, в какой-то поток, а я, еще маленькая, в это время находилась наверху, в комнате старшего Биркхольца…
Муж (встал и подошел к окну). В общем, ты спала спокойно до самого рассвета. (Внимательно рассматривает гардину, жена наблюдает за ним.) Гардина слишком тонкая, она пропускает даже первый слабый свет. Раньше у нас здесь висели толстые шторы. Пожалуй, надо навесить жалюзи снаружи или сюда более плотные гардины…
Жена. Олух.
Муж. Надо, чтобы утром у тебя было подольше темно.
Жена. Олух царя небесного.
Муж. Ах, знаешь что…
Жена (пытается встать с кровати, но падает обратно). Как мне освободиться от этого кошмара? Ну что за глупость ты устроил! Без последствий на этот раз не обойдется. (Встает, направляется в ванную.)
Муж (раздвинул гардины и открыл окно. Говорит с собой). Она вправе так говорить, ибо она самая красивая женщина. Но она не переносит беспокойные ночи. С моей стороны больше ничего подобного не повторится. (Садится на стул.) Ну вот, даже солнце проглянуло сквозь туман. Это ее обрадует. Я понимаю: больше всего она хочет быть счастливой. Она прямо-таки помешана на хорошем настроении и на своей красивой внешности. Она на каждом шагу ищет радостей жизни, а между тем становится все более нервной. Не переносит даже шума, которым сопровождается всякая радость. Бывает — в хорошем обществе этого никак нельзя избежать, — где-нибудь раздается взрыв смеха. Она вскакивает, как кошка, бежит прочь. Ей кажется, что смеются над ней. Она сама говорила. И тогда я удерживаю ее. Как можно спокойнее веду домой и даю выговориться. В слепом страхе она выкрикивает ругательства мне в лицо. Пока она кричит, я сижу и слушаю. И тем самым помогаю ей прийти в себя. Она сама признает это и иногда бывает готова опять пойти к гостям, а иногда… Иногда так и не может.
Лотта заглядывает в окно снаружи. На ней вышедший из моды костюм — юбка и жакет.
С тех пор, как я охвачен этой заботой, мне не нужны никакие радости, и я даже не могу позволить себе ревность. Забота может поглотить мужчину целиком, радость этого сделать не в состоянии.
Лотта. С кем это вы так мило разговариваете?
Муж. Я рассуждаю о своей жене.
Лотта. Я много раз видела ее. Продолжайте, продолжайте.
Муж. Ничто не может разлучить меня с ней, ни дети, ни даже любовь к детям. В свой последний час, когда наступит конец этому празднику, я хочу видеть только ее, держать ее руки в своих руках.
Жена возвращается из ванной.
Жена (Лотте). Вы кто такая?
Лотта. Мы с вами виделись не один раз.
Жена. Значит, вы…
Лотта. Меня зовут Лотта.
Жена. Ну и что?
Лотта. Ничего.
Жена. Почему вы заглядываете в наше окно?
Лотта. Просто я услышала, как разговаривает сам с собой ваш муж. Это было так интересно.
Жена. Ты говорил? О чем же?
Муж. Просто так.
Жена. После бессонной ночи?
Лотта. Он провел бессонную ночь?
Жена достает платья из шкафа, раскладывает на кровати, чтобы выбрать, что надеть.
Жена. Вы не медицинская сестра из клиники профессора Тышнера?
Лотта. Нет. Я — свободный художник-график, а раньше работала инструктором лечебной гимнастики, так что вы почти угадали. Только я работала в городском госпитале.
Жена. Там я тоже бывала.
Лотта. Мой муж — публицист Пауль Лига. Не слышали?
Жена. Нет.
Лотта. Он пишет также под псевдонимом Смоки. Может, это имя вам что-то говорит?
Жена. Думаю, оно мне незнакомо.
Лотта. Вы не только сами красивы. У вас такие прекрасные вещи.
Жена. Шутите?
Лотта. Кроме шуток.
Жена. Хотите верьте, хотите нет, но я уже несколько месяцев не покупала ничего нового.
Лотта. Но в Саарбрюккене вы все равно остаетесь в центре внимания.
Жена. У меня пропал к этому интерес. Я несколько лет пыталась ярким пятном оживить это темное захолустье. Но теперь устала. Этого все равно не ценят.
Лотта. Вы можете считать себя счастливой, вы нашли свой стиль.
Жена. Людям это ненавистно, я чувствую. Они ненавидят и мой стиль и меня в придачу. Я теперь боюсь остановиться перед витриной магазина, мне кажется, кто-то схватит меня за затылок и вдавит в стекло.
Муж. Возможно, это всего лишь видимая часть айсберга во всеобщем возбуждении наших дней.
Лотта. Вершина айсберга? Ого!
Жена. Слишком претенциозно, Эгберт!
Лотта. Вершина айсберга! Хо-хо! Очень удачное сравнение, Эгберт.
Жена. Попрошу полегче!
Лотта. Хорошо. Мне хотелось бы увидеть вас в платье такого спокойного тона, в котором вы были на международной встрече по теннису два года назад.
Жена. Спокойного тона? Может быть, беж, чуть удлиненное?
Лотта. Да.
Жена. Фирма «Шанель». (Идет к шкафу и вынимает платье.) Это?
Лотта. Нет. То было другое.
Жена (ищет). В спокойном тоне… два года назад… Это? Лотта. Нет, тоже не то. Посмотрите вон там, рядом с плиссе болотного цвета…
Жена. Это?
Лотта. Нет, перед ним.
Жена. Это?
Лотта. Рядом.
Жена. Вот это?
Лотта. Да, это. Оно. Вы были тогда в нем.
Жена. Но это же не цвет беж!
Лотта. Наденьте его, пожалуйста, для меня.
Жена. И это не в спокойном тоне, а в темном, это от «Мизони». Кстати, я не была на том теннисном турнире.
Лотта. Клянусь вам, вы были там… Спокойный тон…
Жена. Я могла бы доказать вам по записям в дневнике, что это платье я не надевала ни разу после рождения Мартины.
Лотта. Все равно. Я бы хотела. Пожалуйста!
Женщина надевает платье.
Я еще тогда подумала про вас: вот сидит прекрасная дама, за которую рыцари дрались на турнирах… Великолепно. С ума сойти! Спокойный тон, просто светится изнутри, мягкая, струящаяся ткань!
Жена. Крепдешин, переливающиеся краски, немного мрачновато. (Надевает чулки.)
Лотта. В средневековье, в самом центре, как скала, возвышался образ Прекрасной Дамы. В те времена женщина была для мужчины первой ступенью к Богу.
Жена. Она и сейчас в центре, как тогда!
Лотта. Только есть разница: теперь никто не стремится к Богу. Женщина стала для мужчины самоцелью.
Жена (причесывая волосы). Вы что, проповедуете по поручению церкви?
Лотта. Да нет.
Жена. Может, все-таки да?
Лотта. Я вот думаю, как это вы можете удовлетворяться Саарбрюккеном?
Жена. А я и не удовлетворена. Напрасно вы обо мне так думаете.
Лотта. Вами должен восхищаться весь мир.
Мужчина следит попеременно за женой и за Лоттой, будто теннисный судья за мячом. Он хмыкнул и покачал головой.
Жена. Каким образом? Ринуться в путь с детьми в чемоданах?
Лотта. Кто не показывает себя свету, тот увядает. Пройдитесь по комнате, прошу вас. Для меня.
Жена. Предпочитаю, чтобы меня спокойно рассматривали анфас.
Лотта. Вы прячете какой-нибудь изъян?
Жена. Нет у меня изъянов. Просто сейчас на мне нет подходящих туфель. Я еще не решила, что надеть. Какие же туфли? Эгберт, ты какой костюм наденешь? Сегодня выходной.
Муж. Я? Может, в бледную полоску?
Жена. Старый, в бледную полоску? Тогда к нему подходит… К такому костюму я могу надеть только старое гладкое платье от «Бризоли…»..
Муж. Зачем? Давай лучше я буду подстраиваться под тебя. Может быть, мне лучше надеть…
Жена. Синий «фреско».
Муж. Как скажешь.
Жена (хлопает в ладоши). Так, прекрасно! А я, наконец, попробую шелковый блейзер от «Диора».
Лотта. Ну, пройдитесь же немножко. Прошу вас, пройдитесь хотя бы в чулках. Ну, идите! Вот так. Теперь и ноги видны.
Женщина прохаживается, меняя походку и жесты.
Не надо так, не тяните шаг, быстрее! Тип-топ… Тип-топ… Тип-топ! Такая походка вам идет больше. Люкс! Когда я немного прищуриваю глаза, вы отдаляетесь и превращаетесь в загадочного идола… С ума сойти! Спасибо, очень хорошо для воспоминаний. Пройдитесь туда и обратно! Чего вам не хватает, так это многих тысяч восторженных людей, которые бы вам завидовали. И еще вам не хватает подмостков, банкетов, тет-а-тета на высшем уровне!
Жена. Да, это мой мир!
Лотта. И больше ничего не надо!
Жена. И больше ничего.
Муж (громко). Вы, по-моему, заболтались!
Жена (Лотте). Очень любезно с вашей стороны. Я чувствую себя снова хорошо. Ваша ободряющая оценка через окно подействовала лучше гимнастики. (Села на стул перед зеркалом.)
Лотта. А теперь давайте подберем подходящие туфли!
Жена. Эгберту не нравится. В его фирме только трое служащих. Весь экспорт обеспечивают четыре человека. Наша семья из четверых живет на это, но в последние пятнадцать лет мужу ни на что не оставалось времени — когда тут знакомиться со страной и людьми.
Лотта. Туфли надо подобрать умело. И потом украшения. Вид всегда должен быть на уровне. Шляпы, накидки, капюшоны, шарфы!
Жена. Теперь я попросила бы вас прекратить фокусы-покусы.
Лотта. Надеюсь, мы стали немного ближе.
Жена. Да, появилось еще одно лицо в Саарбрюккене, с кем надо раскланиваться.
Лотта. Как это? Что ты подумала обо мне? Что же я, аферистка какая-нибудь? Втираю тут очки?
Жена. Ну, что-нибудь в этом роде.
Лотта. Да нет же. Просто у меня такая манера. Стараешься на незнакомых людей произвести впечатление, лезешь вон из кожи. Просто я очень хотела познакомиться.
Жена. Что мне известно про вас, кто вы такая? Я не хотела бы влипнуть в глупую историю. Конечно, твоя манера очень мила, но ее хватит на неделю, не больше.
Лотта. Я достаточно свободна и могла бы внутренне импонировать…
Жена. Ну, а я — это моя семья. Я не ищу контактов с чужими людьми.
Лотта. Так мне и следует понимать?
Жена. Придется.
Лотта. Но новым знакомым всегда есть что рассказать друг другу.
Жена. Мы не знакомы. (Встает, подходит к окну, чтобы закрыть его.)
Лотта. Ты!.. Не надо. Я интересуюсь изобразительным искусством, чтением, языками, международной жизнью! Не надо! Мне хочется послушать, как разговаривает твой ребенок.
Жена. У меня не один ребенок. У меня две дочери: Тереза и Мартина. (Закрывает окно и задергивает гардину.)
Муж (взволнованно). Это просто удивительно, что никто из фирмы не звонит, не интересуется, где я? Я бы хотел, чтобы Шёнборн, Кернер и Бенкенрат тоже остались до обеда дома со своими женами. Нам нет никакой необходимости продавать столько магнитных вентиляторов. Растущий спрос на электронику освобождает нас от лишних хлопот. Более того, продажу можно было бы легко расширить. Маленький магнитный насос или, как ты его называешь, эта штуковина… (достает из жилетного кармана маленький моторчик, сделанный из золота), эта штуковина обеспечивает нам безбедное существование. Моя специальность… без нее ни в Базеле, ни в Боготе не подается воздух в аквариумы. И все эти приборы идут из ФРГ через меня во все страны мира. Среди хороших товаров, известных мировой торговле, имеет спрос и эта некрасивая штуковина. Смех да и только. Эту золотую модель ты подарила мне к моему сорокалетию, так как она приносит нам золото. Я готов первый подтрунивать над самим собой, но, знай, ты — источник моего самоуважения. Пусть материальная сторона тебя не волнует. Пусть там, внизу, шикают и улюлюкают. Здесь, наверху, должно быть солидно и спокойно. Здесь, вверху — мы.
Жена. Что ты себе позволяешь? Не спишь по ночам. А утром разговариваешь сам с собой так громко, что прохожие останавливаются. Все фантазируешь. Иди в свой экспорт. А иначе что с нами будет?
Муж (тихо). Немного сердечного такта, и все будет отлично.
Десять комнат
Лотта.Толстая женщина.Старуха.Старик.Гитарист.Ассистент.Ассистентка.Женщина в закрытом платье.Пауль, муж Лотты.Турок.«Палатка».Комната, пустое пространство. В задней стене справа — дверь, слева — окно. Яркий свет. Пропорции комнаты, двери и окна так увеличены, что взрослые люди на сцене кажутся маленькими. В середине комнаты на полу лежит скомканный испачканный резиновый плащ. Слышно, как Лотта бежит по лестнице.
Стук в дверь. Лотта нажимает на дверную ручку. Большой ключ из замка упал на пол. Дверь осталась закрытой.
Лотта (снаружи). Эй, ты там! Открой! (Прислушивается.) Это — я, Лотта… (Тихо стучит, потом негромко произносит.) Любимый…
Свет в комнате угасает.
Любимый?
Слышны медленные, потом ускоряющиеся и затихающие шаги по лестнице.
Другая (та же) комната. Пустое пространство. Светло. Толстая женщина. Ее левая голая рука перетянута платком в цветочек. Она пытается занять удобное положение для впрыскивания себе морфия. Женщина наклоняется, опирается на стену, садится на корточки, потом на колени, наконец усаживается на полу. Лотта открывает дверь и застывает на пороге. На ней пальто, оно расстегнуто, и серый с голубоватым оттенком костюм. В лёвой руке — переносной телевизор, в другой руке, под мышкой, — чертежная папка.
Толстая женщина. Входи или убирайся.
Лотта медленно прикрывает за собой дверь. Женщина делает укол.
Комната. Окно открыто. Маленькая одноместная палатка, на колышке палатки подвешена варежка. Полы палатки, как одеяло, прикрывают человеческое тело, которое громко дышит. Лотта входит в комнату, тело в страхе отшатнулось в сторону. Лотта снова захлопнула за собой дверь и удалилась.
В комнате пожилая супружеская пара. Перед открытым окном Старик массирует спину свой жене. Лотта постучала тихо, потом вошла без приглашения. Пожилые люди повернулись в ее сторону.
Старуха (тихо). Розель! Боже милостивый, детка!
Лотта. Прошу прощения…
Старик. Попрошу вас на минутку выйти, пока мы не закончим.
Лотта отступает и скрывается за дверью.
Мамочка, это была не Розель. Ты меня слышишь?
Старуха. Сейчас к нам войдет Розель. Какая радость!
Старик. Успокойся.
Старуха. Наконец-то, подумала я, наша дочка вернулась к нам.
Старик (гладит ее по голове). Да. Но это была не Розель.
Старуха. Нет? Но кто знает!
Старик. Ну, хорошо. Сейчас я выйду за дверь и приглашу фрейлейн войти.
Старуха. На первый взгляд она выглядела… Боже всемогущий, как я обрадовалась!
Старик (открывает дверь). Ее тут уже нет. Ушла.
Старуха. Ушла? Тебе не следовало ее выпроваживать, подождал бы минуту.
Старик (закрывает дверь, возвращается). Может быть, и не следовало. С другой стороны, едва ли ей что-нибудь было надо от нас.
Старуха. Взяла и ушла… Она была так похожа на нашу Розель.
Старик. Ну, подумай сама, возможно ли такое?
Старуха. Когда речь идет о без вести пропавших, все возможно.
Старик. Но Розель, если б это она появилась в дверях, теперь выглядела бы намного старше. Она была бы в том возрасте, как женщина с первого этажа.
Старуха. Как Инга? Я не думаю.
Комната. На полу, спиной к стене, сидит юноша, играет на гитаре. Лотта открывает дверь и некоторое время прислушивается. Затем медленно прикрывает дверь.
Гитарист. Оставайся.
Лотта (снова приоткрыла дверь). Вы что-то сказали? Гитарист. Оставайся.
Лотта. Вы так хорошо играете.
Гитарист. Ты тут живешь?
Лотта. Я ищу здесь кое-кого.
Гитарист кивнул головой и заиграл громче. Лотта закрыла дверь и ушла.
Комната. Женщина в светлом платье, закрытом до подбородка.
Оно облегает ее как униформа. Она стоит у двери и прислушивается к шагам, которые приближаются по лестнице. Прежде чем Лотта постучала, женщина распахнула дверь.
Женщина. Вам кого?
Лотта. Як господину…
Женщина. К Манфреду, да? К Мани?
Лотта отрицательно качает головой.
Он уже тут не живет. (Захлопнула дверь, идет к окну. Открыла окно и застыла перед ним.)
Лотта (осторожно приоткрывает дверь). Я к господину Паулю Мария Унданку…
Женщина (смотрит на Лотту). Заходите.
Лотта (в комнате). Или к Себастьяну Люгенфройнду… (Остановилась рядом с женщиной у окна.) Вы его знаете?
Женщина (кивает головой). Он же Манфред Дибшталь.
Теперь Лотта кивает. Некоторое время они стоят рядом перед окном.
Комната. Входят Ассистент и Ассистентка. Оба в тренировочных костюмах и спортивных туфлях. Она в очках, несет несколько пластиковых пакетов, набитых книгами из библиотеки.
Ассистент (закрывает дверь). Устала?
Ассистентка (делает отрицательный жест головой). Ты меня знаешь.
Ассистент. Положи вот сюда.
Ассистентка. Почему я должна носить твои книги? Ассистент. Гудрун, ты не обязана носить мои книги. Ассистентка. Однако я ношу. В этом все дело. Ассистент. Ну покажи, моя милая, что ты принесла на этот раз?
Ассистентка (вынимает книги и читает названия). Бисмарк. «Стория дельи салютациони кордиали алла корте ди Федериго Секондо».
Ассистент. Наконец-то. «История сердечного приветствия при дворе Фридриха Второго». Боже праведный. Спасибо тебе.
Ассистентка. Наконец-то спасибо.
Ассистент хватает из ее рук книгу, а заодно и очки с носа и идет к окну.
Теперь ты еще срываешь мои очки. (Вынимает другие книги и пытается читать названия без очков.) «Психоанализ». «Катарина Медуза. Взгляды и намерения». Словари. (Тихо плачет.)
Ассистент. А эти книги зачем?
Ассистентка. Это форменное свинство с твоей стороны. Ассистент. Почему?
Ассистентка. Ты относишься ко мне по-свински.
Лотта остановилась на пороге комнаты. Оба оглянулись на нее, но не обращают внимания. Через некоторое время она уходит.
Ассистент. Судя по этим книгам, сегодня твой выбор неудачный.
Ассистентка. Но в них везде есть следы материалов по теме.
Ассистент подходит к ней, отдает очки и книгу.
(Надела очки, открыла книгу. Вытирает слезы). Эти паршивые очки. Читай сам.
Ассистент берет обратно очки и книгу, снова отходит к окну.
(Листает брошюру.) Мы должны искать по определенной системе, нужно перерыть всю библиотеку.
Ассистент. Лишь бы «Стория» не разочаровала.
Ассистентка. Что ты говоришь?
Ассистент. В предисловии много чепухи.
Ассистентка. В «Стории»? Этого нам еще не хватало. Не дай, Господи, если и в этой книге окажется бред. Опять мы оба окажемся в дураках.
Комната. Окно закрыто. Крепкий пожилой мужчина в расстегнутом плаще ходит взад-вперед. Лотта появилась в дверях с портативным телевизором и папкой.
Лотта. Оказывается, ты здесь! Ух! Тебя не так легко разыскать. (Ставит телевизор и кладет папку, снимает пальто и, тщательно сложив, держит его на руке.)
Мужчина продолжает ходьбу.
Ты работаешь здесь? Мой привет по радио ты слышал? Я заказывала поздравления и «Танец с факелами» Мейербера{16}. Не слышал?.. У тебя все в порядке, Пауль? Как работа? Какие-нибудь неприятности?
Пауль (резко остановился). Чего тебе надо?
Лотта. Мне нужны деньги.
Пауль. Убирайся отсюда.
Лотта. Тогда мне нужен развод.
Пауль. Можем обойтись и без развода.
Лотта. Я не могу обойтись. Если я пойду учиться чему-нибудь новому, мне, как одиночке, будут платить стипендию. От тебя же я ничего не получаю. Хочу изучать иностранные языки… Как обстоят дела с политикой? Здесь нет газет? Когда-то ты повторял: «Опасность войны, опасность войны…». Помнишь? Но пока сохраняется мир. Знаешь, я часто вспоминаю о том, что ты говорил… Прекрати расхаживать! Что ты мечешься по комнате? Что ты себе думаешь? Стой же! Ты зверь, Унданк. Когда ты мечешься, я чувствую себя как в клетке. Стой спокойно! Стой! (Очень громко.) Когда ты по вечерам ложишься спать, ты?!
Пауль остановился, пристально смотрит на нее.
Ты мне совсем не писал. Ты не написал, должна я прийти или нет.
Комната с маленькой палаткой{17}. Пауль вталкивает Лотту, закрывает дверь и запирает ее снаружи. Лотта в испуге останавливается перед палаткой, надвигающейся на нее. Бежит к стене, прикрывая голову рукой. «Палатка» следует за ней. Спустя некоторое время…
Лотта. Бернд?
«Палатка» приближается к ее ногам, Лотта оборачивается.
У Бернда, моего брата, была такая же палатка, как у тебя. Ты мальчик или девочка? У нас дома — или это было позднее у Ротов на углу? — где он разбил палатку под обеденным столом. Я сказала тогда: «Бернд, я туда не войду». «Нет, — сказал он, — ты должна! Это экспедиция. Там внутри мы находимся на Нанга Парбате, самой высокой вершине Гималаев, и ты замерзнешь, если останешься на улице…». «Хорошо», — говорю я… но о том, что было потом, я могла бы тебе рассказать только, если бы ты был девочкой. Но ты же не девочка? (Подбегает к двери, пытается ее открыть; «Палатка» медленно следует за ней.) Оставь меня в покое! Убирайся вон! Тебе бы в вермахте служить! Пошел отсюда! (Наступает на палатку, та отклоняется в сторону. Лотта становится на колени и ощупывает тело в палатке.) Ты же там задохнешься… А ты вовсе не такой маленький. Вовсе не маленький.
Дверь открывается. Входит Инга, женщина в платье, закрытом до подбородка.
Инга. Вы можете въезжать, когда захотите. Старик вчера умер.
Лотта. Какой старик?
Инга. Старик с первого этажа, который никогда не знал, надо ли здороваться. Я думаю, он хотел оставить здесь только свое последнее говно. Он въехал только затем, чтобы подложить нам в комнату свое последнее говно.
Лотта. Как вы можете так говорить о покойнике!
Инга. Старая вонючка остается старой вонючкой. Такого смерть не делает интересней. Пойдемте. Я покажу вам комнату. Меня зовут Инга.
Лотта. Инга… скажите, кто прячется там в палатке?
Инга. В палатке живет дочь Клариссы.
Лотта. Девочка!
Инга. Кларисса с Юргеном Шойером уехала в Голландию. Сбежала, пфф… А девочку оставила здесь, потому что знала, конечно, что мы о ней позаботимся. Но она спряталась. Она страшно подавлена.
Лотта (направляясь к палатке). Малышка!
Инга. Не надо. Оставь ее. Она не ребенок. В семнадцать она не такой уж ребенок. (На выходе.) Она только что нажралась до отвала и потому боится вылезать из норы…
Комната. На полу грязный резиновый плащ. Дверь раскрыта настежь.
Лотта с телевизором, папкой и пальто через руку и женщина в закрытом платье, Инга.
Инга. Вот. Окно выходит на улицу. Летом оно затенено листвой. Нравится?
Лотта. Спасибо.
Инга берет грязный плащ и тащит его за собой, выходит и закрывает дверь. Лотта распахивает окно, смотрит на улицу. Потом садится на пол, спиной к стене. Рядом с ней работает телевизор с выключенным звуком. Через некоторое время дверь открывается. Входит Толстая женщина, которая впрыскивала себе морфий.
Что такое?
Толстая женщина. Страх перед воскресеньем. (Со стоном опускается рядом с Лоттой. Начинает дрожать. Лотта держит ее.)
Вдали слышна игра в теннис.
Лотта. Слышите? Теннис! Плопп, плопп. Плопп, плопп. Спокойная партия. С ума можно сойти. Вы играли в теннис?
Толстая женщина. Можно утопиться в сточной канаве.
В дверях несмело появился Гитарист со своим инструментом.
Он неуклюже здоровается.
Лотта. Да. Входите! Вам не трудно закрыть окно?
Гитарист (закрывает). Ты не обязательно должна говорить мне «вы».
Лотта. Я теперь живу здесь. А ты, наверное, целый день играешь на гитаре, а?
Гитарист. Нет. Каждое утро я ухожу в институт. Тебе не мешает игра?..
Лотта. Нет. Что ты делаешь в институте?
Гитарист. Я — кристаллограф.
Лотта. Что это за специальность?
Гитарист. Кристаллограф? Ну это, проще говоря, физик. Мы определяем кристаллическое строение твердых тел, производим для этого тончайшие измерения.
Лотта. Ага.
Гитарист. Исследуем минералы и синтетические кристаллы под давлением и при различной температуре.
Лотта. Например?
Гитарист (отходит). Непосвященному легче всего получить некоторое представление о физике кристаллов на примере кварцевых часов.
Лотта. Ты опять уходишь?
Гитарист. Да, я должен.
Лотта. Приходи еще.
Он выходит.
Толстая женщина (поднимается). Мне тоже пора. Я вечно что-нибудь пропускаю. Когда я захожу к соседям, в это время обязательно ко мне кто-нибудь приходит. Я много чего пропустила. (Уходит.)
Лотта остается одна. Усаживается, чтобы свет падая удобно, и начинает рисовать карандашом на листе бумаги. Срисовывает с экрана телевизора. Сверху доносится игра на гитаре.
Лотта (к телевизору). Пойти мне или нет? Пойти, что ли? С ума сойти. (Складывает папку и покидает комнату.)
Комната в полутьме. В левом углу лежат в объятиях Инга и Пауль. Стук в дверь. Входит Лотта.
Лотта. Я не могу спать.
Инга. Только не сейчас, Лотта. Позже. В другой раз. Я не одна. Лотта отступает назад и закрывает за собой дверь.
Комната. Гитарист у Ассистента и Ассистентки.
Ассистентка. Так, Юрген, это было все. «Потомки. Заметки по социальной истории третьего поколения верхнегерманских купеческих родов четырнадцатого столетия». Источники, обзор работ других авторов, документы. Составлено Юргеном Биндером при участии Гудрун Лебеде… Целых три года прошло. Ты еще помнишь, что это были за годы? Издано в Кёльне в семьдесят шестом году, двести пятьдесят страниц, тридцать иллюстраций, цена в переплете — сорок четыре марки восемьдесят пфеннигов. Но ведь в эту книгу вложена вся наша жизнь за эти годы. Ты отдаешь себе отчет, что мы наделали?
Ассистент. Трудно себе даже представить…
Гитарист (после паузы). Американское управление по аэронавтике и космическим исследованиям в свое время прислало нам образцы лунного камня. Ну, мы накинулись на них, как пираты на сокровища капитана Флинта. И что же? Ничего нового. Знакомая оптика, обычные кристаллические решетки. Лунный камень не содержал ничего нового. А с какой жадностью мы набросились на этот песок!.. Вы представить себе не можете…
Ассистентка. Зачем мы писали эту книгу, зачем?
Ассистент. Книгу надо было написать. Мы ее и написали.
Ассистентка. Какой же ты идиот! Зачем мы работали над этой книгой вместе?
Ассистент. Гудрун, этот вопрос нелепый.
Ассистентка. Неужели ты не замечаешь, что происходит между нами?
Ассистент. И ты считаешь, вся причина в книге?
Ассистентка. Ах, эта книга! Книга — дерьмо. Книга вообще ничего не стоит. Но, кажется, ее написали двое, мужчина и женщина, которые к тому же подходят друг другу. В этом все значение книги.
Ассистент. Я на это смотрю несколько иначе.
Ассистентка. Как? Как? Как?
Ассистент. Я думаю, мы с тобой находимся в самом начале большой совместной работы, это будет длительное научное путешествие через десятилетия. В данный момент, в несколько критической фазе…
Ассистентка. И как же эта любовь будет выглядеть, а?
Ассистент. Гудрун… (Умолкает.)
Ассистентка (кивает). Гм… Гм…
Гитарист. Я вам еще нужен?
Ассистентка. Побудь еще. Серен. Сыграй что-нибудь! Почему ты давным-давно не начал что-нибудь играть?
Гитарист играет. Все трое поют два куплета «Кантри». Вдруг девушка разразилась слезами и снова затеяла ссору.
Одно могу тебе сказать, Юрген, — ты был и останешься образцовым сынком своей семьи из Ганновера — Варенхайде. Эталонное создание среднего класса…
Ассистент. Очень остроумно.
Ассистентка. Остроумно? Но это надо видеть. Ты же причесываешься перед зеркалом, прежде чем снимаешь трубку, чтобы позвонить своей мамочке в субботу вечером. Так тебя воспитали.
Ассистент. Дурацкие шутки.
Ассистентка. Но ты это делаешь. Бессознательно. Ты не рискуешь говорить с мамочкой по телефону непричесанным. Клянусь! Хотя этого и не замечаешь. В том-то и фокус, что это у тебя — подсознательно!
Ассистент. А теперь не мешало бы тебе заткнуться!
Гитарист (после паузы). О’кей? Мне пора.
Ассистент. Подожди еще немного, Серен.
Гитарист. Настоящих гениев в физике, то есть ученых глубокого ума, на свете наберется совсем немного. Их всех можно легко представить на маленьком тюремном дворе — а вокруг высокая стена непонимания. Ну, а если уж не повезет, то в руководители института получишь, как у нас, японца, который двадцать пять лет настойчиво ведет исследования в ошибочном направлении. И мы, как из-под палки, тоже должны работать в том же направлении. Девяносто процентов моих коллег против ошибочной теории японца и не раз ему доказывали, что он выбрал неверный путь, но он упорно продолжает топтаться на месте… Якская сверхструктурная модель… тоже забытая центральная точка мировой истории.
Ассистентка. То, чем ты занимаешься, Серен, это работа. А для меня работа — все мое существование. Для меня книга — это Юрген и я, и все, что с нами! (Успокаивается.) Мне только интересно понять, почему вы оба ухмыляетесь. Что это вы такое знаете особенное, глупцы несчастные? (Встала, прислонясь к стене, вздохнула в изнеможении.)
Ассистент. Может быть, ты приляжешь?.. Нам скоро идти на семинар. (Подал ей очки, ведет к двери.)
Ассистентка (оборачивается). Черт меня попутал. На этот раз, без сомнения, был черт. Пришел и ушел, пришел снова и снова ушел, и снова пришел и снова ушел.
Ассистент. Да, моя дорогая. Каждый может сорваться. Но мы довольно быстро справились.
Ассистентка. Нет — черт. Ты даже не представляешь, какой силой черт обладает.
Все трое уходят.
Комната. Лотта одна; стоит, облокотившись о притолоку, потом выходит на лестницу. Возвращается, смотрит на ручные часы, листает рисунки в папке. Открывает и снова закрывает окно. Репетирует предстоящий разговор.
Лотта. «Шутки здесь неуместны… Вам не следует подтрунивать над вашим опозданием. Не будем шутить, правда? Вы, конечно, не хотите подшутить надо мной? Могу я расценивать это как шутку?..». Нет, все это банально. Он не любит шуток. Я думаю, он и не намерен шутить со мной… «Откуда вы родом? Ваше происхождение? Могу я полюбопытствовать?». Нет, не так. Он спрашивает первый, где я родилась. «Я уроженка Рейнланда, я с берегов Рейна, из Леннепа. А вы? Я из Ремшайдта — Леннепа. А вы? Вы играете на гитаре, а я люблю рисовать. Вам этот рисунок нравится? Это вам, видимо, не понравилось. А как вы находите этот лист?.. Я могу часами ничего не делать. Ничегонеделанию тоже надо учиться. Проблема свободного времени — главная проблема наших дней… в нашем обществе. Проблема современности… будущего?..» Ох, все не то. Надо запомнить на всякий случай: «Ничегонеделанию тоже надо учиться». (Идет к окну, выглядывает наружу, быстро оборачивается, как если бы кто-то стоял перед ней.) Я чуть не умерла от… от… От чего? От страха? От тревожного ожидания? Ерунда какая-то. С ума сойти. (Снова идет к окну и обратно.) Я разведена. Я чуть не умерла от… От чего?.. От тоски?.. От одиночества?
Гитарист вошел в комнату, без гитары.
Гитарист. Ты с кем разговариваешь?
Лотта. Так просто. Как тебя зовут?
Гитарист. Серен.
Лотта. Вам не следует шутить надо мной… Ты не должен…
Гитарист. Знаешь, я хотел поговорить с тобой. Иногда ты что-то делаешь невпопад.
Лотта. Да?
Гитарист. Ты, видно, считаешь, у тебя всегда кто-нибудь должен быть. Если тебе плохо, например, ты не можешь заснуть и вообще…
Лотта (беспокойно склонила голову, понимает, о чём речь). Тебе так кажется?
Гитарист. Ты проявляешь в этом смысле повышенную активность, заботишься о других — может быть, чересчур.
Лотта. Хм.
Гитарист. В принципе здесь каждая комната сама справляется со своими проблемами. Такое тут молчаливое соглашение.
Лотта. Это ясно.
Гитарист. Конечно, может быть и так, что тебе позарез нужна помощь. В этом случае можешь кого-нибудь позвать. Только без суеты, не надо суетиться.
Лотта. Ясно, все ясно.
Гитарист. Ты понимаешь, я должен был тебе сказать, иначе…
Лотта. Все ясно, Серен. Хорошо, что сказал.
Гитарист. Ты рисуешь красками?
Лотта. Нет, я — график.
Гитарист. Ты даже срисовываешь с телевизора?
Лотта. Ты играешь на гитаре, а я люблю рисовать.
Гитарист. Я только хотел тебе это сказать. Вообще-то замечательно, что ты здесь.
Лотта. Да?
Он кивает головой и уходит.
Лотта стоит у открытого окна. Дверь чуть-чуть приоткрывается.
Кто-то подслушивает.
Лотта. На четвертом этаже напротив, из маленькой квартирки, что над бензоколонке! Днем выходит женщина в халате… Мужчина осторожно ведет ее на лужайку под балконом. С негнущейся шеей она смотрит, как высоко они живут. «Ну, теперь увидела?» — спрашивает мужчина. — «Да». Они поворачивают и идут обратно. Внизу, на мойке машин пускают музыкальные кассеты. Возвышенная мелодия, хотя в ней слышится надлом. На небе светло и ясно. Совсем летнее небо.
Дверь открывается шире, показалась Старуха.
Старуха. Кто-то выехал из дома.
Лотта. Кто же?
Старуха. Не знаю. Я хотела посмотреть — кто. Может… (Прислушивается.)
Лотта. Может, кто?
Старуха. Тише! Я хотела посмотреть, где освободилась комната. Потому что вдруг прекратился шорох, который был слышен во всем доме. Это — ваш муж, пожилой мужчина?
Лотта. Хм.
Старуха (отходит обратно к двери). Такая молодая женщина, как вы… (Прикрывает дверь, оставив узкую щель.)
Лотта. Вы против брака пожилого мужчины с молодой женщиной?
Старуха. Он обманывает.
Лотта. Да, он обманывает.
Старуха (из-за двери). Розель?.. Розель?..
Лотта. Что с вами?
Старуха. Ты, дорогая моя, можешь в любое время иметь мужчину получше этого старика.
Лотта. Фрау, не шепчите на таком расстоянии… Войдите. Здесь светло, работает телевизор, в комнате много воздуха. Я знаю, он скоро будет меня обманывать, а я и тогда должна ему верить.
Неожиданно появляется Пауль, муж Лотты.
(Села у стены, поворачивая к нему голову.) Не надо. Только не это.
Пауль. Исчезни, Лотта!
Лотта. Я не хочу.
Пауль. А я говорю — встань, не надо все время сидеть на полу.
Лотта (медленно поднимается, опираясь спиной о стену). Да… Все-то мне приходится стоять.
Пауль. Убирайся отсюда! Ты что себе позволяешь? Взяла, въехала сюда, а наверху моя работа — ни с места. Я не могу работать, я не продвигаюсь вперед.
Лотта. Я же хочу тебе помочь…
Пауль. Не болтай! Не тяни время! Ну!..
Лотта. Я хотела заняться делом…
Пауль. Придержи язык, ты!
Лотта (переходя на крик). Почему я не могу делать для тебя газетные вырезки?!
Пауль. Уходи, сказано тебе!
Лотта берет папку и телевизор в обе руки, прислоняется к стене.
Делать вырезки! Нет, чтобы я еще раз сделал ошибку! Несчастная невеста, опять будешь таскать мне вырезки и говорить на своем невыносимом диалекте: «Может, втиснешь это в свой рассказ?». Так, да? Тоже мне, сестра милосердия. Твой плохой немецкий, твое произношение — яд для моих ушей. По-твоему, публицист, который пишет на злобу дня, это иллюзионист в цирке? Сегодня позвонили: напиши о катастрофе на канатной дороге, завтра — напиши о падении покупательной способности. А ты — раз за стол и готова трогательная статейка! В семидесятых годах нужно еще разобраться.
Лотта. Ты же гибкий человек, ты можешь приспособиться к разным требованиям.
Пауль. Попробуй-ка, сочини что-нибудь на тему: «Все более дорогие игрушки производятся для все меньшего числа детей — таковы последствия широкого применения противозачаточных таблеток».
Лотта. Я бы могла помогать тебе. Маленькие газеты охотно берут твои фельетоны.
Старуха показалась в полуоткрытой двери.
Старуха. Мы начинаем показывать диапозитивы, приходите без опоздания. (Продолжает стоять в дверях.)
Лотта. О, все, что было, — незабываемо. Пауль, давай будем вместе, иначе я умру от воспоминаний!
Пауль. Ни слова больше. Ты — камень на моей шее… Хватит толочь воду в ступе. Я тебя научил грамотному литературному немецкому языку. (Дал ей подзатыльник.) Только не подумай, что я кого-то стесняюсь. (Поднимает жакет, который сполз у неё плеч.) Надень жакетку в рукава.
Старуха вошла и тоже приводит Лотту в порядок.
Старуха. Не можешь же ты расхаживать такой неряхой, растрепанная. (Паулю.) Совсем плохая женщина, а?
Пауль (убирает Лотте волосы со лба). Нет, конечно, только язык у нее. Правда, ведь? (Ведет Лотту к двери.)
Старуха несет сзади ее плащ.
Лотта. И все же скажу напоследок: не забывай меня!
Комната Инги, женщины в закрытом платье. Пауль стоит перед ней, держит ее за руку. В распахнувшуюся дверь вошла Лотта, в плаще, с папкой и телевизором. Увидев обоих, остановилась. Пауль отошел к окну, смотрит на улицу.
Лотта. Я хотела только проститься с тобой. Я должна уехать отсюда.
Инга. Ты уже знаешь, куда? Куда ты уезжаешь?
Лотта долго смотрит на Ингу, качает головой. Передает ей телевизор.
Лотта. Возьми, это тебе.
Инга. Хорошо, возьму, спасибо.
Лотта. Не могу же я повсюду таскать его с собой.
Инга. Нет, конечно, не можешь. Я сохраню его для тебя. Ты едешь на машине?
Лотта. Ты можешь взять его себе совсем.
Инга. Да? Хорошо, возьму насовсем. (Выключает аппарат, так как он работал, хотя и без звука.) Он еще вполне, смотреть можно. Так ты на машине?
Лотта. У меня нет машины. Хотя я умею водить, но у меня ее нет. (Смотрит на Пауля.) Он что делает? Пауль!
Инга. Не надо. Оставь его. Он не может работать, не может продвинуться вперед.
Под взглядами двух женщин Пауль медленно выходит из комнаты.
Лотта. Значит, не работается. Хм. А знаешь, почему? Именно поэтому я и ухожу. Кто умнее, должен уступить. Когда я рядом — это слишком тяжело для него, непереносимо. Я мешаю сосредоточиться.
В порыве Инга раскрывает молнию на платье, от подбородка до живота, и распахивает на груди. На трикотажной кофточке — большой портрет Пауля.
Ну что ж. Застегнись, Инга. Надо уходить. Будь счастлива.
Инга. Я провожу тебя.
Полузатемненная комната. Старик и Старуха. Яркий луч проектора падает на экран, укрепленный на задней стене. Восемь стульев. На одном сидит Турок.
Старик. Никто не пришел. Ты всем говорила?
Старуха. Всем. Кроме «Палатки», та все равно не придет.
Старик. «Палатке» и не надо говорить, что у нас что-то будет.
Старуха. Только Турок пришел.
Старик. Я думаю начинать, самому интересно посмотреть, что получилось.
Старуха. А один вообще уехал.
Старик. Да, знаю. Публицист.
Старуха. Нет, что ты! Этот не выехал. Выехал этажом ниже, он у нас никогда не бывал. Публицист пишет.
Старик. А маленькая?
Старуха. Какая маленькая?
Старик. Ну, соседка.
Старуха. Не знаю.
Старик. Придет?
Старуха. Наверное, придет.
Пауза.
Нет, отец, она больше не придет.
Старик. Мне все равно. Если никто не придет, покажем слайды Турку. Я начинаю. (Бежит к двери, кричит в сторону лестничной клетки.) Мы начинаем! Давай, первый слайд!..
От мала до велика
Лотта.Мегги.Турок.Его жена.Молодой человек.Парень.Девушка.Жилец дома.Перед стеклянной дверью большого жилого дома. Над доской с кнопками — домофон. Лотта в дождевике и с папкой под мышкой.
Лотта (ищет имя на доске с кнопками). Нидшлегер… Нет такой фамилии. А должна быть. Вирховштрассе, 85, совпадает. Тильнап, Карнап, Кутневские, фон Рель. Вот эта фамилия может быть ее… фон Рель. Сын владельца кинотеатра, непутевый отпрыск. Мегги Нидшлегер могла стать фон Рель в результате позднего брака с первой любовью. Она его тогда и поцеловала-то всего раз — у него рот был слюнявый. У Виктора Матуре тоже был рот мокрый!.. Ах, Мегги, у тебя, должно быть, есть что порассказать. (Нажимает на кнопку — в домофоне раздается щелчок. Говорит в домофон.) Здесь Лотта-Котта из Леннепа…
Никакого ответа, снова щелчок в домофоне.
Хэлло? Ошибка. «Ошибка», — сказал ёжик, слезая со щетки. (Нажимает на другую кнопку.)
Домофон (мужской голос). Кто там?
Лотта. Лотта.
Домофон (радостно). Это ты, Лотти?
Лотта. Нет. Я — Лотта.
Домофон. Лотти? Где ты пропадала?
Лотта. Нет, я — не та, я — другая. Вы меня с кем-то путаете. Я ищу Матильду Нидшлегер…
Домофон. А…
Щелчок в домофоне. Лотта нажимает еще одну кнопку. Никто не отвечает. Она нажимает следующую…
(Голос старой женщины). Да?
Лотта. Извините, пожалуйста, я ищу фрейлейн Нидшлегер.
Домофон. Нет.
Лотта. Или, может быть, фрау…
Домофон. Нет. Как ее фамилия?
Лотта. Я точно не знаю, она могла выйти замуж.
Домофон. Знаете, мы с мужем прибыли издалека, поэтому практически здесь никого не знаем. Моя дочь работает в суде, но ее сейчас нет дома. Спросите у Хайнов, они тут всех знают.
Лотта. Благодарю вас, значит, у Хайнов. Большое спасибо. (Ищет нужную кнопку и нажимает.)
Домофон (женский голос). Слушаю!
Лотта. Фрау Хайн?
Домофон. Да. Кого из нас вам нужно?
Лотта. Простите за беспокойство, вы не знаете Нидшлегер Мегги? Матильду?
Домофон (слышно, как женщина зовет). Гунилла! (Лотте.) Подождите минуточку!
Лотта. Благодарю вас.
Домофон. Да?
Лотта. В вашем доме должна проживать одна женщина, её девичья фамилия Нидшлегер. Вполне возможно, что она вышла замуж… я никак не могу ее разыскать. Но мне известно из письма ее отца, что она живет в этом доме. (Прислушивается.) У Браунсов мне сказали, что вы можете знать.
Домофон. Подождите минуту. (Кричит кому-то.) Лора, Лора! (Через некоторое время.) Мы правильно вас поняли: Таннзидер?
Лотта. Нидшлегер.
Домофон. О, это совсем не то. Обождите!
Через некоторое время в домофоне послышался первый голос.
Вы меня слышите?
Лотта. Да…
Домофон. Мы не знаем такую. При всем желании не можем вам помочь. Мы знаем в доме почти всех женщин, но, конечно, не под девичьими фамилиями.
Лотта. Да, понятно. Благодарю вас, большое спасибо. Я еще попытаю счастья. (Нажимает очередную кнопку и одновременно читает фамилию.)
Домофон (игривый мужской голос). Да, кто там?
Лотта. Господин Шредер?
Домофон. Хм.
Лотта. Простите за беспокойство… Я — Лотти, то есть Лотта.
Домофон. Не играет роли.
Лотта. Вы случайно не знаете в этом доме женщину, урожденную Нидшлегер?
Домофон. Что с вами, девушка? Не хотите ли зайти на минутку?
Звучит зуммер дверной защелки. Лотта осторожно открыла дверь, переступила порог, но снова вышла. Дверь опять захлопнулась. Лотта нажала другую кнопку.
Домофон (голос маленькой девочки). Кто там?
Лотта (вскрикнула). Мегги!
Пауза.
Мегги?
Домофон. Вам кого?
Лотта. Ты не Мегги?
Домофон. Нет. (Хихикнула.)
Лотта ожидает, опершись на дверь.
Домофон (опять голос веселого мужчины). Хэлло, Лотта!
Лотта (в домофон). Да?
Домофон. Ну поднимитесь же наверх! Никто вас тут не укусит. Моя Пума как раз поела и ведет себя спокойно.
Лотта. Это кто говорит?
Домофон. Шредер.
Лотта. Ах, господин Шредер. Нет, господин Шредер.
Домофон. Не будьте ломакой, девушка.
Несколько раз включается зуммер.
Лотта (нажимает еще на одну кнопку и кричит). Нет!
Домофон (ленивый голос женщины). Да.
Лотта (устало). Добрый вечер. Прошу прощения. Я ищу фрау Нидшлегер, теперь, возможно, она и не Нидшлегер…
Домофон. Да. И что?
Лотта. Ну, она живет в доме 85, а в какой квартире — не знаю.
Домофон. Да, правильно. Это я.
Лотта (радостно). Мегги! Мегги! Как ты теперь называешься? (Смотрит на доску с кнопками.) Виттих! Так?
Мегги. А вы кто будете?
Лотта. Я Лотта-Котта…
Мегги. Ах, да.
Лотта. Ох, Мегги…
Мегги. Лотта-Котта?
Лотта. Ну, конечно же. Как ты тут?
Мегги (однотонно, лениво). Ничего. Ты приехала сюда в гости?
Лотта. Да нет. Я в Эссене проездом и подумала: зайду-ка я к Мегги, посмотрю, как она поживает.
Мегги. Хм.
Лотта. Ну что, я поднимусь к тебе, а?
Мегги. Я неважно себя чувствую.
Лотта. Ты что, больна?
Мегги. Сама толком не знаю.
Лотта. Да я всего на пару слов к тебе.
Мегги. Право, не знаю…
Лотта. У меня есть что рассказать тебе! Подумай, Мегги!
Мегги. Рассказать, много?
Лотта. Ну, конечно. Много всякого.
К подъезду подошла пожилая супружеская пара. Лотта поздоровалась с ними. Мужчина открыл дверь и оба вошли в дом.
Мегги. Лотта-Котта?
Лотта. Да.
Мегги. С кем это ты там разговариваешь?
Лотта. Люди зашли в дом.
Мегги. Иностранцы?
Лотта. Нет, я думаю — немцы.
Мегги. Как они выглядят?
Лотта. Двое пожилых людей, среднего роста. Муж и жена, в прозрачных дождевиках.
Мегги. Оба в дождевиках? О’кей.
Лотта. Я подумала, может, это — твои знакомые, и поздоровалась. К тому же я так устала, что во всех встречных вижу знакомых.
Мегги. Если ты так устала, тебе надо сначала выспаться.
Лотта. Я думала доставить тебе удовольствие. Зайти на пару минут, рассказать о том о сем.
Мегги. Рассказать, рассказать. А потом? А после этого ты уснешь, тут, у меня.
Лотта. Послушай, Мегги!
Мегги. А я глаз не могу сомкнуть, если кто-нибудь спит в моей квартире.
Лотта. Послушай, Мегги, я не буду спать у тебя!
Мегги. Виттих тоже здесь больше не спит.
Лотта. Ну, значит, и я не буду. Бывай!
Мегги. Нет, обожди. (После паузы.) Поднимись наверх.
Звучит зуммер дверной защелки. Лотта исчезает в доме. Вскоре из подъезда выходит Молодой человеке праздничной шахтерской униформе, с кларнетом в руках. Он быстро уходит в правую сторону. Через некоторое время слева появляется еще один Парень, со своей подружкой. Девушка следует за ним на расстоянии, из-за коликов она не может идти быстро.
Девушка. Ай… ой.
Парень останавливается, поворачивается. Девушка тоже стоит.
Парень. Ну, что еще? Пойдем опять домой, что ли? Ты, наверное, притворяешься со своим мочевым пузырем. Хочешь, чтобы я не попал на процессию. Ну что, пойдем домой?
Девушка. Не.
Парень. Что ж у тебя, камни в пузыре? Откуда они? Пойдем домой.
Девушка. Не.
Парень. Но и в процессии тебе нельзя участвовать. Там ты все время будешь от меня отставать.
Девушка. Я пойду со всеми вместе.
Они идут дальше, вправо. Лотта вышла из подъезда, стоит, опершись на дверь. Лицо у нее заплаканное.
Домофон (голос Мегги). Лотта-Котта! Ты меня слышишь? Лотта-Котта?
Лотта. Что?
Мегги. Какая ты, прямо…
Лотта. Как ты поступаешь со мной? Как?
Мегги. Ты такая… неспокойная.
Лотта. Ты что, не видишь, я же стараюсь…
Мегги. Такая нервная. Ты и пришла нервная, и сидела здесь на скамеечке нервно.
Лотта. Я же тебе рассказываю, а ты твердишь: нервная. Я стараюсь, как бы не заснуть, а ты заладила свое… Мало в тебе участия, Мегги! Я села на твою неудобную скамеечку для ног, где и сидеть-то как следует нельзя, рассказываю, ни разу не запнулась… и не заснула.
Мегги. Но выглядело это так, будто ты вот-вот уснешь.
Лотта. Куда мне идти спать?
В глубине играет шахтерский оркестр на процессии.
Мегги. А твои рисунки очень хороши.
Лотта. Да. (Смотрит в папку.)
Мегги. Особенно удался портрет Пауля.
Лотта. Да.
Мегги. В школе ты была первая по изо.
Лотта. У меня умелые руки.
Мегги. Да, очень.
Лотта. Теперь хочу заняться изучением иностранных языков.
Мегги. Языки — это интересно.
Лотта. Если б у меня был оформлен развод, я получала бы деньги от государства.
Мегги. Стипендию.
Лотта. Да, стипендию. Может быть, мне все-таки можно подняться наверх, Мегги?
Мегги (после некоторой паузы). Мне как-то не по себе.
Лотта. Ну, конечно, я понимаю.
Мегги. Ты надолго в Эссен?
Лотта. Я проездом на остров Зильт{18}.
Мегги. На Зильт? Ты там проводишь отпуск?
Лотта. Нет. Я хочу заехать к брату в Хернум. К Бернду.
Мегги. Ах, к Бернду, маленькому.
Лотта. Он уже давно стал зубным врачом и женился на дочери зубного врача в Хернуме.
Мегги. Какая ты была маленькая в семь лет, когда я клялась тебе в вечной дружбе. Я тогда положила свою ручонку тебе на сердце.
Лотта. О, Мегги!
Мегги. Мы тогда ходили с тобой в старинный замок… вечная дружба!
Лотта. Да! Да! Точно, ходили на экскурсию. Наконец-то, ты вспомнила. А то все забыла.
Мегги. Теперь у тебя пышная грудь, на том месте, куда я клала свою ручку при клятве.
Лотта. У меня совсем не пышная.
Мегги. Не скажи.
Лотта. Вот у тебя действительно — полная.
Мегги. Не так уж…
Лотта. Мегги…
Мегги. Полные груди, тяжелый сон.
Лотта. У тебя к тому же длинные руки.
Мегги. А ты будешь храпеть, когда заснешь!
Лотта. Ты — длиннорукая, я не храплю во сне. Я сплю спокойно.
Мегги. Длиннорукая! Жалеешь? Хочешь сложить про меня смешной стишок? Чтобы не говорить, что я жирная? Будто ничего не увидела, не заметила, на каком стуле я сижу?
В глубине сцены над процессией взлетают в воздух шляпы, жилеты, воздушные змеи.
Лотта. Нет.
Мегги. Попробуй, сложи про меня стишок.
Лотта. Нет.
Мегги. Сложишь — пущу тебя наверх.
Лотта. Не могу.
Мегги. Сочини, поднатужься! Если будет удачно, отдам тебе мою кровать и спи в ней.
Лотта (после паузы). У твоего лица нет выраженья, ему выраженья не хватает.
Мегги. Это не шутка.
Лотта. Почему же?
Мегги. Чего это у меня на лице не хватает?
Лотта. Я слишком устала, чтобы сочинять эпиграммы.
Мегги. Жаль. Да это и не просто — сочинять.
Лотта (делает последнюю попытку). Угадай, кто это? Полтора на полтора, кожа дряблая бела, морда — блин, прическа — пакля, совесть жиром заплыла. Кто это?
Мегги. Я?
Лотта. Да.
Мегги. У тебя не все дома!
Пожилой мужчина возвращается домой из химчистки с тремя чистыми рубашками. Он открывает дверь, Лотта прошла в дом вслед за ним. Она прижалась лицом к стеклянной двери изнутри и косит глазами на домофон.
Лахудра, рвань, бесстыжая, гадина, проходимка! (После паузы.) Лотта-Котта? Лотта?
Домофон молчит. Слева появляется Женщина со своим мужем-Турком. Она поддерживает его под руку. Против стеклянной двери турок стал как вкопанный, повернулся и что-то выкрикивает. Он громко произносит односложные немецкие слова: «байс», «тюр». В его устах они звучат как слова приказа. Лотта смотрит на обоих через стекло. Прерываясь для отдыха, Турок продолжает выкрикивать: «шайс», «мах», «бир». Тогда женщина отошла от Турка в сторону и наблюдает за ним как за посторонним. Лотта выходит из дома, нажимает на кнопку звонка, в то же время непрерывно смотрит за обоими…
Да?
Лотта. Это я.
Мегги. О, Лотта, я уж думала, ты ушла.
Лотта. Нет, я еще здесь.
Мегги. Ну, поднимайся!
Слышен зуммер дверной защелки. Турок продолжает кричать «айне», «вике», «нох», «ванн». Лотта подходит к ним.
Лотта. Что с ним случилось?
Женщина. Сама не знаю.
Лотта. Это ваш муж?
Женщина. Да, но я его боюсь.
Лотта. Нехорошо бояться собственного мужа.
Женщина. В таком состоянии он еще ни разу не был. Орет как резаный.
Лотта. Он перебрал, и все…
Женщина. Какие-то лоботрясы накачали его. Пропусти стаканчик, опрокинь еще один… Я-то послала его за сигаретами, а он не идет назад и не идет. Не переносит алкоголя, никак.
Женщины смотрят на пьяного, который монотонно повторяет: «шайс», «фриц», «фут», «хос», «нике», «комм». Из домофона слышен голос: «Лотта, Лотта-Котта…».
(Продолжает.) А на ногах держится как штык. Не падает, охламон. Сами видите, держится на ногах, хоть бы что.
Лотта. Да. С ума сойти! Как капрал на плацу! Пьяные бывают разные.
Турок сделал решительный шаг правой ногой, при этом ботинок у него сорвался с ноги.
Женщина. Только в голове круги ходят.
Лотта. Кто он — турок?
Женщина. Да, турок.
Лотта поднимает ботинок, подходит к пьяному, наклоняется и обувает его.
Лотта. Успокойтесь, ваша жена боится вас. Расскажите мне, что вам нужно. Не кричите так громко. Пойдемте. (Берет его под руку.) По мне, так говорите хоть по-турецки. Я пойму все равно.
Пьяный тронулся с места и пошел с Лоттой.
Женщина. Куда вы, эй? Куда?
Лотта. Подождите здесь. Я прогуляю его вокруг квартала. Обождите нас здесь.
Лотта с Турком уходят направо. Женщина подошла к подъезду и вжалась в угол, где доска с кнопками. Через некоторое время справа появился Молодой мужчина в поношенной одежде. Он остановился у доски с кнопками и насвистывает. Женщина закрывает лицо рукой.
Мужчина. Какие-нибудь неприятности, мадам?.. Послушайте, Габи, мы с вами где-то уже встречались. Как вы догадываетесь, я к посторонним женщинам на улице не пристаю, для этого я слишком воспитан…
Женщина. Я вас не знаю.
Мужчина. Ну, вот видишь, ты так среагировала на Габи, что я сразу догадался: на самом деле тебя зовут Ингеборг.
Женщина. Глупости какие, отстань. Давай гуляй себе дальше.
Мужчина. Вот так обращаются с бедным парнем в Эссене. И все же, Регина, давай зайдем в кафе, утеплим отношения.
Женщина. Еще чего! Кафе! Там полно бездельников, которые споили моего турка.
Мужчина. Какого турка?
Женщина. Моего мужа.
Мужчина. Это для меня ребус.
Женщина. Ну, муж мой — турок. Чего тут непонятного? Сейчас он пошел с одной девицей проветриться вокруг квартала.
Мужчина. Я простой читатель газет, поэтому соображаю туго. Этот турок и девица — важные персоны? Правда, я слышал о них что-то, но не спрашивай, что?
Женщина. Трепло ты. Ла-ла. Чем ты занимаешься с таким котелком на плечах?
Мужчина. Я? Компаньон для путешествий.
Женщина. Есть такая специальность?
Мужчина. А как же?
Женщина. А у нас две лавки: одну держим мы, другую — брат Арслана. Одна на Мевисштрассе у стоянки, а другая на Эрленбрух.
Мужчина. Лавки, с чем?
Женщина. Свежие овощи и фрукты. Ты должен знать, где это. В Эссене все знают. Компаньон для путешествий… Надо же… И кого сопровождаешь?
Слева появился Турок, он один.
Мужчина. По-разному бывает. Скаковых лошадей, кандидатов во время выборов, произведения искусства, старых дам, слепых стариков. Всех, кто не может или не хочет ездить в одиночку. От младенца до трупов.
Женщина. Арслан, подойди сюда! А где эта молодая женщина?
Турок. Бильмем, гитти.
Мужчина. Что он сказал?
Женщина. Он не знает. Она ушла.
Турок. Ким бу адам?
Женщина. Никто, мы просто так стоим здесь.
Мужчина открывает входную дверь и входит внутрь. Турок и его жена стоят в нерешительности. Потом Женщина садится на ступеньки. Справа появились Парень и его подруга. Он заметно пьян.
Турок. Айне! Айне!
Парень (остановился). Эй! Что, нагрузился, туземец?
Девушка. Оставь его.
Парень (обращается к Женщине). Набрался до ушей, азиат? А? Что он делает? Он лыка не вяжет…
Женщина. Считает.
Парень. Что он считает? Он сам себя пересчитывает, туземец. Или, может быть, он целый город считает?.. Иди домой… «Малисберг и Зиберт», химическое производство и склады. Знаешь? Я там работаю. Отравляющие газы в баллонах. В один прекрасный день ты, весь город… раз — и нету!
Девушка (безразлично). Придержи язык, остолоп.
Парень. Весь город… раз — и нету, все… в общей могиле, понял?
Девушка. Пошли домой.
Турок. Айне!
Парень. Раз — и нету!
Оба уходят налево. Турок и его жена остаются одни. Тихо.
Остановка
Освещенная телефонная будка у обочины шоссе. В ней Лотта устроила себе временное жилье, передняя сторона завешена носовым платком. Лотта восседает на высоком стуле — такие обычно стоят у стойки в барах. На телефонном аппарате стакан молока и осколок зеркала. С потолка спускается лента липучки. На задней стенке портрет Пауля. Время от времени Лотта бросает монету в аппарат и набирает один и тот же номер. Одновременно слышится ее голос в магнитной записи.
Лотта. Дорогой Пауль, надеюсь, эти строки застанут тебя в полном здравии и в творческом порыве. Я от тебя сейчас очень далеко — в физическом смысле! На автостопе пересекла Люнебургскую{19} пустошь, а теперь пешком возвращаюсь в город Люнебург. Воспоминания о наших первых годах в Саарбрюккене навсегда останутся самыми приятными в моей жизни. Иногда я набираю наш телефон на улице 13-го января и подолгу слушаю гудки в пустой комнате… Нам все-таки надо было обо всем поговорить спокойно. От идеи изучать иностранные языки я не отказалась… В Эссене сделала остановку, чтобы найти свою лучшую школьную подругу Матильду Нидшлегер, по мужу Виттих, но она и физически и в моральном отношении превратилась в развалину, ничем не интересуется. Завтра я собираюсь посмотреть, не найдется ли в старых автомашинах какой-нибудь подушки. Я уже не могу больше сидеть на жестком. В соседнем лесочке я видела две брошенные машины, они почти заросли травой. Как после войны. Мне иногда кажется, что в мире произошло что-то ужасное, но я об этом еще не знаю. Люди отсюда переселились, никого вокруг не видно. Мне кажется, что границы передвинулись и я оказалась в другой стране. Прости меня за мой страх. Это временно. В действительности я сильная и как-нибудь добуду себе немножко счастья. Теперь о тебе, Пауль. Я хочу тебе только сказать: мне известно, что ты любишь женщину в закрытом платье и что она тебя тоже любит. Поскольку я это знаю, я спокойна за тебя. Такова жизнь, и мне придется смириться. Я надеюсь, что теперь ты испытаешь счастье, оттого что сам по-настоящему любишь, а не только потому, что тебя любят. Пожалуйста, не выбрасывай это письмо, едва начав читать его, или, еще хуже, не распечатывая. Это причинило бы мне боль… Дорогой Пауль, я вечно буду искать тебя — не бойся: в переносном смысле! Бог — прост, он — неизменен и никого не обманывает. Твоя Лотта.
P. S. Пожалуйста, передавай всем привет то меня. Особенно девушке в палатке. Вы о ней хорошо заботитесь?
Семья в саду
Лотта.Бернд, ее брат.Вильгельм.Жозефина, его дочь.Альберт, его сын.Площадка для грилля в саду. Впереди низкий стол с пятью садовыми стульями. Справа грилль, рядом столик на колесиках с напитками. Каменная колонна с фигурой мадонны. Стол, стулья, грилль забетонированы в основании. Все, что передвигается, прикреплено тонкой цепью. За пустым столом сидят: Альберт, его отец Вильгельм, его сестра Жозефина. Напротив — Лотта, рядом со своим братом Берндом. Время от времени они меняются местами, так как ничем не заняты, даже не едят и не пьют. На Лотте ее костюм, который каждый раз выглядит все более поношенным и выцветшим.
Она делает набросок, с Альберта, молодого человека.
Лотта. Ты узнал меня, Альберт?
Альберт. Конечно.
Лотта. Я вот тебя сразу узнала, а ты вырос и совсем позабыл меня.
Альберт. Не забыл.
Вильгельм (наклоняется вперед, пальцы рук переплетены). Вы, как я замечаю, хотите пригреть Альберта, проявить заботу о моем сыне?
Лотта. Вполне возможно, Вильгельм. Говори мне «ты».
Вильгельм. А ты, зять, что думаешь по этому поводу?
Бернд (нервно заводит свои ручные часы). По-моему, нет причины для беспокойства. Сестра, ты ведь замужем?
Лотта. Я с мужем в разводе.
Бернд. Что у тебя к Альберту? Любовь? Сострадание? Желание проявить заботу?
Вильгельм. Видите ли, мой сын нуждается в надежной опоре, а не в очерёдном приключении.
Лотта (Бернду). Успокойся, не верти в руках часы.
Вильгельм. Мой сын уже три года ждет места на стоматологическом отделении. Три года прошли впустую. А до этого два года военной службы… службы так называемому демократическому государству! Теперь ему двадцать пять. Лучшие годы проходят, его будущее неопределенно. Ничего из него не выйдет. Он сидит дома в Хернуме и изрекает дурацкие сентенции.
Бернд. Военному поколению тоже было нелегко.
Вильгельм. Военному поколению? Ты, Бернд, ведь не относишься к военному поколению? Вы в шестидесятые годы пришли на все готовенькое. С университетской скамьи прямо на врачебную практику, особенно если были связи…
Лотта. Ну, у нас никаких связей не было. Наш отец не был богатым: он работал на газовом заводе. Поэтому мой брат во время учебы должен был подрабатывать. Вы несправедливы к Бернду. У него не было перспективы сразу получить практику, как, например, у Альберта. Иначе мой брат уже давно имел бы собственную практику, а не был бы твоим ассистентом!
Бернд. Я не его ассистент.
Вильгельм (одновременно с Берндом). Он — не ассистент.
Лотта. Ну что-то в этом роде. Приемный зять, несамостоятельный врач.
Вильгельм. Да, да. Темнота, темнота. Государство, социальное государство… но с вами об этом говорить бесполезно.
Пауза. Лотта рисует.
Жозефина. Двадцать восемь тысяч марок.
Лотта (наклоняется к Альберту, пытается подвинуться на своем стуле, но безуспешно). Прежде чем я встретила тебя, Альберт… Почему я никак не могу сдвинуться с места. Ах ты, святая Мария, все вкопано и приковано!
Вильгельм. А как ты думаешь, что тут осталось бы к завтрашнему утру, если б мы все не забетонировали и не приковали?
Лотта. Прежде чем я встретила тебя, Альберт, я была в таком же оцепенении от боли, как та фигура на маленькой колонне…
Вильгельм (безотносительно к сказанному), Да-да, так-так.
Альберт никак не реагирует. Лотта откидывается обратно. При следующей фразе она опять подвигается вперед, до края стула.
Лотта. В голову лезли тысячи всяких мыслей и бессмысленностей…
Вильгельм. Да-да, так-так.
Лотта (снова отодвигается назад). Скажи мне что-нибудь умное по-французски. Если б я знала французский, как ты!..
Вильгельм. Да, так!
Альберт. Но я едва его знаю…
Лотта. Ну, брось, ты наверняка знаешь французский и итальянский.
Альберт (смеется). А итальянский я вообще не знаю…
Оба смеются.
На самом деле, нет!
Жозефина пытается встать, но ноги ее подкашиваются и она садится обратно.
Жозефина. Если с ногой и дальше так будет, то я, видно, никогда не буду ходить как прежде.
Бернд. Сейчас два часа пятьдесят минут, Жозефина. Еще нет даже трех часов. Может быть, ты потерпишь еще полчасика?
Жозефина (встает). Ты, Бернд, помалкивай! Где мои двадцать восемь тысяч? (Идет к столику с бутылками, осматривает их по очереди.)
Вильгельм (явно обеспокоенный, подошел и стал рядом). Ничего крепкого, Жозефина. Ничего крепкого!
Жозефина. Что же мне налить?
Вильгельм. Прошу тебя, дочка…
Жозефина. С чего начать?..
Вильгельм. День ведь длинный…
Она выбирает бутылку водки и наливает большой стакан. Отец при этом помогает, но в то же время мешает. Он дает ей стакан, а потом отнимает от самого рта. Она все же пьет, а он печально гладит ее по голове, потом провожает к столу.
Альберт. Смотрю на твой костюм, Лотта, и хочу спросить: это новая бабушкина мода на континенте? Ты выглядишь в нем, как участница похода против ракетно-ядерного вооружения.
Лотта. А я думала, что мой костюм еще можно носить, до известной степени.
Альберт. Надеюсь, ты не забыла положить нафталин в карманы.
Лотта. Ты болван, Альберт!
Альберт. Хотел бы я на тебя посмотреть, когда речь зайдет о сексе.
Лотта. Повернись, Альберт, повернись!
Альберт. Не удивлюсь, если ты покраснеешь до ушей, стоит с тобой заговорить о сексуальных проблемах.
Лотта. А ты говори об этом поменьше!
Альберт. Значит, ты не хочешь поговорить со мной о сексе?
Лотта. Прекрати, пожалуйста! Излюбленная тема?
Альберт. Посмотрите на ее лицо. Всего несколько слов, и какое возбуждение.
Вильгельм. Послушайте лучше, Лотта, как позади нас шумит и плещется море. Во время прилива мой сын несет всякую несусветную чушь. Но когда море умолкнет и начнется отлив, вот тогда… (Ему приходится подняться, так как Жозефина направляется к напиткам. Берет ее за руку и возвращает на место.)
Альберт. Но есть — или были — и такие матери, которые подключали своему ребенку электроприбор. Если с ним что-то происходило, в ее спальне звонил звонок. Такая мать была у меня.
Вильгельм. Мне хочется взять моих детей под мышки — Альберта сюда, Жозефину сюда — и бежать, бежать в края, где ни я не был рожден, ни мои дети. Подальше от Северного моря и от здешнего воздуха, который отравляет нас йодом. Брошу все и увезу вас обоих, как дрожащих цыплят, если вы не подавите в себе ваши недуги! Ты — свое отупение, а ты — свое помешательство. Ты — молчание, а ты — словоблудие. Ты — оцепенение, а ты — навязчивость.
Жозефина (Лотте). Сейчас я тебе кое-что скажу: твой брат обокрал меня.
Лотта. Обокрал? (Бернду.) Что ты все время шебуршишь? Оставь в покое!
Жозефина. Да, обокрал. Двадцать восемь тысяч марок в золоте и ценных бумагах. Они были спрятаны в спальне, за деревянной обшивкой стены. Все мое личное состояние.
Вильгельм. Не стоило тебе прятать так много денег в одном месте.
Жозефина. Но кто же прячет деньги от собственного мужа. До этого же надо додуматься. Если бы я знала, я бы ему никогда про тайник не сказала.
Лотта. Бернд, ты что скажешь?
Бернд. Около года назад я действительно достал двадцать восемь тысяч марок из-за обшивки и взял себе.
Вильгельм. Это ясно. Мы уже много недель только об этом и говорим. Стоит ли возвращаться к этой теме именно сегодня?
Жозефина. Она — его сестра, имеет отношение к нашей семье. Пусть знает.
Лотта (Бернду). Почему ты украл?
Жозефина. Никто не знал о тайнике. Только он. Я уж и сама о нем почти забыла.
Вильгельм. Ну, он же признается, чего же его припирать к стенке.
Жозефина. Может быть, он думал: когда это я туда полезу, может, не скоро…
Лотта. Я тебя спрашиваю: почему ты воруешь? Раньше ведь ты не крал. Почему надо красть, если тебе и без того здесь более или менее все принадлежит.
Бернд. Не все мне здесь принадлежит.
Лотта. Ты вернул деньги?
Бернд. Нет. Сейчас я не в состоянии.
Лотта. Что же ты сделал с двадцатью восемью тысячами?
Бернд. Я не хотел бы об этом говорить.
Лотта. Вот даже как!
Жозефина. Об этом господин с нами говорить не желает.
Вильгельм. К сожалению. Мы до сих пор ничего не знаем. (Бернду.) Нам очень важно было бы узнать хотя бы малость.
Лотта. Ты спекулировал на бирже? Играл в карты? Может быть, ты наделал долгов?
Бернд. Нет… (После некоторого размышления.) Я не хочу об этом говорить.
Лотта. Обокрасть собственную жену. Господи! С ума сойти можно! Скажи хотя бы, почему ты это сделал, Бернд?! Да прекрати ты подтягивать брюки!
Вильгельм. Ну, что мне делать? Что делать? Видишь, как далеко зашло. (Вдруг встал со своего места и выкрикивает Бернду.) Уходи от нас, оставь мой дом и мою врачебную практику!
Жозефина. Эй, эй!
Вильгельм (снова садится). Вот видишь.
Жозефина. Отец, подумай прежде, чем говорить такое.
Вильгельм. Вот видишь? Как можно вершить суд с такой публикой? Семейка! Преступник может спокойно укрываться в собственной семье, и его не схватишь.
Бернд встал со своего места.
Жозефина, Лотта(вместе). Куда ты?
Бернд. Я никуда не ухожу. (Идет к корзине с газетами, стоящей рядом с гриллем, медленно расстилает их на земле, чтобы почистить грилль.)
Лотта. Я хочу сказать, что я своего брата люблю и чувствую за него ответственность, так как я старшая сестра и в детстве за ним присматривала.
Жозефина. Да, но теперь он вон какой вырос. В прошлом году я держала в Кейтуме{20} лавку с художественными изделиями. В этом году решила ничем не заниматься. Я уже могла бы иметь ребенка…
Лотта. Что же ты будешь делать, Жозефина? Ты о разводе думала?
Жозефина. Не знаю. Я ведь его люблю. Пусть ему будет стыдно.
Вильгельм. Но ему не стыдно, вот в чем загвоздка. А теперь прекрати об этом!
Лотта. Нет! Справедливость должна быть. Смотрите, что он делает, ему стыдно. Альберт, посмотри и ты на него!
Альберт. Только не надо слез. Мне все совершенно безразлично.
Жозефина. Типичная для него апатия! Апатия ко всему.
Альберт. Пожалуйста, я могу подойти к этому вопросу с сексуальной точки зрения. Между кражей и стыдом имеется прямая связь. Я подхожу к твоей сексуальной жизни, Фина. Кража — это исключительное, глубокое, сексуальное переживание. Одним словом, сумасшедший взлет. А ты говоришь о ней как-то холодно, мрачно. Случай касается твоего секса, а ты главного не замечаешь!
Жозефина. Секс?.. Да что же ты тут увидел сексуального? Может быть, можно было бы говорить о сексуальном переживании, если б он меня обманул с кем-нибудь. Но человек, которого обокрали, воспринимает все совершенно иначе.
Альберт. Потому что в вопросах секса ты — малограмотная.
Жозефина. Оставь, Альберт. Я не очень сильна в твоей философии.
Лотта (Бернду). Ты не хочешь опять сесть с нами за стол?
Бернд. Я хотел бы закончить чистку грилля.
Лотта (весело). Но что же ты сделал с таким количеством денег?
Бернд возится с газетами и не отвечает.
Бернд, ты сильно изменился за эти годы.
Бернд. Конечно. Я — пессимист.
Лотта. Пессимист? Ты вор — вот кто ты. Не оправдывайся!
Жозефина. Я уверена, что у него были долги.
Лотта. У тебя были долги?
Бернд. Быть пессимистом в наши дни…
Лотта (Жозефине). Наверняка.
Бернд. …не так просто. Вера в доброе в человеке объединяет людей. Она связывает их. Но если ты — скептик и не видишь просвета, то очень скоро станешь подозрительным даже в отношении друзей. Между тем пессимист не обязательно кого-нибудь оскорбляет лично. Просто люди боятся идей пессимизма, то есть в конечном счете — правды. Ты можешь быть прекрасным парнем, но пессимиста они отставят в сторону. А жаль. Можно даже быть пессимистом и притом не презирать других людей. Можно даже быть пессимистом и притом общительной натурой.
Жозефина направляется к столику с напитками, по пути остановилась около Бернда. Вильгельм следует за ней.
Жозефина. Может быть, на тебя нашло затмение? Нервы делают с человеком что угодно. Ведь трудно объяснить, зачем мужу обкрадывать собственную жену. Этого даже во время войны не было. Вместо войны у нас произошло такое небывалое несчастье. (Направляется к столику с напитками.)
Вильгельм (вполголоса Бернду). Ты, между прочим, еще не уплатил за подписку на «Иллюстрированный ринг…». Я только хотел напомнить тебе об этом. (Идет за Жозефиной.)
Лотта (наклоняется через спинку стула к Бернду). А теперь куда?
Бернд. Что ты имеешь в виду?
Лотта. Здесь мы, брат, не можем больше оставаться.
Бернд. Почему же?
Лотта. Я-то рассчитывала, что смогу побыть у тебя немного.
Бернд. Подожди, попей чая.
Лотта. Ребенком ты никогда не крал… Но во время молитвы шалил. Мама, бывало, говорила: «Не балуй, а то ангел не сделает тебе ямку на подбородке». А надо сказать, ты очень хотел, чтобы у тебя на подбородке была ямочка.
Бернд. Ну и что? У меня есть ямка.
Лотта. Я что-то не вижу.
Альберт. Бояться, когда нет темноты, еще страшнее.
Лотта. Я бы очень хотела снова жить около реки. Лучшие годы моей жизни связаны с рекой Саар, в Саарбрюккене. Но они прошли.
Бернд. Здесь у нас море. Это лучше, чем река.
Лотта. Но здесь мы не можем оставаться.
Бернд. Почему не можем?
Жозефина и Вильгельм возвратились к столу. На этот раз она наливает себе полный высокий стакан.
Альберт. Послушайте меня, прошу. Что вы со мной делаете?
Вильгельм. Как море замолкнет и начнется отлив, тогда…
Лотта. Не обязательно, Альберт, тебе все время быть в центре внимания.
Вильгельм. Приближается время отлива, он боится отлива. (Берет Альберта за руку.) Природа — мстительная сила. Сейчас пройдет, мой мальчик. Моя маленькая семья, только не обижайте его, будьте осторожны! Только не обижайте друг друга…
Жозефина. С ним происходит примерно то же, что раньше происходило при лунном свете.
Вильгельм. Всегда начинается точно с началом отлива.
Жозефина. Разве может быть такая затянувшаяся луноболезнь? Боже, я ничего не знаю. (Плачет.)
Лотта. Ты много пьешь, Жозефина. Это зачем, чтобы крепче спать?
Жозефина (смеется). И для этого тоже.
Лотта. А без стаканчика ты заснуть не можешь?
Жозефина (дружески). Когда немного выпьешь, лучше спится.
Недостойная раба твоя
Пустая сцена. Лотта сидит на стуле. Очень бледное лицо, тушью обозначены круги под глазами. Огромная книга, раскрытая, лежит перед ней на полу.
Лотта. Куда? Ответа нет. Что я здесь сижу, мне уж давно надо идти. Мне нельзя забывать, что я должна идти дальше, а я сижу. Ушли Фридер и не-Фридер. Ушли Эгберт и Инга. Так же ушли Серен, турок, Вильгельм, Мегги, Пехштайн и Карин. Последним ушел Пауль. Передо мной север и юг, запад и восток — полный выбор. Есть еще норд-ост и норд-норд-ост — непроглядная даль. Каждый меридиан перечеркиваю чертой, если там никого не было, и двумя штрихами, если там никого больше нет. А далее небо или преисподняя, книга или море, я не знаю, где еще они могут скрываться. В моем распоряжении вся роза ветров да еще роза безветрия, больше ничего нет. Вот он, круг бытия. Или овал. Пауль не остался со мной. Комнаты тоже нет. Бернда и сестры Аннагреты — нет рядом. Боргвард, отец и клоун Грок{21} исчезли. Здесь, в большой книге, не осталось никакой записи о них. Ни следа. Я достигла предела свободы! Но такой белой, как книга, я не стану. Только не я! Но уж если пустые страницы заговорят, тогда я в твоей власти, Боже, твоя недостойная раба. Куда? Каждый шаг может быть ложным. Куда пойдешь в этой пустой вселенной? У меня полная свобода, больше не бывает…
Никто, конечно, не возвращается{22}. Пустые слова. Пока никто не вернулся. Ни один человек. Откуда? Идти — это идти и идти. Вещи расстаются друг с другом. Насколько известно науке. Или возьмем, к примеру, книгу посетителей. Надписи выцветают. Или вот губы. Помада стирается. Вещи расстаются друг с другом. Поле теряет посевы. Смерть теряет мертвецов. Гармонирующие вещи, в конце концов, надоедают друг другу и разлетаются в разные стороны. Все равно. Как вселенная. Она медленно и бесконечно расширяется. Мы не падаем, как часто снится, мы разлетаемся в стороны и поднимаемся ввысь. Если так посмотреть, то вещи только теперь приобретают их подлинный смысл. Вселенная и все вокруг, врозь и ввысь! Зачем же противиться всеобщему развитию?
Ты слышишь! Стул! Проснись! Старый, ленивый! Только мы с тобой устроились здесь прочно. Ты на земле, я на тебе. Развитие нас переехало, говоришь ты? Но это еще не повод для того, чтобы распускаться, старик! Что-нибудь человек должен всегда хотеть. Ради чего-то ведь идут часы! (Встает.) Динь-дон! Глория! О прекрасное небо, вечно неповторимое! И облака, мертвые чрева, парад воздушных сил! Динь-дон! Глория! Небо сегодня напоминает пещеру, замок, сад, а мы, бедная земля, только завтра появимся на свет. Динь-дон! Глория! Разве Лотта не знает, что Лотта говорит? (Обращаясь к стулу.) Нет, милостивый государь, ах… Ваша недостойная невеста больше этого не знает.
— Ты называешь себя моей невестой?
— Я говорю это только из вежливости, всемогущий Боже. Я не знала, что Вы уже так близко. (Внезапно как будто оказывается в своей квартире.) О Господи, какой у меня беспорядок… Нет, пожалуйста, оставьте меня! Я не та, за кого Вы меня принимаете. Я молола всякую чепуху. Ну и что же? И ничего толкового не придумала. Клянусь, ни раньше, ни сейчас. Но ближе ко мне не подходите, почтенный Создатель, прошу Вас. Я не могу быть для Вас ни чашей, ни кубком, ни каким-либо другим сосудом. Вы же хотите, чтобы я лопнула и превратилась в толстушку. Я Вас тоже не могу выносить! Для этого я слишком слабая… О, только не этот желтый! Желтый для меня самый ужасный цвет! Не это желтое освещение! Возьмите Жозефину или Мэгги, она умеет гадать по руке, а я нет! Я недостойна! О Господи, это должно быть мое наказание? Только потому, что я немного заболталась? Что же мне делать? Почему Вы отправили всех остальных? Почему! Что?!.. Не понимаю. Оставьте меня! Прочь! Это ошибка! Неправильно соединили! Нет! На помощь, на помощь! (Поднимает книгу.) Книга, книга… Хотя она так пуста, но так тяжела. Не прикасайся ко мне! Уйди прочь! (Поднимает книгу над головой.) Не прикасайся ко мне! (Колотит книгой по столу, ломает его, и при этом сама падает на пол. Ставит книгу прямо, так что книга заслоняет собой обломки стула. Садится спиной рядом с раскрытой книгой.) Не думаю, что я могла от него отделаться. Он проникает туда, куда хочет. Быть может, он уже там, куда хотел проникнуть. (Расцарапывает себе спину, смотрит на испачканную кровью руку.) Кровь!.. Что за кровь у меня на спине? Там же ничего не было… (Пытается заглянуть себе за спину, поворачивается, садится перед книгой. По правой стороне из узкого разреза течет кровь. Читает, будто расшифровывая только что возникший текст). Вера. Любовь. Надежда. Вералюбовьнадежда: нет! (Закрывает книгу. По обрезу опять струится кровь. Отрывает клочок от своего платья, пытается очистить книгу.) Он получит меня маленькой!.. Я чувствую, Он получит меня еще маленькой. О, как я это проглядела! Сначала всех отправил, а потом атаковал меня… Сначала всех отправил, а потом медленно стал приступать к своему делу… (Чистит и обнимает книгу.) О нет… О нет.
Диктант
Лотта.Альф.Молодой служащий городского управления Альф сидит за рабочим столом. Он считает на ручном компьютере. Из соседней комнаты, позади, слышен шорох электрической машинки.
Альф (говорит в диктофон). Дорогая фрейлейн Доммермут, завтра с утра я буду на совещании у уполномоченного по планированию. Подготовьте записку об объявлении конкурса по проекту «Сити лайв». Жду от вас звонка в перерыве между заседаниями, около десяти тридцати. Письмо Волленхагену продиктую сегодня попозже. (Что-то считает на компьютере. Встает, отходит в глубину, потом возвращается, продолжает диктовать.) Дорогая фрейлейн Доммермут. Прошу не пугаться: в понедельник утром в нашем бюро, возможно, появится некая дама. Это моя знакомая. Она хотела бы поближе взглянуть на наше делопроизводство. Дайте ей какое-нибудь задание. О ней известно, что она относится к делу (он откашлялся) с большим рвением.
Лотта выходит из задней комнаты с пачкой напечатанных листов.
На ней длинное легкое платье, почти летнее.
Лотта. Ну прочти, что я за день написала.
Альф смотрит на нее, не обращая внимания на листы.
Тебя это не интересует?
Альф. Это ты не написала, а всего лишь переписала.
Лотта. Переписала? Разве переписка ни для чего не нужна? Ведь я занималась этим делом, полагая, что оно нужно тебе.
Альф. Ты вполне чисто напечатала. Хорошая работа.
Лотта. Тогда читай!
Альф. Не буду.
Лотта вздыхает с раздражением.
Если хочешь, мы можем устроить проверочный диктант делового письма под стенографию.
Лотта. Да, хочу. Начинай сейчас! (Берет бумагу и карандаш, садится к краю стола.) Дело моей чести доказать, что я могу стенографировать и печатать не хуже старухи Доммермут.
Альф. Доммермут — не просто машинистка. За тридцать лет работы в городском управлении она стала квалифицированным помощником.
Лотта. Это я тоже сумею.
Альф. Мне кажется, Лотта, — при всей любви — ты слишком настойчиво вторгаешься в мою жизнь.
Лотта. Я хочу помочь тебе, Альф.
Альф. Мне кажется, ты вцепилась в мою жизнь тигриными когтями. Если учесть, что мы с тобой всего две недели знакомы и еще недостаточно друг друга знаем…
Лотта. Тебе нечего бояться, Альф. Я только хочу помочь тебе.
Альф. Не забывай, что ты должна стоять на собственных ногах. В наше время от женщины требуется самостоятельность и в известной степени хладнокровие. Немного сдержанности не помешает.
Лотта. Я знаю об этом. Потому-то я и изучаю канцелярскую работу. Диктуй!
Альф. Пиши… «Господину директору Нойферу. Уважаемый доктор Нойфер…».
Лотта. Вверху слева надо написать адрес и полное имя адресата.
Альф. «Уважаемый доктор Нойфер…».
Лотта. Продиктуй его полное имя и точный адрес!
Альф. Это ты найдешь в справочных материалах, Лотта. «Дорогой доктор Нойфер, что долго вызревает, то дает хорошие плоды. В результате трудных переговоров с коллегами из отдела садовых участков я счастлив сообщить вам и вашим друзьям о разрешении открыть площадку для дрессировки собак на вашем участке по Дойчмюлленвайер. О предписанных отделом строительства обязательствах…». Прошу, не повторяй за мной текст вслух… «Соответствующие обязательства…». в скобках: «надежное ограждение участка, предоставление стоянки для автомашин и так далее — будут вам изложены в подробном письме городского советника по строительству Бельса в ближайшее время».
Лотта. «Предоставление стоянки для автомашин и так далее?»
Альф. Да, и так далее.
Лотта. Как мне лучше написать: «этсетера» или «и так далее»?
Альф. Дорогая, не спрашивай меня… «Что касается упоминаемых вами условий защиты от шума, то я не вижу, что в этом отношении можно было бы предпринять. В конце концов вы находитесь вдали от жилых массивов города. Конечно, по выходным дням вам не следует начинать дрессировку в ранние часы. Остаюсь с наилучшими пожеланиями…».
Лотта. «По выходным дням»? Можно так сказать?
Альф. Почему нет?
Лотта. Обычно говорят: в выходные дни.
Альф. Пиши как хочешь.
Лотта. Это настоящее письмо или учебное упражнение?
Альф. Настоящее.
Лотта. Хорошо. Я напечатаю его сейчас же. (Уходит в свою комнату и переписывает на машинке.)
Альф (в диктофон). Доммермут. Это ужасно, что будет… Это моя знакомая… Я ее знаю всего две недели. Мы познакомились у Вальтера… Взаимные улыбки, она пришла ко мне домой и теперь окопалась там основательно. Она не уйдет. Я в страхе: не знаю, что будет.
Лотта входит в куртке и шлеме для езды на мотоцикле, позади себя она тащит санки. На них лежит письмо. Альф встал и уставился на Лотту, вышел из-за стола.
Лотта. Я отвезу письмо на почту.
Альф. Но на улице нет снега.
Лотта. Я намерена доставить его на моем мотоцикле «Хонда».
Альф. Ты можешь ездить на мотоцикле?
Лотта. Да.
Альф. А где же твой мотоцикл, Лотта?
Лотта (подтягивает к себе санки). Вот. Он всегда со мной.
Альф. Не можешь ты ездить на мотоцикле.
Лотта. Очень даже могу.
Альф. Откуда у тебя эта старая куртка и санки?
Лотта. Ах, эти вещи: они всегда при мне.
Альф. Неправда, ты врешь. Тебе доставили их. Откуда? От портье из дома?
Лотта. Да. Они всегда со мной.
Альф. Покажи мне письмо, Лотта.
Лотта (передает письмо). Вот письмо.
Альф. «Дорогой Пауль… снова наступил май. На деревьях распустились почки. И я снова втюрилась, на этот раз в одного бургомистра. Люблю его всем сердцем. Прошел еще один год, а моя судьба остается нерешенной. Не я виновата в том, что зеленый росток в нашей комнате засох. Сама я, как и положено вьющимся растениям, ползу вниз. Остаюсь навсегда твоя Лотта Филодендрон».
Лотта. Вместо слова «сердце» можно было бы употребить слово «единорог». Люблю от всего единорога…
Альф (смотрит на письмо, кивает). Хм, а кто этот бургомистр?
Лотта. Ты.
Альф. Почему ты называешь меня бургомистром?
Лотта. Потому что ты руководишь населением.
Альф. Но я этим не занимаюсь.
Лотта. О, я все разузнала: ты — бургомистр.
Альф. И как же ты все разузнала?
Лотта. Это же — Саарбрюккен, к тому же чувствуется по твоему голосу.
Альф. Я не бургомистр. Здесь городской отдел строительства, а я в нем служащий. Я даже не городской советник по строительству. Понимаешь?
Лотта. Да.
Альф. А теперь можешь ты стать благоразумной? Это же ужасно! Так не пойдет. Ты должна переписать свое письмо. Вначале подумай, что ты хочешь сказать, а потом пиши.
Лотта. Я хочу получить развод.
Альф. Но в письме об этом не сказано ни слова.
Лотта. Пауль меня поймет.
Альф. И потом, что это значит: «втюрилась»? Такого слова в нормальном языке нет. Надо сказать: «полюбила» или «он мне понравился». Может быть, лучше — второе.
Лотта. Пауль знает, что значит «втюрилась».
Альф. Далее. Ты пишешь: «зеленый росток засох». Не лучше ли сказать: «увял»?
Лотта. Он не увял, а совсем засох.
Альф. Ужасно. Произвольно обращаешься со словами и притом сочиняешь просительное письмо! Придется тебе переписать заново. Вначале хорошенько подумай, что ты хочешь сказать.
Лотта (забирает письмо обратно). Хорошо. Может, я действительно не умею писать свои письма…
Альф. И прошу тебя: сними с себя это шутовское обмундирование. Подойди сюда…
В то время как он пытался помочь ей, она неловким движением ударила его каской в подбородок. Он вскрикнул и в приливе бешенства ударил ее по шлему. Лотта замерла в изумлении. Потом Альф схватил со стола линейку и стал бить ею по шлему, пока она не изломалась. Лотта отвернулась, уходит в заднюю комнату, таща за собой санки.
В таком виде я с тобой не могу показываться!
Лотта. Это от тебя и не требуется. Я никому не позволю бить себя. (Уходит в свою комнату и печатает письмо.)
Альф (снова обращается к диктофону). Доммермут. Только что побил Лотту. Боже мой, как ужасно! Со мной случился приступ бешенства. Лотта вдруг изменилась в духовном плане. Хотел ей помочь, но вышел из себя. Я плохо переношу, когда меня беспокоят. Мне бы следовало сохранить юмор. В конце концов она одаренная личность. Прекрасно рисует. Иногда подходит к окну и разговаривает с цветами на подоконнике. Неслыханно.
Пауза.
Доммермут, я не могу разгуливать в нашем городишке с дамой со столь неустойчивой психикой. Но надо быть добрым!
Лотта возвратилась из своей комнаты, без куртки и шлема. Лицо без выражения. Передает Альфу листок письма.
(Читает.) «Дорогой господин доктор…». (Пытается шутить.) Ах, это письмо президенту дворняжек, дрессировщику и поджигателю склок, расисту и собачьему штурмбанфюреру!
Лотта. Читай.
Альф (пробегает текст). «Дорогой господин доктор, что долго вызревает, то дает хорошие плоды…». Так. Прекрасно написано, Лотта. Лотта. Без ошибок?
Альф. Да.
Лотта (забирает письмо и хочет снова уйти). Наклею марку и отправлю.
Альф. Оставь. Потерпит до понедельника.
Лотта (в плохом настроении). Лучше, да и без ошибок, тебе не напишет никакая Доммермут.
Альф. Подожди. Что с тобой? Почему ты не смотришь на меня? Что ты себе думаешь? Лотти, мы ведь не муж и жена. Давай не будем дуться. Всегда можно найти слова примирения. Ну почему ты напялила на себя это старье, и потом: санки, Пауль, дурацкий шлем? Как это понимать? Объясни! Я должен все знать, иначе у меня может закрасться подозрение… Ты исправила то ненормальное письмо?
Лотта. Я пыталась…
Альф. Что значит пыталась, Лотта?
Лотта. Ну… поскольку ты так считаешь. (Хочет уйти.)
Альф. Я вовсе ничего не считаю. Я только спрашиваю… Нужно ли вообще такое письмо? Нужен ли вообще развод и твое длительное пребывание в Саарбрюккене? По моему представлению, ты — типичная перелетная птица. Тебя постоянно манят новые горизонты… Я готов изменить свое мнение, если это не так.
Лотта (смотрит на него прямо). Ты мне совершенно чужой, Альф. (Быстро уходит к себе в комнату.)
Слышно, как снова затрещала машинка.
Отвратительный ангел
Лотта.Мужчина, одетый в куртку с капюшоном.Остановка автобуса, рядом урна, наполненная мусором. Молодой Мужчина в куртке с капюшоном ожидает автобуса. На заднем плане поспешно проходит Лотта, несколько раз туда и обратно. У нее короткие светлые волосы, очень бледное лицо, она снова в своем костюме, теперь еще более поношенном, на ногах спортивные туфли, в руках большая хозяйственная сумка. Она ходит быстрыми семенящими шагами, иногда неожиданно останавливается, смотрит на свои ноги, как если б она им не доверяла, сдвигает стопы рядом. Можно предположить, что ей мешает быстрый темп ходьбы. Наконец она подходит к Мужчине.
Лотта. Не бойся. Я только хочу постоять около тебя немного. (Становится рядом.) Вот так.
Мужчина. И что дальше?
Лотта. Лучше. Я чувствую себя лучше. Еще немного. (Неожиданно делает глубокий вдох открытым ртом, глотая воздух.)
Мужчина. Что ты делаешь? Зачем рот открыла?
Лотта. Сама не знаю.
Мужчина. Что, тебе воздуха не хватает?
Лотта. Хватает. Теперь все прошло. Я уже давно брожу вокруг тебя.
Мужчина. Я заметил. У тебя другого занятия нет?
Лотта. Мне приятно быть здесь.
Мужчина. Помолчи, а я выпью «Егермайстер»{23}, у меня сегодня компьютер выдержал испытания.
Лотта. Шутишь, наверно! Мужчины не могут без шуток. Ты, видно, принадлежишь к тем типам, которые пристегиваются ремнями, когда смотрят фильм об автогонках. Это — американская шутка.
Мужчина. А тебя я бы не хотел встретить перед завтраком. От такой кислой рожи аппетит пропадет…
Лотта. К этому можно привыкнуть, молодой человек.
Мужчина. Возможно. Что — очень тебе плохо?
Пауза.
Лотта. Господь прост, Господь — истина в делах и помыслах. Он не изменит и никогда не обманет.
Мужчина. Проваливай со своими проповедями.
Лотта. Не подумаю.
Мужчина. Состоишь в секте свидетелей Иеговы, да?
Лотта (мотает головой). Я бы постояла тут, пока ты не уедешь.
Мужчина. Кто ты такая? Не старая и не молодая. Белая, как мел, с головы до пят. При луне тебя можно не заметить.
Лотта. Разве не видно, кто я такая? Разве у меня прическа не в порядке? Я тебе совсем не нравлюсь?
Мужчина. Еще чего? Хм.
Лотта (шепчет ему на ухо). Я — праведница…
Мужчина. Ты белая, как полотно.
Лотта. Я — праведница.
Мужчина. Свидетельница Иеговы, черт тебя задери!
Лотта. Нет. Я — праведница. На весь мир имеется только тридцать шесть праведных людей. Только тридцать шесть во всем мире! Число это записано в Ветхом Завете. Каждое поколение людей получает от Бога тридцать шесть праведных людей, которые сдерживают мир, а сами остаются в безвестности. Никто их не знает. Это может быть твоя соседка! Тридцать шесть праведников, их никто не знает, и на них держится мир.
Мужчина. И одна из них — ты?
Лотта. Да, случайно. Моей заслуги в этом нет никакой. Чистая случайность.
Мужчина. А что должна делать такая праведница?
Лотта. Идти своим путем, познавать людей и помогать им, где можно. Помогать она должна всегда. Это затрудняет существование антихристу.
Мужчина. И так она работает круглые сутки?
Лотта. Да, круглые сутки.
Мужчина. А ты вообще нигде не работаешь?
Лотта. И по профессии можно работать и просто помогать людям. Везде. Я была инструктором лечебной физкультуры, художником-графиком, вскоре стану переводчицей. А ты кто такой?
Мужчина. Меня зовут Боб Фехтер, работаю на радио.
Лотта. На радио. А кем именно ты там работаешь?
Мужчина. Техником по компьютерам.
Лотта. Что это за работа? Расскажи!
Мужчина. Нетрудно себе представить: в такой огромный центр, как радио, стекаются тысячи информационных материалов. Их накапливают в компьютерах и потом из накопителей берут, когда нужно.
Лотта. Понимаю.
Мужчина. Ну вот.
Пауза.
Лотта. Протестант или католик?
Мужчина. Ни то, ни другое.
Лотта. Атеист?
Мужчина. Даже и не атеист.
Лотта. Даже не… атеист… (Взорвалась от гнева.) А что ты себе думаешь, кто посылает нам свет сверху?! Слушай, Боб! Будь осторожней… Ты ведь не знаешь, что нас ждет!
Мужчина. Зато ты много знаешь.
Лотта снова глотает воздух.
Оставь меня в покое! И прекрати дышать, как рыба на берегу. У тебя что?.. Болезнь какая-нибудь? Ты занимаешься распространением этой болезни?
Лотта. Мне уже лучше. Происходит что-то в груди, но без кашля. Ты не знаешь, что нас ждет…
Мужчина. И давно у тебя это?
Лотта. Только здесь стала ощущать.
Мужчина. У тебя какая-то болезнь.
Лотта. Это все так непривычно…
Мужчина. Только не умри здесь.
Лотта. Не умру.
Он достает из кармана куртки пачку драже и протягивает ей.
Что это такое?
Мужчина. Поливитамины.
Лотта. Таблетки мне не помогут.
Мужчина. Если их принимает Вики{24}, значит они полезные.
Лотта. Принимает только в телерекламе.
Мужчина. Она и дома эти таблетки глотает. Не сомневайся.
Лотта медленно идет к урне с мусором, укрепленной на столбе.
Ты куда?
Лотта. Я хочу там кое-что посмотреть. Ты не поворачивайся! (Роется в мусоре, выбирает бумагу и сует в свою сумку.)
Мужчина (про себя). Женщина не старая и не молодая. Как любая женщина, что еще надо? Если дома возникнет какой-то вопрос, она на него ответит. Например, спросит: «Что ты понимаешь под словом „вопрос“?» Нда… Вдвоем лучше смеяться перед телевизором, чем одному. (Пожимает плечами в сомнении.) Она могла бы играть в шахматы… Но это я могу иметь и в шахматном клубе. Если она не играет в шахматы… Помеха. (Смотрит на Лотту.) Что ты там делаешь? Грязная ты свинья, чтобы тебя черт побрал! Вынь руку из мусора! Быстрей!
Лотта. Сейчас, сейчас. Не поворачивайся, я сейчас вернусь.
Мужчина. Стыд и позор!
Лотта. Ничего не говори. Успокойся. Я иду. (Возвращается и опять становится рядом.)
Мужчина. Как можно до такой степени опуститься! Позор!
Лотта. Я ничего плохого не делаю.
Мужчина. Я же видел, ты роешься в отбросах.
Лотта. Я искала газеты. Может быть, в них что-нибудь есть о Пауле. Только газеты, сухие…
Мужчина. В наше время никто не роется в чужом дерьме.
Лотта. Нет.
Мужчина. Ты тоже можешь прилично выглядеть. Профессия у тебя есть, помогать ты умеешь. Никаких оснований бродяжничать.
Лотта. Я и не делаю этого. Я просто посмотрела на выброшенные газеты.
Мужчина. В отбросах копаются только душевнобольные и бродяги.
Лотта (тихо). Я — праведница… Бог опять с нами.
Мужчина. Ты — женщина. Не старая и не молодая. Ты могла бы иметь приличный вид. Найди себе подходящий круг друзей, преодолевайте сообща трудности. Ты еще можешь выглядеть как женщина, которая нравится.
Лотта. Я? Не уверена. Нарисуй картину моего будущего.
Мужчина. Уже завтра или послезавтра придет благословенный день, как ты сама говоришь. И что ты скажешь о себе в этот день?
Лотта. Так, так. Говори дальше!
Мужчина. Кто не держит себя в руках, кто ничем не занимается, кто ходит и побирается…
Лотта. Я этого не делаю!
Мужчина. Возьмем, к примеру, шахматный клуб, куда я хожу два раза в неделю. Во-первых, спокойная обстановка. Это уже поддержка человеку. Во-вторых, игры на выезде, развлекательные поездки. (Умолкает.)
Лотта. Чудесно. Говори дальше.
Мужчина. Что ты будешь делать, когда я сяду в автобус?
Лотта. К мусорной урне я больше не пойду, Боб!
Мужчина. Но что же ты будешь делать?
Лотта. Нда… Что же мне делать? Что я стану делать, когда смолкнет музыка…
Мужчина. Ты в шахматы играешь?
Лотта. Нет.
Мужчина. Хочешь научиться?
Лотта (смотрит на него и медленно качает головой). Нет… нет…
Пауза.
Мужчина. Игроки занимают свои места. Подают друг другу руки, но не трясут… Мужчины между собой называют друг друга по фамилии: Корчной и Полугаевский. Или: Спасский и Фишер{25}. Или…
В обществе
Лотта.Врач.Пациенты.Комната ожидания у врача-терапевта. На стенах пугающие плакаты против курения. Вместе с шестью другими пациентами в комнате находится Лотта. Они листают иллюстрированные журналы, решают кроссворды, смотрят перед собой. Толстая женщина вяжет, Турок ерзает беспокойно на стуле. Над обитой белой кожей дверью, ведущей в кабинет врача, укреплен репродуктор, через который вызывают пациентов. Лето. В своем выцветшем костюме Лотта сидит у полуоткрытого окна. Доносится шум улицы и крики детей с соседнего школьного двора. На каждого пациента врач тратит одну-две минуты. Иногда, если речь идет об обновлении рецепта, — даже меньше.
Через положенные промежутки вызываются: «Фрейлейн Кванд, пожалуйста… Господин Вернер Шмидт, прошу… Фрау доктор Мельхиор, пожалуйста». Пациенты возвращаются в комнату ожидания, если они оставили свои вещи. Вообще же они могут покинуть дом врача и через другую дверь. После вызова фрау Мельхиор, которая задержалась в кабинете дольше других, в комнату ожидания вошла пожилая женщина. На ее приветствие присутствующие ответили невнятными междометиями. Вдруг Лотта громко обращается к присутствующим.
Лотта. Может быть, вам будет интересно узнать, что недавно мой муж получил большую премию… Мой муж — публицист Пауль Лига. Он пишет также под псевдонимом Смоки.
Все пациенты с удивлением смотрят на Лотту. Она замолкла и потупила взор. Фрау Мельхиор вышла от врача, чтобы взять летнее пальто с вешалки. Она говорит всем громко и отчетливо «До свидания» и выходит. Ей все ответили также отчетливо. Через репродуктор попросили: «Господин Уранюц, пожалуйста», Турок поспешно скрылся за белой дверью. Вошла молодая женщина, тихо произнесла «Гутен таг». Все на нее только посмотрели. По вызову встала со своего места Толстая женщина. Она оставила вязанье на стуле и направилась в кабинет врача. С полдороги вернулась, чтобы взять свою сумочку. Комната на короткое время погружается в темноту. Затем снова зажигается свет. Лотта сидит одна в комнате ожидания. Из своего кабинета вышел В р а ч, он положил новый номер журнала «Дер Шпигель» на журнальный столик. Потом видит Лотту…
Врач. А вас не вызывали?
Лотта. Нет, я тут просто так.
Врач. Вы не записывались на прием ко мне?
Лотта. Нет, я не записывалась. У меня ничего не болит.
Врач. Тогда я прошу вас выйти.
Лотта. Да.
Лотта медленно выходит из приемной врача. Врач закрывает за ней дверь. Идет в свой кабинет, закрывает дверь.
ЗАНАВЕС.
Парк