Мэдж. Не говори глупостей! Он привел с собой одного человека, своего клиента, который сгорает желанием познакомиться со всем семейством.
Хейзел. Так ему и надо, пускай сгорает! Симпатичный?
Мэдж. О, забавный коротышка.
Кэрол (прыгая по комнате). Это нам как раз и нужно — забавный коротышка. Чудесно для шарад.
Мэдж. Нет, он вряд ли подойдет. Похоже, у него нет никакого чувства юмора. Пока он очень робок и боится мамы. Этакий маленький деловой человек.
Кэрол. Не спекулянт, как их рисуют в «Панче»?
Мэдж. Похоже, что он может им стать со временем. Зовут его Эрнест Биверс.[1]
Хейзел (фыркая). Глупее не придумаешь! Если у него есть жена, мне ее жалко.
Мэдж. По-моему, у него ее нет. Слушайте, девочки, нам пора начинать!
Входит Кей, которой сегодня исполнился двадцать один год. Это умная, развитая девушка, по миловидности несколько уступающая Хейзел. В руках у нее лист бумаги.
Мэдж. Кей, нам пора начинать!
Кей. Знаю. Остальные сейчас придут. (Начинает рыться в вещах.) А здесь недурные костюмы. О-о, поглядите-ка! (Вытаскивает какую-то нелепую, старомодную женскую накидку, пальто или плащ и шляпу, нелепо напяливает их на себя, выходит на середину комнаты, становится в утрированно мелодраматическую позу; ходульным, напыщенным тоном.) «Минуточку, лорд Как-вас-там-зовут! Если меня застанут здесь в столь поздний час, кто поверит, что целью моего посещения… вашей комнаты… без провожатых… было исключительно желание… э-э… получить документы… которые дадут мне возможность… обелить имя моего супруга, имя человека, который… э-э… никогда не добивался ничего другого, как только… э-э… чести послужить своей родине… и нашей также, лорд Трам-ти-та-там… человека… который… которому…» (Обыкновенным голосом.) Ничего не выходит, я совсем запуталась. Знаете что? Нам надо бы устроить подобную сцену — пышную, драматическую и полную всяких документов.
Мэдж. Ну хорошо, так что же мы будем играть?
Хейзел (холодно). Я забыла шараду.
Кэрол (с негодованием). Хейзел, это неслыханно! А мы-то целыми часами бились над ней!
Хейзел. Я не билась. Только ты и Кей, потому что вы воображаете себя будущими писательницами и актрисами.
Кэрол (строгим тоном). Это шарада, идиотка, — «Кот-в-сапогах». Три слова: кот-в-сапогах. Получается шарада.
Мэдж. Я думаю, четырех сцен слишком много. И потом, они легко угадают.
Кей. Это ничего не значит. Если они угадают, это доставит им удовольствие.
Кэрол (с оттенком торжественности). Самое главное — в переодевании.
Входит миссис Конвей, очаровательная женщина лет сорока пяти, очень изящно одетая, с живыми, непринужденными манерами.
Миссис Конвей. Ну, я готова — если вы готовы. Какой беспорядок вы тут наделали! Так я и знала. Дайте-ка мне посмотреть! (Принимается рассматривать вещи и разбрасывает их куда более хаотично, чем это делали остальные. В конце концов извлекает испанскую шаль и мантилью.) Ага, вот где они! Я буду красавицей испанкой. У меня есть и песенка для этого. (Начинает надевать испанский наряд.)
Хейзел (Кей). Ну, что я тебе говорила?
Миссис Конвей (которая питает особенную нежность к Хейзел). Что ты ей говорила, моя дорогая?
Хейзел. Я сказала Кей — все равно, что бы она ни устроила, ты захочешь выступить в роли испанки.
Миссис Конвей. Ну и что, а почему бы и нет?
Кей. Это не подходит к сценам, которые я придумала, — только и всего.
Миссис Конвей (занятая своим костюмом). О, ты очень легко сумеешь это устроить, дорогая, ты ведь такая умница! Я только что рассказывала доктору Холлидею и его племяннице, какая ты умная. Они как будто удивились. Не могу себе представить, почему.
Хейзел. Я первый раз увидела Монику Холлидей без ее деревенского облачения. Диву даюсь, как она не явилась к нам сегодня в штанах и крагах.
Кей. Ужасно странный у нее вид без них. Как будто это переодетый в женщину мужчина.
Мэдж. Ну, Кей, что нам делать дальше?
Кей. В первой сцене — «Кот» — изображается старуха, которая потеряла своего кота. Она похожа на настоящую ведьму.
Кэрол (восторженно). Я буду старухой. (Начинает подыскивать подходящее одеяние — старую шаль и т. п., - а также седой парик. В течение последующего диалога постепенно преображается в старуху.)
Кей. Мама, ты и Хейзел — две дочери, которые приходят навестить ее.
Хейзел. Я знаю свою роль. Я все время повторяю: «Я всегда терпеть не могла твою ужасную кошку, мама». Что бы мне надеть? (Ищет.)
Миссис Конвей (в костюме испанки). Кажется, все в порядке. Что ж, буду дочерью-испанкой.
Кей (покорно). У нее не было дочери-испанки, но мне кажется, это и не важно.
Миссис Конвей. Нисколько. Никто не обратит внимания. И потом, я думаю, мне лучше не появляться в других сценах — вы же, наверное, захотите, чтобы я спела.
Кей. Конечно. Но я наметила для тебя еще два выхода. Придется их передать Мэдж и Джоан Хелфорд.
Миссис Конвей. Как жаль, что с нами нет Робина. Ты знаешь, Мэдж, он писал, что его могут демобилизовать со дня на день. Ужасно досадно, если он пропустит день рождения Кей. Робин так любит вечеринки! Он весь в меня. Ваш отец всегда был к ним равнодушен. Вдруг в самой середине вечера, как раз когда все только налаживалось, ему хотелось покоя… он отводил меня в угол и спрашивал, как долго еще останутся гости… а они только-только начинали веселиться. Я никогда не могла этого понять.
Кей. Я могу. Я часто ощущала то же самое.
Миссис Конвей. Но почему, дорогая, почему? Это же неразумно! Если ты устроила вечеринку — значит, у тебя вечеринка.
Кей (серьезно). Да нет, не в том дело! И не то чтобы мне вдруг стали неприятны люди. Но ты чувствуешь — по крайней мере у меня появляется такое чувство, и, наверно, такое же чувство было и у папы, — внезапно тебе кажется, что все это не настоящее… и тебе хочется чего-то настоящего. Ты понимаешь, мама?
Миссис Конвей. Нет, дорогая, не понимаю. Для меня это звучит немножко мрачно. Но ваш отец иногда становился очень мрачным. Ты, может, быть, и не веришь, но так бывало — и у тебя это, наверно, от него.
Кей (очень серьезно). Ты думаешь, что иногда, таинственным образом, он знал?
Миссис Конвей (не очень внимательно). Что знал, дорогая? Взгляни на Хейзел — ну разве она не очаровательна? Я еще помню, как впервые надевала эти вещи. Какая нелепость! Что знал?
Кей. Знал о том, что с ним случится. Ты помнишь, Алан говорил, что некоторые из его знакомых, которые были убиты на фронте, иногда как будто знали, что они будут убиты, словно на них опустилась какая-то тень. Знали, потому что… вроде бы нам дано… заглянуть за угол… и увидеть свое будущее.
Миссис Конвей (легким тоном). Тебе приходят в голову самые необычайные мысли. Ты должна попытаться вставить некоторые из них в свою книгу. Ты счастлива, дорогая?
Кей. Да, мама. Очень счастлива.
Миссис Конвей. Тогда все хорошо. Я хочу, чтобы у тебя был веселый день рождения. Я чувствую, что мы все можем быть снова счастливы теперь, когда эта ужасная война кончилась, и люди опять стали разумными, и Робин и Алан в безопасности. Да, я и позабыла спросить: Робин тебе прислал что-нибудь, Кей?
Кей. Нет. Я и не ждала, что он пришлет.
Миссис Конвей. О, но это так непохоже на Робина, ты знаешь, Кей! Он очень внимательный мальчик, в сущности, даже слишком внимательный. Может быть, это значит, что он рассчитывает вернуться очень скоро.
Входят Алан и Джоан Хелфорд, подруга и сверстница Хейзел, хорошенькая и довольно глупенькая.
Кей. Алан, скажи им, что мы начинаем… и что шарада состоит из трех слов.
Алан уходит.
Джоан. По-моему, вы все выглядите чудесно. Ты знаешь, Кей, я по этой части никуда не гожусь. Не говори потом, что я тебя не предупреждала.
Кей. Ну, Кэрол, тебе начинать! И помни, что «Кот» надо произнести только раз. Вы обе не произносите этого слова — только Кэрол. Она говорит: «Но ведь это же была не кошка, а кот — разве ты этого не знала?»
Алан возвращается. Кэрол уходит — и вслед за тем могут раздаться отдаленный смех и хлопки.
Кей. Добрая старушка Кэрол! Ну, теперь вы обе! (Почти выталкивает их из комнаты.) Следующее слово — «в». Я и подумала, что, пожалуй, не будет слишком большим обманом публики, если мы представим заику, который хочет произнести слово «вечером» — и у него выходит только «в-в-в»! Мэдж, ты старушка мать.
Мэдж (которая тем временем надела очень смешное, потрепанное платье). Да, я помню.
Алан. А я кто? Я позабыл.
Кей. Ты — Берт. Надень только что-нибудь посмешнее. А ты, Джоан, найдешь тут для себя.
В течение последующего диалога все переодеваются.
Джоан. Я была на прошлой неделе в Лондоне в гостях у дяди, и мы три раза ходили в театр. Мы смотрели «Тилли из Бломсбери», «Муж Золушки» и «Время поцелуев». Больше всего мне понравился «Муж: Золушки» и особенно Оуэн Нейрс. А я думала, что Робин скоро вернется.
Кей. Скоро.
Джоан. Он ведь офицер, правда? А вы не были офицером, Алан, нет?
Алан. Нет, я был капралом. Одна нашивка, только и всего. Сплошное ничтожество.
Джоан. И вам не хотелось стать чем-нибудь получше?
Алан. Нет.
Кей. У Алана нет никакого честолюбия. Так ведь, мой дорогой?
Алан (просто). Никакого.
Джоан. Будь я мужчиной, я бы хотела быть чем-нибудь очень важным. Что вы сейчас делаете, Алан? Кто-то говорил, что вы служите в городской управе?
Алан. Да, в отделе налогов и сборов. Простым чиновником, только и всего.
Джоан. И вам не скучно?
Алан. Скучно.
Кей. Алан ничего не имеет против скуки. Наверное, у него в голове масса историй и необычайных приключений, о которых никто ничего не знает.
Джоан. Хейзел говорит, что ты начала писать новый роман, Кей. Правда это?
Кей (отрывисто). Да.
Джоан. Я не знаю, как ты это можешь… Я хочу сказать, у меня, наверно, тоже пошло бы дело, если бы я только как следует начала… Но я не понимаю, как тебе удается начать. А что ты сделала с предыдущим?