Я стал писать рассказы. На это хватало и впечатлений, и жизненного опыта, и самой окружающей жизни с ее неиссякаемым материалом.
Музыка прозы
Музыка прозы
То, что рассказ занял прочное место в нашей литературе, не подлежит никакому сомнению. Для этого стоит только перелистать журналы, посмотреть газеты, зайти в книжные магазины. Рассказ есть! Есть хорошие рассказчики и среди старшего поколения, и среднего, и молодого. Этих хороших рассказчиков объединяют проникновение мыслью в сложный духовный мир человека, хорошее знание жизни общества, поиски неповторимых красок языкового богатства, умение создавать музыку — настроение рассказа.
Какой же рассказ может сегодня заинтересовать? Мне думается, прежде всего, несущий такую мысль, которая не оставит читателя равнодушным. Эта мысль должна быть непременно рожденной жизнью, развитием нашего общества, тесно связанной с нравственным состоянием народа в этом обществе.
Не каждому дано быть большим художником. И тут трудно требовать от того, кто большим талантом не награжден, совершенного. Но каждый вправе требовать от писателя мыслей. Мыслей не затасканных, не взятых напрокат, не повторяющих вчерашние истины. Вот что должно быть, на мой взгляд, непременным в настоящем рассказе. Но только ли это? Конечно, нет. Этого было бы мало. Нужную большую мысль можно бы выразить и в статье. Для рассказа, как и для любого жанра прозы (включая и очерк, но не тот беллетризованный гибрид — помесь газетной статьи с диалогом, а настоящий очерк, который умели прекрасно делать В. Короленко, Г. Успенский, М. Горький, В. Овечкин, А. Калинин), нужны люди. И характеры. И характеры свои. Опять-таки не взятые напрокат, а увиденные в жизни, дорисованные своим талантом, непохожие на тысячи, которые уже есть в литературе, такие же разные, как люди.
Но и мысли, и характеров героев еще недостаточно для настоящего рассказа. Нужно, чтобы в нем были собственная интонация, музыка настроения и чтобы непременно возникали у читателя ассоциации, без которых нет и не может быть настоящего искусства.
И конечно, слово емкое, точное, яркое и звучное. Оно несет мысль, оно создает характеры, оно наполняет музыкой настоящий рассказ. И если все это в рассказе есть, то такой рассказ не может не взволновать читателя, не может жить один день, и, по-моему, это единственный тип рассказа, который можно назвать перспективным.
Когда рассказ готов
Долгое время я не знал своих тем, своих сюжетов, и поэтому писалось по-разному: то трудно — так трудно что не только не было удовольствия от работы, от самого творческого процесса, а была сплошная разочарованность в себе; то наоборот, не успевал записывать, так быстро мысль диктовала руке и становилось радостно, и работать было интересно, и я чувствовал, что написанное получилось. Со временем я стал разбираться в том, что «мое» и что «не мое», и уже не хватался не за свои темы и сюжеты, хотя они продолжали приходить ко мне. Нет, я не отмахивался от них, записывал или запоминал, и, случалось, спустя какое-то время, даже и длительное, «не мое» становилось моим, и я легко писал рассказ. Так, к пример было с рассказом «Сатана голая».
Более двух лет «варился» в мозгу моем этот случай. Мне рассказывали, как старик-горожанин с двумя малыми внуками, забытый подвыпившим соседом, провел грозовую ночь на острове вдали от берега. Случай. И больше
ничего. Для рассказа вроде и маловато. Но вот через два года что-то странсформировалось в мозгу и рассказ определился, и я написал его за три часа. Полагаю, что быстро написал, если, конечно, не считать двухлетней подспудной работы. Ведь думать-то я все время о нем думал. Он раздражал, угнетал меня, принижал — еще бы, я не могу с ним справиться, не могу написать.
Своя тема. Это, пожалуй, и есть то, что определяет творческую индивидуальность. С самой ранней литературной поры моей запал мне на всю жизнь эпизод из рассказа О’Генри «Пути судьбы» и строка из стихотворения Сергея Есенина.
В рассказе «Пути судьбы» есть место, когда герой приходит к ученому с целым мешком своих стихотворений и просит того дать им оценку. Профессор прочитал все и сказал молодому поэту, показывая на окно (а там в саду сидела ворона и каркала): «У нее плохое пение, но свой голос». В стихотворении Сергея Есенина есть строка: «Петь по-свойски даже как лягушка».
Эти два мудрых совета я и положил в основу своего творчества. Не могу судить, насколько мне удалось следовать им, но то, что я старался, — это факт.
Свой голос. В чем он? В каком абзаце, в какой фразе, в каком рассказе впервые прозвучал он? Теперь мне легко определить в своих ранних рассказах, что «мое» и что «не мое». Но как было трудно тогда. Вместе со своей темой приходили и чужие темы, чужие сюжеты, которые никак не подчинялись мне, мучили меня, и я не мог понять, почему же еще неделю назад я мог написать рассказ, а теперь не получается?
Сейчас легче, сейчас даже читатели помогают. Как-то получил письмо, в котором читательница просит написать рассказ о том, что с нею случилось тридцать лет назад. Была война, женщина выехала со своей семьей из блокадного Ленинграда. Ей было тяжело, и вот на пути следования ей бескорыстно помогла незнакомая девушка. Надо бы поблагодарить ее, но женщина не успела этого сделать, и вот прошли годы, а она все мучается, что не сказала ей сердечное спасибо. Рассказ о доброте, об отзывчивости. Я написал его. Называется он «Невысказанная благодарность». Он напечатан в «Неве», его передавали по радио. Так что теперь легче определить свою тему.
Но писать трудно по-прежнему. Бывает совершенно пусто и в голове и в сердце, и кажется, что больше уже никогда ничего не напишешь. Раньше я очень терзался, неважно чувствую себя и теперь, но знаю, пройдет какое-то время и откуда-то внезапно, как вспышка, появится рассказ с сюжетом, с героями, у которых свои характеры, и нередко — с мыслью. И останется только сесть за письменный стол и начать писать.
Я сказал «откуда-то» появится рассказ. Откуда? Ведь я совсем еще минуту назад не знал его. Откуда? Может, он пришел на той волне, на какую настроено все мое внутреннее, творческое, постоянно, даже до некоторой степени болезненно? Что тревожит меня, не дает быть пассивным созерцателем жизни? Я знаю эту волну. Это моя тема — сострадание к человеку. Особенно к моему современнику, на долю которого выпало столько трагических испытаний. Поэтому мне особенно больно, когда он обижен, когда его не уважают, когда он бессилен, когда торжествует хам. Я хочу добра моему Человеку. И поэтому мне только надо, чтобы внутри меня что-то саккумулировалось, то есть, чтобы накопилась определенная духовная энергия, и тогда лампочка нового рассказа вспыхнет и осветит мне самые затаенные уголки деталей, которые так нужны для достоверности рассказа.
Помогли определить мне «мою» тему и критики. Это ведь тоже имеет большое значение, когда тебе со стороны указывают, в чем ты силен или в чем плох. Критика — добрая сила, если, конечно, умная.
И вот приходит рассказ. Я за столом. Каким словом открыть? В книжке «Думы о жизни» я рассказал, как работа в газете научила меня быстро находить первую фразу. До этого я метался: почему эта фраза, а не эта? Ведь можно и с той? Выбор неограничен. Со всякой фразы можно начать. С любого слова. И я начинал с любого слова, а потом, «по совету» А. П. Чехова, я отбрасывал начало, и рассказ начинался с середины.
Итак — первая фраза. Для меня она нечто вроде камертона. Какова будет ее тональность, таков будет и весь настрой рассказа. Отсюда и настроение, возникающее по прочтении рассказа. Настроение — это же, конечно, волшебство. Можно научиться делать рассказ, изучить его структуру, разложить на завязку, развязку, найти кульминационный пункт и т. д. и т. п. и написать по такому рецепту, но это будет не художественное произведение. Ему не будет хватать той малости, которую забывают многие, берущиеся за перо, — способности к чувству слова.
Начало определяет тон. Он ведет весь рассказ и приводит его к нужной концовке. От него все! И эмоциональный удар по огрубевшему Нерву Доброты, чтобы он вспомнил свое назначение, и то настроение, чтобы человек задумался над жизнью, над собой и чтобы стал лучше, возвышеннее. Назначение литературы — духовное совершенствование народа, а точнее — всех народов мира, ибо прекрасная книга воспитывает все человечество.
А оно разное. Есть добрые и злые. Человечность же — это оружие Доброты против Зла. Итак — это тема. Но абстрактно такой темы не существует. Она живет и развивается в определенных условиях, в сегодняшнем дне, в той международной обстановке, которая есть, и в той внутренней жизни, какой живет страна. Отсюда гражданственность темы. Отсюда острота проблем, позиция активного вторжения в дела и жизнь народа. От больших государственных задач до «мелочей» жизни. Малозначительного нет. Все важно.
Вот, скажем, какую я недавно наблюдал сценку в автобусе. Вчерашняя напарница кондуктора стала контролером, и вот она уже покрикивает на свою подругу, приказывает ей. Всячески демонстрирует свою власть. Та же никак не хочет, чтобы Нюрка на нее кричала. И вот идет перебранка. Пассажиры слушают, некоторые посмеиваются, другие равнодушны, но никто не возмущается тем, почему, на самом деле, начальник кричит на подчиненного? Считают, что так и должно быть, что ли? Да почему же так должно быть? Да разве наш, советский, начальник должен быть таким? Это «моя» тема. Не знаю, напишу ли рассказ, но то, что она пришла ко мне, заставила задуматься, говорит само за себя.
Новая тема — явление редкое. Темы войны хватает на многих писателей, уже сотни книг написано и еще будет написано немало. Потому что у каждого писателя свой ракурс, а тема неисчерпаема. Некий поворот в известной теме, и этого уже достаточно, чтобы по-новому осветилось известное, чтобы возникли новые мысли и раздумья. Не всем писателям отпущено одинаково красок на палитре — тут уж ничего не поделаешь, но знать жизнь, уметь разобраться в ней каждый писатель обязан. Тут уж никаких скидок быть не может. Только при таком условии может быть активной гражданская позиция писателя. Да и для того, чтобы создать определенный характер, рожденный конкретным временем, тоже надо хорошо разбираться в поступательном движении общества, иначе трудно определить новое в сознании современника.