Надо же, какие чудеса творятся. И кто же его пожалел-приголубил?
Натаха почти успела убрать под стол внушительный кулак, которым призвала пацана к молчанию. Густо, свёкольно покраснела.
— Оу, Натаса! — хихикнула Сэкиль. — Тебя мозно поздравить? Я думара, в твоей яшмовой вазе узе завелась паутина!
— Отстаньте. Эти такой концерт устроили, что меня разобрало… Но, если он кому-то скажет, я его урою! — она снова показала кулак Васятке, он сглотнул и нервно закивал.
— Совет да рюбовь!
— Заткнись, узкоглазая. Какие планы, Кэп?
Вчерашний день уже всплывает в памяти, записи я оставил подробные. Вот только ночные приключения упустил. Ладно, и так понятно, что было хорошо. Освежим при случае воспоминания, если Абуто будет не против.
— Думаю, для начала проверим вчерашний этаж. Не выломали ли решетку. Нам же не нужен тут отряд извращенцев?
— Я возьму железок, укреплю, — кивнула Натаха. — Вчера наскоро замотала цепью, не дело.
— Хорошо. Потом попробуем найти лестницу, про которую говорила Абуто.
— Абуто это та негритяноська? — уточнила Сэкиль. — И что за рестница? Ты нисего не сказар!
— Надеюсь, она нам покажет. Это может быть интересно.
— Ты думаешь, есть обходной путь? — скептически хмыкнула Натаха. — Я вот думаю, что нам просто нужна дверь.
— Натаса, ты думаес? — всплеснула в притворном удивлении тонкими руками Сэкиль. — Засем? Тебе не идёт!
— Заткнись, Сека, — рассердилась Натаха. — Не такая уж я дура!
— Дверь ведь может быть где угодно, верно?
— Вроде так, — кивнула Натаха.
— Значит, и на той лестнице тоже.
— Уговорил, Кэп. Собираемся?
— Собирайтесь. Я зайду к Абуто. И не для того, о чем вы тут захихикали, а спросить, не покажет ли она нам дорогу.
— Мозно с тобой, Кэп? Хосю посмотреть на зенсину, которая заставила тебя так крисять!
Я постучал в комнату негритянки. Раз, другой. Тишина.
— Оу, Кэп, ты та-а-акой сирьный мусина! — сказала ехидно Сэкиль. — Девуска совсем устара!
Но у меня росло ощущение беды, и я толкнул дверь. Она распахнулась, открыв картину, от которой у меня внутри неприятно ёкнуло, а азиатка сдавленно пискнула.
Небольшая, зеркально отражающая мою, комната уделана кровью. Так, как будто кто-то плясал с оторванной башкой, заливая стены фонтаном из разорванной артерии. Только стена напротив двери, где в нормальных общагах бывает окно, почти чистая. Мелкие брызги по краям и посередине нарисованный кровью непонятный символ.
— Ой, за что вы её? — Сэмми. Вот же вовремя припёрся. — Вы же с ней ночью так… А потом вот так, да?
Он метнулся в сторону и начал громко извергать наружу утреннее пюре. Сэкиль побледнела, но, к моему удивлению, сдержалась.
— А где сама девуска? — спросила она, сглотнув.
Хороший вопрос. Тела нет, и спрятать его негде. Я выглянул в коридор, осматривая пол — если бы её тащили, то были бы следы. Нет, чисто. Сэмми понял меня неверно, и стремительно, хотя и пошатываясь, удалился. Наверное, решил, что я сейчас буду убирать свидетеля. Но я даже его блевотину не буду убирать. Сам пускай убирает.
— Всё осень прохо? — с просила азиатка. От нервов её акцент усилился.
— Да уж чего хорошего.
— Кэп, Кэп! — закричала издалека бегущая сто стороны столовой Натаха. — Там Сэмми несёт всякую чушь! Говорит, что вы свою негритянку… Ой!
— Не смотри туда! — сказал я запоздало.
Натаха последовала примеру Сэмми. Кто там по графику дежурный? Не повезло ему.
— Уф… — сказала она, отдышавшись. — А я ему в лоб дала, чтоб не брехал. Зря?
— Правильно дала. Я этого не делал.
— Кэп, я за тебя кому хочешь закатаю в рог. Но, блин, у тебя же память вырубает! А вдруг сделал да не помнишь?
— И что тогда? — поинтересовался я мрачно.
Она зависла, долго думала, а потом сказала осторожно:
— Ничего… Наверное. Я её и не знала вовсе. Мало ли. Но всё-таки, Кэп, лучше, чтобы это был не ты.
— Это был не я. Теперь легче?
— А точно? Потому что…
— Вся моя одежда на месте. А такое учинить и не уляпаться невозможно.
— Ой, да, я не подумала… — Натаха опять позеленела, но сдержалась. — А точно вся?
— У меня её не магазин. На мне футболка, в тумбочке футболка, да Сэкиль в рубашке моей вчера ушла.
— Так ты и её вчера?!! — выпучила глаза Натаха. — Ну ты монстр, Кэп!
— Что ты несёшь? Нет, конечно.
— Я свою одесду постирара, — сказала Сэкиль. — Не у тебя зе просить? В твоей меня сетыре поместится!
— Ну что, тебе стало легче?
Натаха снова задумалась и неуверенно покачала головой:
— Нет. Теперь я думаю, что раз не ты, то кто? И где он? Но в столовую ты сходи, а то там Сэмми народ баламутит.
В столовой народ баламутит уже не Сэмми. Тот тихо сидит в углу и прижимает пустой стакан к фингалу. Хорошо его Натаха отоварила. Зато Станислав разоряется вовсю.
— И этому человеку мы доверили единственный пистолет? Да он же маньяк, кровавый убийца! И кого следующего он разделает? Тебя? Или тебя? — он тычет пальцами в наш скромный коллектив. На толпу собравшиеся не тянут, но для суда Линча их хватит.
— Стасик, завали ебало, — сказал я как мог спокойно.
— Сам ты завали вот это самое! Грубиян! Ты ответишь за своё злодеяние! По закону!
— По какому закону, Стасик? Что херню ты несёшь?
— По человеческому закону! Мы будем тебя судить!
— Судилка сломается.
— Люди, мы должны забрать у этого маньяка пистолет! Он без него, видите? Бояться нечего, арестуем его и спросим, где он его прячет!
— Стасик, заткнись, — сказала решительная Натаха. — Он этого не делал.
— Ах, не делал? — завизжал Станислав. — Так и знал, что вы его покрывать будете! А вот на это ты что скажешь?
Он достал из пакета тряпку и замахал ей перед Натахой, как тореадор перед быком. Тряпка подозрительно походит на мою рубаху, только выглядит она так, как будто кто-то топтал её ногами, мыл ей пол, а потом ещё и вытер жопу.
— Это его рубашка, вы все знаете это! — на меня уставился указующий перст, и я задумался, кто делает Стасику маникюр. Неужели сам? Такой талант пропадает.
Собравшиеся закивали, нервно на меня оглядываясь. Мол, действительно, рубаха известная. Тут не так-то много вещей у каждого, а рубах так и вовсе чуть. В основном футболки.
— Так смотрите же! На ней КРОВЬ! — возопил Стасик и развернул тряпку. — Я нашёл её в прачечной, он не успел замести следы!
Действительно, коричнево-бурое пятно. Значит, не жопу ей вытирали. Интересный расклад. Я покосился на Сэкиль, она бурно замотала головой:
— Не знаю! Я её стират хотера!
— Это он убийца! Маньяк! Сатанист!
— А почему сатанист-то, Стасик? — спросил я почти нежно. — Маньяк — понимаю, убийца — допустим. Но сатанист? Что навело тебя на такую мысль?
Я шёл на него, шаг за шагом. Остальные расступались, никто не спешил меня вязать. В конце концов я выдернул рубашку у него из рук.
— Может быть, символ на стене, а, Стасик?
— Я не…
— А когда ты его видел, а?
— Я не… не видел… Сэмми сказал…
— Сэмми? — спросил я строго.
Тот помотал головой.
— Он не помнит, был в панике! Сказал!
— Сэмми не мог разглядеть его, Стасик. Он заглянул краем глаза и сразу блевать кинулся. А вот когда его увидел ты? Не тогда ли, когда макал в кровь мою рубашку?
— Я… Я…
— Смотрите, — я повернул рубашку лицевой стороной к людям, — видите, какое чёткое пятно? Нет брызг, вот тут видно, что рубашку окунули, не расправляя, где была складка — чистый сектор. Если бы она была на мне надета, то испачкалась бы совсем не так.
— Что вы смотрите! — Станислав стал белее бумаги, но не сдался. — Хватайте его, потом разберёмся!
— Так это ты убил несчастную девушку? За что, Стасик? Ведь ты её даже трахнуть не мог, пидор несчастный! Ты маньяк, Стасик?
Он отступал передо мной, пока не упёрся спиной в стену.
— Куда тело дел, сука! — заорал я на него. — Где тело, падла, признавайся!
Станислав дёрнулся, и я ему врезал. Несильно, под ложечку. Вырубать его сейчас совсем не надо.
— Это не я! То есть, я не убивал! Не убивал я!
— А что делал? Говори, тварь паскудная!
Я замахнулся, но не ударил. Он сжался и зажмурился, закрываясь руками.
— Я, зашёл… утром…
— Громче! Чтобы все слышали!
— Я зашёл туда утром!
— Зачем?
— Хотел познакомиться! Новый член общины! Мой долг…
— Дальше!
— Там было всё в крови! И знак Сатаны! Я сразу подумал, что это он!
— Кто, Сатана?
— Нет, ты! Что ты её убил! Все слышали, как вы ночью… Но я решил, что мне никто не поверит! И когда увидел в прачечной твою рубашку…
— Громче!
— Я! Я испачкал рубашку в крови! Но я не убивал! Клянусь, это не я!
— Экое же ты говно, Стасик.
— Не бей! — сжался он.
— Тебя и бить-то противно… Вали отсюда.
Станислав, вжав голову в плечи, нервно озираясь, обходя людей бочком по стеночке, вымелся из столовой в коридор. Теперь пару дней будет ныкаться, потом опять осмелеет. Говнюк и мудила.
— А вы подумайте, — сказал я неловко глядящим в сторону собравшимся, — что я не убивал, и Стасику слабо. Но кто-то убил же. И он где-то здесь. Может быть, среди вас. Так что, если кто-то что-то слышал…
— Кроме того, как ты её драл? — спросил осмелевший Сэмми.
— Завидуй молча, — оборвал я его. — Итак?
Увы, выяснилось, что никто ничего не видел и не слышал. Да я и не рассчитывал. Когда выключается свет условного дня, все валятся в койки и дрыхнут. Ночных развлечений, окромя разнообразного адьюльтера, тут нет. Наверное, тут уже все друг с другом крест-накрест нагрешили со скуки во всех комбинациях, но я этого за маловажностью не записывал, а вспомнить не могу. Я, кажется, до вчерашнего ни с кем, на что бы там Сэкиль ни намекала. Эх, жалко негритяночку. Я припомнил кое-какие подробности, и это было… Сильно.
— Слушай, Кэп, ты натурально, как полицейский из кино! — прошептала восхищённо Натаха. — Как ты его расколол!