— Потому что тут сидеть — тоска смертная, а здешняя жизнь не то, чем я сильно дорожу.
— Кэп, о чём тут думать? Если ты идёшь, то и я с тобой.
— А как зе твой Васятка? — засмеялась Сэкиль.
— Ну, ты скажешь, Сека. Он мне так, трубу иногда прочистить.
— Фу, как грубо! Надо говорить: «Украсать киноварную пессеру янским зезром!»
— И что же ты до сих пор не украсила?
— Сду, когда Кэпу надоест дерать вид, сто он не понимает намёков.
— Ну, хватит вам, барышни. Вопрос серьёзный.
— Оу, Кэп, ты зе знаес ответ. Мы с тобой. Мог бы не спрасывать. Я дазе готова надевать эту групую броню.
— Ничего она не глупая! Я пробовала — её ножом почти нигде не проткнёшь!
— На нас никто есе не нападар с нозом!
— Когда нападёт, будет поздно!
— Всё, всё, болтушки, хватит! — не выдержал я. — Ценю ваше доверие. Рад, что мы и дальше будем вместе.
— Оу, а сто тут есё дерать, Кэп?
— Ладно, я спать. Умотался сегодня. Кстати, Сэкиль — может, хватит подстерегать меня в душе по утрам, когда я ничего не помню?
— Низасто! Это осень смесно, осень! И мне нрависся видеть, как меня приветствует вас нефритовый стеберь!
Я только рукой махнул. Всё равно завтра не вспомню. Надо ещё успеть записать сегодняшний день хотя бы вкратце.
«…это не может быть Абуто. Она небольшого роста, хрупкого телосложения, худая, аж ребра торчат. Я в хорошей физической форме, но я не смог бы оторвать человеку голову. Не думаю, что это вообще в силах человеческих. Голова довольно крепко приделана…»
В коридоре кто-то завопил, как сирена. Голос женский, вроде бы незнакомый, но, когда орёшь, как сирена, голосовые особенности как-то теряются.
— Уби-и-и-ли! Уби-и-и-и-ли!
Прекрасно. Шоумастгоон. И кого у нас сегодня ещё убили?
— Блевать отходите подальше, — сказал я, приоткрыв дверь и заглянув внутрь.
Беглого взгляда оказалось достаточно.
— Сто там, Кэп.
— То же самое.
Секиль полностью одета и с ножом в руках. А вот Натаха в одной футболке, натянутой на пузе и еле прикрывающей квадратную жопень. И голова мокрая. Видать, из душа.
— Чёрт, это ж Васькина комната!
— Сумеешь его опознать по… В общем, труп нам на этот раз любезно оставили. Но не весь.
Натаха побледнела, сглотнула и неуверенно кивнула.
— Ну, загляни тогда.
Она приоткрыла дверь, кинула быстрый взгляд, выдавила: «Да, это он. Был…» — и убежала, закрывая руками рот.
Кто бы ни порешил Васятку, тащить тело в душ он поленился. Дверь Васяткиной комнаты просматривалась от поста чёрного хода, но пост «бдил» в другую сторону, наблюдая за припёртой двумя кроватными каркасами пожарной лестницей. В коридор они не смотрели, тем более, что народ ещё шарашился туда-сюда: кто в душ, кто из душа, кто в поиске плотских утех на ночь.
— А что за баба орала? — спросил я вернувшуюся Натаху. Она нацепила треники и выглядела не то чтобы краше, но хотя бы приличнее.
— Ксения. Она у меня Васятку отбила. Он, как я ему дала, осмелел, а тут скука такая…
— И ты ей не выдергара воросья? — удивилась Сэкиль.
— Из-за этого дебила? — махнула рукой Натаха. — Ой. Нельзя же плохо о… Простите.
Прибежал заспанный испуганный Стасик и стал призывать «сплотить ряды под мудрым руководством», мне стало противно, я ушёл. Часов нет, как бы не накрыло ресетом посреди толпы. Без понятия, что тогда будет, лучше не проверять.
Внёс сей трагический казус в свою летопись, сложил её, аккуратно пристроил под зеркало, и только уже было собрался отойти ко сну, как в дверь постучали. Скорее всего, это Стасик призывает меня на службу в народную милицию. Решил, что быстро дам ему в зубы, а то не успокоится. Очень хотелось дать кому-нибудь в зубы.
За дверью обнаружилась Сэкиль с сумкой.
— Хосес ругайся, хосес дерись — но я сегодня носюю у тебя. Мне страсно.
— И я, — буркнула из-за её спины Натаха. — А то она тебя выебет, если её одну пустить. Дождётся, пока отрубишься, и хвать за нефритовый шкворень…
— Вот зараза какая, вы видери, Кэп! — сказала Сэкиль, но не сильно расстроилась. Наверное, ей действительно страшно.
Мы с Натахой приволокли две кровати с матрасами, я разделил на них единственный чистый комплект постельного белья. В результате укрываться стало нечем, но тут и не холодно. Сэкиль не удержалась от демонстрации — разделась до трусиков и так и улеглась, закинув руки за голову, чтобы грудь лучше видно было. «Нефритовый шкворень» не остался равнодушен к этому зрелищу, пришлось укладываться так, чтобы это не привлекало внимания. Натаха постаралась раздеться незаметно и осталась в майке.
Полежали немного в молчании, потом я решился.
— Наталья.
— Да, Кэп.
— Из нас троих я это могу доверить только тебе. Лови.
Кинул завёрнутый в полотенце пистолет в кобуре.
— Чёрт, спасибо за доверие, Кэп. Ценю.
— Я не знаю, что произойдёт в полночь. Я никак не могу проконтролировать ни себя ни вас. Я могу только попросить — не трогайте бумагу, которую я оставил для себя.
— Оу, так вот вы как вспоминаете, Кэп-сама! Вы умный! — ах, как глазки-то узенькие заблестели!
— Сэкиль, тебя особо предупреждаю — не суй свой любопытный нос. Натаха — не дай ей себя уговорить, она хитрая. В случае чего разрешаю применять оружие.
— Говно вопрос, Кэп! Пусть только даст повод!
Ох, как же я подставляюсь! Ведь сам же себе писал — спи один! Но оставить пистолет в нычке показалось мне неправильным, выгнать их — нечестным, а промолчать про бумагу — бесполезным. Без запрета прочитают точно, с запретом — скорее всего, всё равно прочитают, но есть крошечный шанс, что бабская конкуренция пересилит бабское любопытство. Но вряд ли. Сейчас каждая лежит с одной мыслью: «А что же он написал про меня?» Её бы спрятать, но тогда и сам утром не найду. Буду как слепой котёнок тыкаться. Или всё же?
И тут меня обресетило.
Глава 8. Аспид
If you’ll believe in me, I’ll believe in you. Is that a bargain?
Lewis Carroll. Alice in Wonderland
— Отец, скажи честно, у нас неприятности?
— Разумеется, это же мы. Но я справлюсь.
— Уверен?
— Конечно.
— И не будешь потом жрать таблетки, чтобы не рехнуться?
— Я не могу рехнуться, дочь моя. Я слишком примитивно устроен.
— Угу, расскажи кому другому. Я-то вижу, как ты фрустрирован.
— Давай оставлять твои психотерапевтические штудии за порогом, ладно? Заходи сюда как дочь, а не как студентка психологического курса.
— Я пока не научилась разделять, — вздохнула Настя, — это, говорят, даётся практикой. Чтобы пятьдесят минут терапии думать с пациентом как одно целое, а потом, по звонку таймера, забыть о нём на неделю.
— То-то Микульчик так квасит, — понимающе вздохнул я.
— Пап, я чего хотела сказать-то. Ты, если что, не бойся на меня опереться. Я уже большая девочка. И не такая хрупкая, как тебе кажется.
— Ты умница, — сказал я совершенно искренне, — я тобой горжусь. Но я, правда, справлюсь.
— Бе-бе-бе, — сказала она, как в детстве, когда хотела оставить за собой последнее слово. Только вышло не так весело.
И ушла.
— Девочка-то выросла, — констатировала Нетта, глядя ей вслед.
— И не говори. Такая большая…
— И она права. Не пытайся всё тащить на себе.
— Успеет ещё говна нахлебаться.
В дверь постучали.
— Клюся, — подсказала Нетта, но я и сам догадался. Она всегда молотит в дверь синкопами, как выросший в контрабасе дятел.
— Заходи, Клюсь!
— Здорово, старик! И ты, Нетка. Выглядишь — отпад! И я это тебе, а не тому трухлявому пню. Если бы тебя можно было потискать, я бы немедля отбросила свою гетеросексуальность и пала к твоим ногам! К таким ногам не пасть — просто кощунство!
— Клюся, ты меня смущаешь!
— Я тебя обожаю! Ты — лучшее, что случилось с этим ветхим патриархом за всю его бессмысленно длинную жизнь. А он тебя заставляет бухгалтерией заниматься. Эй, подруга, давай обнимемся!
Две девушки, живая и электронная, изобразили обнимашки.
— Блин, ведь почти почувствовала, прикинь? — посетовала Клюся. — Вот почему Кобольды отменили виртуал? Там так прикольно было!
— Чтобы люди не отказались от настоящей жизни, — серьёзно ответила Нетта, — Оказалось, что почти сто процентов испытывают слишком большой «стресс выхода», страдая от несовершенства реального мира, а более восьмидесяти процентов впадают в зависимость. Поэтому эксперименты с виртуалом были свёрнуты, а капсулы полного погружения используются только в медицинских целях.
— Блин, Нетка, ты когда так говоришь, становишься похожей на Википедию. Не будь занудой, зануда у нас Аспид.
— Эй, старче! — вспомнила про меня Клюся. — Дельце есть.
— Что тебе нужно от будущего пенсионера, юная леди?
— Знаешь, до меня тут по старой памяти некие сороки доносят всякие слухи…
— И?
— На этот раз тебя хотят подвинуть очень всерьёз.
— Подвигалка погнётся.
— Эй, дедуля, я знаю, какой ты крутой и неслабый, но там реально тугой замут. По страшному секрету, который уже знают все, кроме тебя, — пришёл новый инвестор.
— Откуда ему взяться? — удивился я.
— Прикинь, все в шоке, да. Интрига.
— А я тут причём?
— Ты им не нужен. Им нужен «Макар». А раз им нужен «Макар», ты им не нужен ну очень сильно.
— Не они первые.
— Не скажи. У них бабла, как у дурака фантиков. Они уже купили клинику Микульчика.
— Город продал клинику?
— Блин, ты вообще общаешься с кем-нибудь, кроме своего Альцгеймера? Уже неделю все только об этом и говорят! Я свечку не держала, но сумму называют такую, что можно было весь город купить, снести и построить два новых.
— Брешут, поди… — сказал я неуверенно.
— Брешут, — согласилась Клюся, — но не сильно. Мэр так быстро подписал, что аж след от ручки задымился.