Иногда удивляюсь, что меня не линчевали под фейерверк и народное ликование. Возможно, это ещё впереди.
— Карина, хватит. Нельзя работать на одной злости, надо учиться технике. Кто ещё не размялся — разогреваемся, ребята, и переходим к тренировке. Младшая группа — налево, старшая — направо. Для начала десять кругов. Побежали!
***
Доктора Микульчика я нашёл на крыше. У него там стоит пара шезлонгов, столик, холодильник, навес на случай дождя. Когда рабочий день заканчивается, он поднимается туда и «медитирует на закат». Бухает то бишь.
— Присаживайся, Антон, — любезно пригласил неизменно вежливый доктор. — Как твоё душевное?
— Спасибо, терпимо в целом. Бросаюсь на людей не чаще обычного.
— У тебя синяк?
— Где?
— Вот.
Я пощупал скулу.
— Похоже, да. Я и не заметил. Молодец, девочка.
— Растут ученики?
— Или я теряю форму. Вот, скоро сорок.
— Отмечать планируешь?
— Не хотел, но…
— Дети настояли?
— Да, не смог отказать.
— Ничего, это правильно. Дай им возможность выразить своё отношение.
— В смысле на стол насрать?
— А ты бы на их месте поступил именно так?
— Я на своём поступил именно так, однажды.
— И сколько тебе было?
— Не помню. Тринадцать? Четырнадцать?
— Поймали?
— Нет. Но все знали, что это я, и я получил изрядных пиздюлей.
— А почему знали?
— Потому что, а кто же ещё?
— Ты всегда был таким… Нонконформистом?
— Я был маленьким, глупым, злым и на всю башку ёбнутым. И не надо мне вот этих подходов. Я не хочу «поговорить об этом».
— Ты зря отказался от терапии.
— Я вырос в убеждении, что человек должен со всем справляться сам.
— А если он не может? Не хватает сил?
— Значит, он слабак. Слабаком быть плохо.
— То есть человек, который не может в одиночку поднять бетонный столб, слабак? Он не должен просить о помощи?
— Микульчик, это фигня. Если не можешь поднять столб — заработай денег и найми кран. Но бегать с криками: «Боже, я не могу поднять столб, это меня фрустрирует, помогите мне принять это!» — херовый вариант.
— У тебя странные представления о терапии.
— А у тебя странные представления обо мне.
— Ладно, не будем о тебе. А о чём будем?
— О продаже лечебницы. Это правда?
— Увы и ах. Или просто увы. Или просто ах. Я ещё не решил. Хочешь?
Доктор достал из холодильника бутылку красного вина. Я предпочитаю виски, но отказываться не стал. Иногда в жизни нужно разнообразие.
— И кто покупатель?
— Кто-то с очень большими деньгами. Но всё чисто и законно. Город может продать, они могут купить.
— А как же ты?
— А я остаюсь. Они не будут закрывать лечебницу, наоборот, хотят её расширить и дофинансировать. Лично я буду получать какую-то космическую сумму, боюсь даже о ней думать сейчас.
— А зачем им это? Почему Жижецк?
— Потому что Кобальт Системс семь лет назад оснастила нашу клинику эксклюзивным медицинским вирт-оборудованием. Их очень интересует мой уникальный опыт по выведению из комы жертв… Э…
— Отравления неизвестным нейротоксическим агентом, — напомнил я ему официальную версию.
— Именно, — отхлебнул из бокала Микульчик. — Отравления.
Я последовал его примеру. Вино неплохое.
— То есть, ты доволен?
— Спроси меня об этом через годик. На бумаге выглядит красиво.
— А зачем им «Макар»?
— Я не спрашивал. Но, думаю, из-за вашего оборудования. У вас три экспериментальных вирт-капсулы с расширенным функционалом. Таких нет вообще нигде.
— Так мы ушибков там лечим, они нам нужны.
— Ушибков у вас заберут. И, строго говоря, правильно. Вы не лечебное учреждение.
— Строго говоря, они и не больные.
— Вопрос подхода. Как наблюдающий психиатр, я могу признать их подлежащими обязательной госпитализации в любой момент. Все формальные поводы наличествуют.
— Им станет хуже. Может быть, необратимо.
— Поэтому я этого и не делаю.
— Больницу город может продать или акционировать. Но «Макар» нельзя продать без согласия попечительского совета. Ты же меня поддержишь?
— Нет.
— Нет? Почему?
— Во-первых, меня немедленно вышибут из клиники. Из уже их клиники. Мне на это очень толсто намекнули.
— А во-вторых?
— А во-вторых, твоя одержимость детдомом не идёт никому на пользу.
— Вот сейчас не понял.
— Твоя активность вышла далеко за рамки служебных обязанностей. Ты не просто директор детдома, ты одержимый. Ты готов драться за каждого несчастного подростка в городе. Насмерть драться, забыв про всё, включая собственных детей. У тебя репутация совершенно недоговороспособного человека, у которого от слезинки ребёнка планка падает и глаза заволакивает багровая тьма.
— Микульчик, не гони. Ты пьян и сильно преувеличиваешь.
— Я не сильно пьян и не сильно преувеличиваю. А тебе бы стоило задуматься, почему ты ведёшь себя так.
— Может, потому что это моя работа?
— Напомню, ты — не педагог и не психолог. Ты вообще по образованию журналист, то есть дилетант широкого профиля. Должность у тебя чисто административная. Как директор ты должен следить, чтобы стены вовремя штукатурили, продукты были свежими, постельное бельё — чистым, и бюджет сходился. То, что ты взял на себя всё, от успеваемости до психологической реабилитации воспитанников, — вообще-то полное безобразие. Ты просто некомпетентен. Это не говоря уже о том, что ты психически неустойчив и отказываешься от терапии. Тебе это сходит с рук только потому, что это Жижецк, где традиционно плюют на федеральные правила. Ну и потому, что городской бюджет рад не оплачивать тебе полный штат. Дети живы-здоровы? Приход с расходом сходится? Ну и ладно, крутись там как хочешь, лишь бы претензий к городской администрации не возникало.
— Микульчик, ты к чему клонишь-то?
— Антон, подумай, почему для тебя это больше, чем работа. Намного больше. Кого ты пытаешься спасти на самом деле?
— Иди ты нахуй, Микульчик, — сказал я и ушёл.
Ничуть не обидевшийся доктор помахал мне вслед пустым бокалом и полез в холодильник за следующей бутылкой.
— Нетта, к чёрту, меня ни для кого нет на два часа, — сказал я, вернувшись. — Если нас будут брать штурмом, лейте кипящее говно со стен и отпихивайте лестницы швабрами.
— Слушаюсь, мой генерал! — Нетта откозыряла, материализовав на своей прелестной головке белый с золотом кивер. — Будем держать оборону!
А я пошёл к сыну. Надо исполнять обещания. На два часа в день я принадлежу только ему.
Глава 9. Кэп
I WAS when I got up this morning,
but I think I must have been changed several times since then.
Lewis Carroll. Alice in Wonderland
В зеркале небритая помятая рожа. В глазах пустота и непонимание. Три кровати, с одной я только что встал. На другой спит изящная азиаточка в одних трусах. Отличная грудь. На третьей храпит квадратная в проекции женщина, не представляющая эстетического интереса. Хотя некоторые татуировки сделаны весьма художественно и не без фантазии. Особенно вот эта, на жопе.
Две полуголые тётки в комнате, а я сплю один? Со мной что-то не в порядке? Нет, вижу, очень даже в порядке. А теперь к менее важным вопросам: «Кто я?», «Где я?» и «Какого, собственно, хуя?»
— Оу, Кэп-сама, вы проснурись!
Ах, какие потягушечки, м-м-м…
— Вы, как всегда, рады меня видеть!
Азиатка бесстыдно указала пальцем на мой индикатор радости, бодро оттопыривший трусы.
— Нас. Он рад нас видеть, — внушительно сказала женщина-куб, выразительно глядя на неё.
— Конесно, Натаса! Нас обеих! Как всегда! Кэп-сама рюбит нас обеих, у него борьсое сердце.
— И не только сердце, — добавила Наташа.
Как бы так ненавязчиво намекнуть, что я вообще не в курсе, кто они? Хуже того, я не в курсе, кто я…
— Оу, Кэп-сама, вы зе нисего не помните! — вплеснула руками азиатка. Грудь её аппетитно подпрыгнула. — Не стесняйтесь, это нормарьно! Мы вам сесяс всё-всё объясним!
— Угу, — подтвердила вторая, отводя глаза, — вообще, нахрен, всё…
— Моё имя Сэкирь, это Натаса.
— Натаха, Кэп. А она Сэкиль, просто «л» не выговаривает.
— Вас зовут Кэп, вы зивете с нами, как нас муз и господин. Каздую нось вы теряете память, но мы вам всё рассказываем, не бойтесь. Сесяс мы все немного в опасности, но вы, конесно, справитесь. Натаса?
— Вот, Кэп, это ваше! — женщина протянула мне тяжёлый свёрток.
Внутри оказался пистолет. Магазин почти полный, без одного патрона, ещё два магазина в почах рядом с кобурой. В руках лежит привычно, пользоваться им явно умею.
— С обеими вами живу? — уточнил я на всякий случай.
Женщины переглянулись.
— Да, Кэп-сама, мы обе вас рюбим, и мы не ревнивые!
— Да, ничуть, вообще, Кэп! Так что не стесняйтесь, идите ко мне!
— К нам, — уточнила азиатка.
— Да, к нам. А то что он зазря торчит-то?
Азиатка, хищно изогнувшись, ухватила меня пальцем за резинку трусов и повлекла к кровати.
— Оу, как твёрд вас нефритовый зезл, Кэп-сама! Давайте зе освободим его!
Трусы поехали вниз.
Следующие полчаса я сильно занят, но отнюдь не размышлениями.
***
— Вам понравилось, Кэп-сама? — спросила азиатка, тяжело дыша.
Я лежу на спине, раскинувшись между ними. Кровати слишком узкие, и мы скинули на пол матрасы. К одному плечу приникла красивая грудка Секиль, на другом лежит здоровенная сисяндра Натахи. Женщины смотрят на меня с двух сторон, подперев головы. Смотрят внимательно и с ожиданием.
— Это было странно, но здорово, — признался я. — И что, мы каждое утро вот так?
— Есри вы захотите, Кэп-сама.
Это прозвучало… Как-то не так. С намёком каким-то.
— А что, могу не захотеть?
Женщины неловко и смущённо переглянулись.
— Может, ещё разик, Кэп? — спросила Натаха. — Готова спорить, что сумею вас взбодрить…