Потому что знаешь — вечером ты ляжешь в постель, и тебе будет больно. И сегодня, и завтра, и всегда. Если ухитриться заснуть, то утром встаёшь огурцом. Ничего не болит и кажется, что это было какое-то недоразумение. Весь день про неё не помнишь, но вечером она тут как тут.
Если бы у меня болело что-то конкретное, то это можно было вылечить или отрезать, или от него сдохнуть. Но это просто боль.
«Хронический болевой синдром» написал в моей медицинской истории Микульчик. Слово «хронический» очень меня воодушевило.
Боль, которая существует сама по себе, не снимается анальгетиками. Она же не реальна. Реальны страдания от неё. Страдания снимаются другими веществами.
Антидепрессанты — странная химия. От них не становишься счастлив, как многие думают. От них даже не становится менее больно. Они просто отодвигают тебя от боли, а боль от тебя. Как будто в тебе возникает другой человек. Ему больно, тоскливо, одиноко и вообще крайне хуёво. Ему практически пиздец. Но ты просто смотришь на него с жалостью и страдаешь от жалости, а не от боли.
Жалеть себя — идиотское занятие, но от него как раз лекарство есть.
И это виски.
Бутылка закончилась как-то быстро. А ведь было ровно половина, первую половину я выпил вчера. Хм… Не устремиться ли мне к новым рубежам, откупорив ещё одну? Ведь рано или поздно я возьму эту высоту, так почему бы не сейчас? Решил, что как разумный взрослый ответственный человек, вполне могу позволить себе сделать этот нелёгкий выбор. В конце концов, мне скоро сорок. Самое время что-то поменять в жизни.
Подумал, что можно позвать Нетту и поболтать на сон грядущий, но я всё ещё нелепо, глупо и бессмысленно, по-детски на неё обижаюсь. Ну не дурак ли? Дурак и есть. И всё же звать не стал. Она расстраивается, когда я пью вот так, в одно рыло, ночью, из горла. И она, конечно, права. Все вокруг правы, один я дебил несуразный.
***
Пойду открою окно, а то душно. Чёрт с ними, с комарами, пусть тоже примут свою дозу алкоголя с моей кровью. Мне не жалко, лишь бы не гудели громко, не мешали спать. Распахнув створку, столкнулся своим ломанным шнобелем с чьим-то курносым любопытным носиком.
— О, привет, Алёна. Или как там тебя? Джитсу?
— Джиу.
— Тоже неплохо.
— А вы всегда так?
— Что?
— Пьете один, ночью, в трусах?
— Если бы я пил без трусов, это был бы тревожный признак. А ты всегда подсматриваешь в окна за пьющими в трусах мужчинами?
— Нет, кажется, впервые.
— Ну, с почином тогда, — я попытался отхлебнуть из бутылки, но она оказалась пуста. Ах да, я же хотел взять вторую. Ладно, не в этот раз. Рубежи устояли, рекорд не побит, но это не последний день в моей спортивной карьере.
— Аспид, мне нужна ваша помощь.
— Называть меня «Аспидом» воспитанникам можно только за глаза, — я вздохнул и начал натягивать штаны. — Таковы неписаные, но от того не менее непререкаемые правила этого заведения.
— Я не воспитанница.
— Потенциальная. Ты, как минимум, фактическая сирота. Мои соболезнования, кстати.
Я натянул майку и задумался, куда могли деться носки. Майка несвежая, но и я не цветочек аленький.
— Не за что. Они мне не родители.
— А кто? — спросил я рассеянно.
Носки явно ушли на радугу тропой потерянных вещей. Придётся брать новые, хотя эти можно было ещё носить и носить. Если не разуваться при людях.
— Никто. Их, собственно, и не было. Вас это не шокирует?
— Я уже семь лет директор детдома. Меня сложно шокировать даже голой жопой.
— Жаль, я приберегала это на крайний случай.
— Итак, девочка, зачем ты влезла ко мне в окно?
— Я ещё не влезла, — сказала она, влезая. — Вот, всё.
— Сына не разбуди, он в соседней комнате спит.
— Мне нужно, чтобы вы кое-куда со мной пошли.
— Сейчас, только носки найду…
— Правда? — обрадовалась она.
— Нет, конечно. С чего бы?
— Это важно.
— Кому?
— Всем, наверное.
— Гостевая комната свободна. Давай поговорим об этом завтра. Я определённо не попрусь куда-то с тобой ночью. Это был тяжёлый день.
— Я вижу, — покосилась она на бутылку. — Ладно, спасибо за предложенное гостеприимство, но я пойду, пожалуй. Не хочу встречаться с полицией. Не сейчас.
Она выскользнула из окна и ушуршала по крыше к трубе водостока. И как её комары не сожрали в юбке? Болот давно нет, но комары все ещё здоровые, как чёрт знает что.
— Антон, можно к тебе? — Нетта обозначилась на стене тёмным профилем.
— А разве ты не тут? Впрочем, в любом случае можно. Обещаю больше не домогаться, — я начал раздеваться обратно.
— Ты все ещё обижаешься, да?
— Чуть-чуть, не обращай внимания. Носки мои не видела?
— Они под кроватью. Но лучше бы им быть в стирке.
— У тебя же нет нюха! Или есть?
— Я помню, когда ты их надел.
— Ладно, ладно, мамочка…
— Я хотела убедиться, что у тебя все в порядке, после визита этой…
— На вид девчонка как девчонка. И знаешь, что? Я ложусь спать.
Меня наконец-то догнали полбутылки виски и резко потянуло в сон.
— Спокойной ночи, Антон.
— Спокойной ночи, Нетта. Жаль, что ты не можешь отгонять от меня комаров…
И я уснул.
Глава 11. Кэп
I wonder if I’ve been changed in the night.
Let me think. Was I the same when I got up this morning.
Lewis Carroll. Alice in Wonderland
— Для начала тебя зовут Кэп, — сказала некрасивая коренастая женщина с лишним весом и татуировками на толстых руках. — Я Натаха, это Сэкиль. Ты сейчас ничего не помнишь, но это пройдёт.
Вторая, азиаточка, ничего так. Обе напряжены и, пожалуй, напуганы. На меня смотрят с надеждой. А я, и правда, ничего не помню.
— Вот твои записи, Кэп. Только там вчерашнего вечера не хватает, не успел ты вчера записать. Основное мы тебе расскажем, а потом и сам вспомнишь.
— А вы, дамы, извиняюсь, мне кто? — спросил я, принимая сложенный в толстую гармошку длинный лист.
Они переглянулись, опустили глаза. Некрасивая ещё и густо покраснела, подчеркнув дефекты кожи лица.
— Да хер его поймёт, Кэп, — в конце концов сказала она.
— Все срозно, — подтвердила азиатка.
Ну, ещё бы. Когда оно было просто, с женщинами-то?
— Где тут можно душ принять?
— Дальше по коридору душевая, но туда сейчас лучше не надо. Вон, над раковиной умойся.
Я обратил внимание, что дверь подперта снятой с кровати спинкой под ручку. И на полотне от неё вмятины, как будто кто-то с той стороны пытался вышибить.
— Да, Кэп, ломились к нам. После того, как ты… Поломились и перестали, теперь тишина. Но мне как-то тревожно. Ты хоть летопись свою прочитай сначала, чтобы в курсе быть.
«Прочитай внимательно!» — ну ладно, прочитаю. Завалился на кровать, развернул. Ну и почерк у меня! Сначала верилось с трудом, но потом завспоминалось.
— Последняя запись — в том странном месте, которое типа кладовки. Мы собирались на поиски еды. Кстати, с нами был некий Сэмми, не наблюдаю его тут.
— Кароч, Кэп, мы вернулись на наш этаж, а тут бардак полный. Люди исчезают, все в панике, полная жопа, Стасик бегает по потолку и ссыт в него же кипятком.
— Стасик — это местный староста? — сверился я с бумажкой.
— Да, тот ещё мудень. В общем, все такие: «Кэп, прости нас, мы больше не будем на тебя бычить!», но тут тебя рубануло.
— Рубануло?
— Да, блин, я аж офигела. Бац — у тебя глаза стеклянные, смотришь на всех, ни хрена не понимаешь, а они к тебе толпой ломятся… И тут ты выдал!
— Оу, Кэп, это быро круто! — подтвердила азиатка. — Ты бирся, как самурай!
— Не знала, что ты так можешь. Я сама не дура подраться, но ты явно профи. Человек десять уложил в несколько секунд и не вспотел даже.
— Я думара, ты их поубиваес!
— Да, Кэп, еле оттащили тебя. Но нас, надо сказать, ты так и не тронул, хотя глазами сверкал так, что я чуть не обоссалась. Завели тебя сюда, ты на кровать рухнул и вырубился. Штаны уже я с тебя сняла.
— Штаны сняла?
— Ну, не в штанах же тебе спать? И нет, я не воспользовалась твоей беспомощностью и Секе не дала.
— Кэп-сама, она сутит! Я бы низасто! Это скусно, когда муссина нисего не понимает.
— Куда делся Сэмми, я не поняла, всё так быстро случилось… Кстати, мы так и не пожрали.
Её живот издал гулкий тоскливый звук.
— В любом случае, сидеть тут глупо, — подытожил я. — Пора встретить жизнь лицом к лицу. Во всём её неприятном многообразии.
И отодвинул спинку кровати.
***
В коридоре пусто. Никого. Тишина. Несколько капель крови на полу и разводы на двери. Как будто кто-то лупил в неё кулаками так, что разбил руки. Больше никаких следов насилия. Я пошёл по коридору, распахивая двери, — все не заперты, везде пусто. Еда в столовой слегка заветрилась, но хуже от этого не стала. Куда уж хуже.
— Интересно, куда все делись? — спросила Натаха с набитым ртом. Она наворачивает уже четвёртую котлету.
— Неинтересно, — парирует Сэкиль, — не хосю знать. И ты не хосес. Тебе это не понравится.
— Ну, так-то да, но всё же…. — неуверенно тянет Натаха, дожёвывая.
— Эй, Кэп, девушки, это вы там? — раздался голос из коридора.
— Оу, Сэмми! — удивилась Сэкиль. — Это мы! Иди сюда!
На негритоса жутковато смотреть. Ошалелый, с безумными глазами, сероватый вместо чёрного, еле стоит на ногах.
— Что с тобой, чёрная жопа? — спросила заботливо Натаха.
— Ничего, квадратная жопа, — ответил он с усмешкой на дрожащих толстых губах, — уже ничего… Дай сюда!
Схватил стакан компота и жадно выхлебал его в несколько глотков, сплюнув в стакан сморщенную бурую грушу.
— Да поешь ты нормально, бедолага! — она пододвинула ему тарелку пюре. — Сейчас котлет принесу, сиди.
Когда Сэмми наелся и обрёл нормальный для него гуталиновый колер, я спросил:
— Что произошло? А то я пока только урывками…