— Да, Кэп, — нервно хихикнул негр, — вы им, конечно, выдали. Бац! Бац! Бац! С ноги — ррраз! Стасик сзади дёрнулся — в переносицу локтем хррясь! Терминатор! Машина разрушения! Я отскочил, чтобы под горячую руку не огрести, вы ж вообще не разбирали, кому вломить. И тут эти две вас под белы рученьки — и в комнату, а вы им, что характерно, при этом даже по попке не шлёпнули. Пока никто не сообразил на мне отыграться, я тихонько, тихонько, по стеночке и на склад. За кроватями разобранными спрятался. Но меня никто и не искал, вроде. Сначала пошумели, конечно, в двери вам постучали, но потом угомонились и утихли. Я уже хотел пойти к вам поскрестись тихонько, чтобы впустили, но тут меня накрыло…
— Чем накрыло-то?
— Не знаю, Кэп, — вздохнул Сэмми, — но такого жуткого прихода у меня отродясь не было. Я вдруг понял, что не живой.
— Дохлый, что ли? — спросила с интересом Натаха.
— Нет. Как будто и не жил никогда. Как будто я не я, и нет никакого Сэмюэла, и не было никогда. Есть пустота в форме человека, заполненная какой-то дрянью, и эта дрянь из меня вытекает и вот-вот вся вытечет. А когда вытечет — то и формы не станет, будет просто дырка, а потом она затянется, и даже следов не оставит. И страшно от всего этого так, как не бывает. Я кинулся к вам, давай в двери ломиться, все руки отбил, а вы не открываете.
Он показал разбитые, покрытые запёкшейся кровью костяшки.
— Так ты бы хоть сказал, что это ты, — буркнула Натаха смущённо. — А то мало ли кто там колотит.
— Я к тому моменту уже и говорить не мог, — вздохнул Сэмми, — только завывал от ужаса.
— Да уз, ну и звуки быри! — поежилась Сэкиль. — Я думара, это демон О́ни!
— А я вообще ни хрена не думала, — призналась Натаха. — Взяла у Кэпа пистоль (извини, Кэп) и думала, что если дверь откроется, буду палить в кого попало.
— Хоть вы и не открыли, мне, вроде как, полегче стало. Колотит, накатывает волнами, но уже не так сильно. Я огляделся — нет никого. Вообще никого. И вдруг понял, что никого и не было. Никогда. И от этого мне снова стало хуже, начал в дверь колотить — и опять отпустило. Уж и не помню, сколько это продолжалось. Сидел под дверью, и когда совсем невыносимо становилось — стучал по ней, чем попало.
— Так вот кто нам всю ночь спать не давал! — возмутилась Натаха.
— А под утро вдруг раз — и всё прошло. Я отполз обратно, думал, посплю, а потом слышу — голоса. Вроде, ваши. Ну, я и вышел… Что это было, Кэп?
— Понятия не имею, — сказал я честно.
— От грибов дурных такой приход бывает, — авторитетно заявила Натаха. — Что вы все на меня уставились? Вспомнила вдруг. Может, мне рассказывали.
— Угу, конесно, рассказывали ей…
— Я не помню, дура!
— Хватит, — сказал я. — Все поели? Ну и чудненько. Натаха, набери там хлеба, котлет, компоту во фляжки. Давайте осмотрим все комнаты тщательно, может, ещё кого найдём.
Не нашли. Но в комнате Стасика оказалось немало интересного. Неплохой нож, две зажигалки, фонарик-жужжалка с ручным приводом, набор отмычек, много нестандартной одежды, причём, как мужской, так и почему-то женской. Мужская никому по размеру не подошла, а ворох женской утащила примерять Сэкиль и что-то там себе, кажется, выбрала. Откуда у него это? Дань он, что ли, со своих собирал? А у них откуда? Не так-то прост был наш «народный староста»…
Сэкиль вернулась в платье, и оказалась в нём так хороша, что Натаха чуть не прожгла её злобным завистливым взглядом. Впрочем, покрасовавшись, азиатка переоделась обратно в майку и брюки. Эффект достигнут, а ходить по пыльным лестницам удобнее. На лице Натахи крупными буквами написано: «Ну почему одним всё, другим ничего?»
Увы, жизнь несправедлива.
***
Абуто нашли там, где я и предполагал. Привязанная цепью к горячей трубе, она висит с полузакрытыми глазами, покрытая потом. Сознание спутано от жары и обезвоживания, вывернутые руки затекли.
— Нам точно надо повторять пройденное, Кэп? — недовольно спросила Натаха. — В прошлый раз так себе получилось. Хотя да, вам-то, небось, понравилось…
— Отцепляй, — велел я, и она завозилась, брякая инструментом.
А я вышел в коридор, ждать гостей.
Встретил их с пистолетом в руках, держу стволом верх.
— Опять ты! — сказал некто в фанерной маске, на которой грубо нарисована устрашающая зубастая харя.
— Рад бы сказать что-то в этом же духе, но хрен вас разберет за этими досками.
— Зачем тебе чёрная ведьма?
— А вам?
— Пока она здесь, мы существуем. Её ад — наша жизнь. Она должна страдать, чтобы мы жили.
— Черти невозможны без грешников?
— Что-то в этом роде. Когда ты её утащил, нам было очень плохо. Хорошо, что она вернулась из твоего кошмара в свой.
— Интересная у вас космология. А что будет, когда она там помрёт? Судя по её виду, долго не протянет.
— Ты не понял, она всегда умирает, когда не сбегает.
— Сбегает?
— Она сильнее и хитрее, чем выглядит. Но ад устроен так, что каждый день в нём — первый.
— Красивая теория.
— Мы не отдадим её тебе.
— Да я вас как бы и не спрашиваю.
Они были настроены решительно, но узкий прямой коридор не дал им шансов навязать рукопашную. Четверо остались лежать, остальные сбежали. Жаль, что боезапас сокращается безвозвратно.
— Гильзы я приберу, — сказала хозяйственная Натаха. — Может, на что сгодятся.
На трупах ничего полезного нет, а их одеждой побрезговали бы и бомжи. В аду даже чертям живётся хреново.
Два пролета вниз, налево, третья дверь. Понятия не имею, почему.
— Давайте на матрас её! Или кровать собрать?
— Она перегрерась!
— В туалете есть кран с водой, можно обтереть её мокрой тряпкой. Раздевайте. Да не лапай ты, извращенец черножопый!
— Да что там лапать, одни мослы!
***
— Привет, Абуто, — сказал я, когда она более-менее пришла в себя, обтёртая мокрой футболкой, переодетая в чистое и напоенная компотом.
— Мы знакомы?
— Да. Недолго, но, я бы сказал, довольно близко.
— Извини, не помню.
— Совсем?
— Что-то смутное. Может, ближе к вечеру, когда память вернётся.
— А записывать тебе в голову не приходило?
— Условия не располагают, — она потёрла следы от цепей на запястьях. — Здесь тяжело с канцтоварами.
— Тогда откуда ты знаешь, что память вернётся?
— Фанерные морды сказали. Мол, сейчас мне только кажется, что страдаю, а вот когда вспомню, ад разверзнется и поглотит меня.
— Весёлые ребята, успел познакомиться.
— И что?
— Ад разверзся и поглотил их, — пожал я плечами. — Хотя и не всех. Не думаю, что с ними будут ещё проблемы.
— Они сказали, что я страдаю заслуженно. Когда память вернётся, то осознаю, какая я мерзость перед Господом и прочее бла-бла-бла.
— Ты, я вижу, не очень-то прониклась?
— Судя по всему, Господь, в великой мудрости своей, сотворил меня атеисткой. А вы кто такие?
— Если верить фанерным харям, то я обладатель самого скучного и унылого ада в истории мироздания. А эти личности, вероятно, должны усугублять мои страдания, но даже на это не способны. Если это и правда заслуженное посмертие, то я, наверное, был сторожем в общаге и грешил в основном помыслами о проходящей мимо уборщице.
— Ты что, тоже не помнишь, как сюда попал?
— Никто не помнит.
— Зараза! Я-то думала, меня к вечеру осенит. Наврали фанерные?
— И да, и нет. Вспомнишь, но только здешнюю жизнь. В прошлый раз ты мне кое-что рассказывала, хотя и немного. Мне помогают записи, когда их читаешь, всё вспоминается гораздо быстрее. Ещё они рассказывают, — кивнул я на Натаху с Сэкиль. — Но эти и соврать могут.
— Да ладно, Кэп! — покраснела Натаха. — Один раз всего и было. И мы больше не будем!
— А кто они тебе? — негритянка с интересом оглядела женщин.
— Всё сложно, — вздохнул я.
***
Остаток дня прошел в праздности. Мы доели остаток столовских котлет, понятия не имея, что будем есть дальше. Я отчего-то уверен, что нам не суждена здесь смерть от голода, а значит, «будет день — будет пища». Абуто то сидела, то лежала на матрасе, вставая с него только в туалет. Судя по тому, что час от часу мрачнела — что-то ей вспоминалось.
Сэкиль с Натахой, к моему удивлению, о чём-то тихо треплются, как лучшие подруги. Взгляды, которые они бросают на негритянку, наводили меня на некоторые подозрения о природе такого внезапного союза. Сэмми на неё тоже поглядывает, возможно, собираясь при случае предложить сеанс расовой солидарности. Но не подкатывает, что-то другое его беспокоит.
— Кэп, отойдём на минутку? — решился негр.
— Давай.
Мы кинули в угол два матраса и сели там, набрав максимально возможную в сложившихся условиях дистанцию.
— Кэп, тут такое дело… Если меня накроет, как прошлой ночью, ты меня лучше пристрели. Не хочу ещё раз такое пережить.
— Сэмми, не могу оценить ужас случившегося, может, он и заслуживает эвтаназии при рецидиве, но ты не по адресу. Меня же обнулит в полночь, и я ничего про тебя не вспомню. Это тебе к Натахе. Она тебя голыми руками удавит, чтобы патрон не тратить. Хозяйственная!
— Чёрт, ну да, точно. А каково тебе, когда тебя сбрасывает?
— Без понятия. Я же не помню. Опытным путем выяснено, что в эти моменты меня лучше не трогать.
— Да, ты вчера отжёг, конечно… Ладно, извини за беспокойство.
Сэмми поднялся с матраса и пошёл к Натахе. Видимо, с той же просьбой. Судя по жестам, вдохновил в основном Сэкиль. Она показала ему недомеч, предлагая себя в качестве дежурного эвтаназиолога. А я уполз в свой угол и завалился там, свернувшись калачиком и не думая ни о чём. Почему-то тут мне спокойно, как нигде. Ощущение не столько защищенности, сколько спрятанности. Здесь они меня не найдут. Кто бы эти «они» ни были.
***
Не знаю, сколько я так провалялся. Из пустого глазения в стенку меня вывела Абуто. Пришла, присела рядом.
— Можно?