— Из соображений филологических и организационных. Глаголы русского языка имеют род и гендерные окончания. Удобнее разговаривать, зная пол собеседника. Кроме того, мне надо вас разместить на ночь. Степана на мальчиковую сторону, Джиу — на девочковую, а тебя?
— Писаю я сидя, если это вам так важно.
— Принято. Сейчас подготовим комнаты. Настя, зайди, если не сложно.
Дочь, удивлённая поздним приглашением, явилась через пару минут.
— Ëбушки-воробушки! — сообщила она в пространство, застыв на пороге. — Команда Джиу! Скажите мне, что вы просто хардкорные косплееры, пожалуйста!
— Нет, — ответил Степан, беззастенчиво пялясь на её ноги, — никакие мы не косплееры.
— Ты его дочь? — спросила Отуба.
— Неужели похожа?
— Ничуть. Ты красивая.
— Э… — озадачилась Настасья. — Ну ладно. Пусть так. Но блин, папахен, это же Команда Джиу! Откуда ты их взял?
— Долго объяснять. Можешь подготовить три комнаты из резерва? Сама, не надо ребятам знать. Одна на мальчуковой стороне и две…
— Да знаю, я же их смотрю! Блин, ни за что бы не поверила! Думала, они все чистый вирт! Ну, отец, ты умеешь удивить! — Настя ушла, качая головой.
— У неё будет много вопросов. У меня тоже, — признался я. — Но их можно отложить на завтра.
— Не думаю, что вам нужны эти ответы, Антон Спиридонович, — сказала строго Джиу, — но спрашивайте.
— Может, просто расскажешь, что происходит?
— Антон Спиридонович, — вздохнула Джиу, — я не могу предсказать последствий.
— Последствий чего?
— Того, что вы узнаете.
— Всегда лучше знать, чем не знать.
— Кот бы с вами не согласился.
Я посмотрел на кота. Чёрная сволочь мне подмигнула.
— Какой кот, Джиу? Чеширский? — кажется, наш диалог начал скатываться в кэролловский абсурд.
— Шрёдингера. Вы сейчас Наблюдатель, понимаете? Пока вы не знаете, кот может быть жив или мёртв. У него неплохие шансы вылезти из коробки, пожрать и полежать на тёплом. Жить долго и счастливо. А когда вы узнаете, волновая функция сколлапсирует, кот окажется в одном из возможных состояний. Окончательно. Вы это чувствуете, на самом деле, поэтому, например, не ищете Марту, не пытаетесь пообщаться с выпускниками, не выясняете, чьего сына растите, избегаете думать, откуда у вас дочь.
— Не многовато ли ты про меня знаешь?
— Пока вы смотрите Дораму, Дорама смотрит вас.
— И при чём тут кот Шрёдингера?
— Я и есть этот кот. Один из. В коробке может быть сколько угодно котов. При этом кот может знать о Шрёдингере, но Шрёдингер не может знать о коте. Жизнь полна парадоксов.
— Ты сейчас не жива и не мертва? Интересная аналогия…
— Это не аналогия, а самая что ни на есть буквальная правда. И я, и моя команда, и наши родители… Ну, кроме Отуба. Её коробку, вы, к сожалению, открыли.
— Не припоминаю такого.
— Значит, вот-вот откроете. Это называется «ситуация с отложенным выбором». Когда будущее наблюдение влияет на прошлое событие. Кот становится жив или мёртв не в тот момент, когда вы открыли коробку, а когда решили её открыть.
— А я могу передумать?
— Только если знаете, в какой именно коробке кот. Вы каждый день открываете кучу коробок, не зная, что там. Однажды находите дохлого кота. Но он умер, когда решение было принято.
— Мне жаль, Отуба. Я бы извинился, но не очень понимаю, за что именно.
Темнокожая девчонка только мрачно зыркнула на меня из-под дредов.
***
— Комнаты готовы, — сообщила вернувшаяся Настя. — Но я сейчас лопну от любопытства.
— Тогда отойди подальше, забрызгаешь, — недовольно сказала Отуба. — Лекций не будет, автограф-сессии тоже.
— А ты и правда такая бука, как в Дораме! — восхитилась дочь. — Вау!
— Бубука… — буркнула Отуба. — Пошли спать, это был тяжёлый день.
Настасья повела их в комнаты, а я торопливо налил виски. Надо успеть выпить, прежде чем она вернётся и посмотрит на меня укоризненным взглядом, застав со стаканом в руке.
— Нетта, душа моя, какого хрена творится? — спросил я, отхлебнув хорошенько.
— Антон, не спрашивай. Я ведь тоже кот в коробке. Мяу. Однажды ты её случайно откроешь и выбросишь то, что от меня осталось, даже не поняв, что это было.
— И сколько вокруг меня коробок с котами?
— Все. Причём в одной из них сидишь ты сам.
— Ничего не понимаю, Нетта. Я тупой. Я на журфаке учился. Мне эта квантовая физика…
— Ничего, — засмеялась она своим тихим шёлковым смехом, — я люблю тебя не за это.
А я подумал, что если я и кот, и Шрёдингер, то, открыв очередную коробку, однажды загляну в свои мёртвые глаза. Почему в моих коробках коты оказываются исключительно дохлые? Жаль, в теории вероятности я тоже не силён.
— Убирай стакан, — сказала Нетта, и её силуэт истаял, — Настя возвращается.
Я выхлебал одним глотком оставшийся виски и убрал посуду в тумбочку. Веду себя как какой-нибудь алкоголик. Но я ведь не он?
Правда?
***
— Отец!
— Я этот человек.
— Тебе не кажется, что ты мне должен пару объяснений?
Интересно, она тоже кот в коробке? Что я увижу, неосторожно сдвинув крышку? Хочется отрезать себе руки, чтобы нидайбог.
— Настасья, ты счастлива?
— Интересная попытка сменить тему разговора. А как ты думаешь, пап? Я счастлива?
— Думаю, что счастливые люди не изучают психологию. Только те, кто ищет объяснение, почему они несчастны.
— Я не несчастна сейчас. Но это результат сознательных усилий и долгого труда. Стартовая позиция была не очень.
— Я такой плохой отец?
— Ты никакой отец. Извини. Это не претензия. Ты такой, какой есть. Ты никогда не обижал меня специально. Ты всегда желал мне добра — в твоём понимании такового. Ты не давил на меня и даже старался быть деликатным. Я люблю тебя. Но ты не умел быть отцом и до сих пор не научился. Михе тоже будет что рассказать психотерапевту, когда он вырастет.
— Я люблю его. И тебя.
— Я знаю. Никогда в этом не сомневалась. Но иногда хотелось видеть что-то кроме готовности за меня убить.
— Папа страшный и ужасный?..
— …Люди все боятся папу! — подхватила Настя.
Надо же, помнит. Этот стишок она сочинила, когда ей было десять. Теперь его обожает Миха. Наверное, я с самого начала был так себе родитель. Прошли те простые времена, когда от отца требовалось всего лишь отмудохать дубиной тигра.
— Если ты закончил с запоздалыми родительскими рефлексиями, может быть, объяснишь, что у нас делают актёры из Дорамы?
— Проблема в том, Настюх, что это не актёры…
Всё-таки у меня не только красивая, но и очень умная дочь. Она не стала переспрашивать и удивляться, а села и задумалась.
— Если они не актёры, то кто же тогда мы? — задала она именно тот, единственно правильный, вопрос.
Жаль, ответа на него у меня не нашлось.
***
На пробежке меня догнал мотоцикл. Винтажный, красивый, громкий, с коляской. Не разбираюсь в моделях, но сам по себе бензиновый двигатель сейчас способен разорить на одних налогах.
— Это мамкин, — небрежно бросил управляющий им Степан. — Она коляску привинтила, когда я родился.
Мотоцикл покатился рядом, приятно рокоча мотором на низких тонах. В коляске сидит, завесившись дрэдами, мрачная Отуба, сзади Степана пристроилась, небрежно свесив ноги на одну сторону, Джиу.
— Не слишком заметно? — спросил я её.
Девочка спрыгнула с мотоцикла и легко побежала рядом.
— В самый раз. Есть время прятаться, есть время блефовать. Пусть думает, что мы не боимся.
— Спрашивать, кто именно, нельзя?
— Ты знаешь ответ.
— Он звучит как хлопок одной ладони? — меня всегда бесит, когда начинают делать сложные лица и отвечают на вопросы аллегориями.
— Именно.
Она звонко хлопнула ладошкой по кожаному сидению:
— Езжайте, Стёп, работаем по плану.
Мотоцикл рыкнул, набрал скорость и укатил вдаль.
Мы с Джиу какое-то время бежали молча, почти касаясь локтями, и я не выдержал первым. Ещё одна пробежка похерена.
— Что тебе надо, странное ты создание? — спросил я, останавливаясь.
— Ты знаешь, что.
— Я работаю над этим.
— Чем больше ты тянешь, тем больше коробок откроется. Тебе не жалко бедных пушистых котиков? — она сложила руки кошачьими лапками, прижала их к груди и сделала жалостные глазки.
Вышло очень трогательно.
— Чертовски жалко, — вздохнул я, — да и надоело смертельно.
— В том то и дело, что смертельно. В том-то и дело.
На этой оптимистической ноте мы расстались. Джиу пошла «работать по плану», каким бы он ни был, а меня ждал очередной сеанс мозголомки.
Как бы Наблюдателю так извернуться, чтобы вообще никаких коробок не открывать?
***
— Помоги открыть! — бросил мне Микульчик. — Не видишь, заело!
У капсулы надрывается тревожный зуммер, панель пылает красным, на ней скачут какие-то цифры. Даже мне понятно, что так быть не должно.
— Да быстрее же!
Наверное, это должны делать какие-то специальные люди, но, когда взвыл сигнал, мы с Микульчиком шли по коридору мимо.
— Блокировка, блокировка, да чёртова блокировка же… — приговаривает доктор, стуча маленьким кулачком по кнопке аварийного открывания.
Я же просто берусь за ручку, приседаю и со всей дури тяну вверх. Раздаётся хруст, щелчок, крышка поднимается. Иногда удобно быть тупым, но сильным.
Худая, почти безгрудая чернокожая женщина лежит в мягком силиконовом чреве. Она обнажена, лицо её безжизненно, ключицы и кости таза выпирают, в руки вживлены системы питания, лобок закрыт системой выведения. Она как будто шевелится, но это работают контактный миостимулятор и противопролежневый массажёр.
— Вытаскивай, вытаскивай! — суетится Микульчик.
Подхватываю лёгкое тело, осторожно вынимая из капсулы. Оно упругое, неподатливое и холодное. На мой немедицинский взгляд, мертвее мёртвого. Микульчик торопливо отсоединяет трубки, обрывает с кожи датчики, я кладу женщину на процедурный стол.