Оказавшись на своей территории, я первым делом задвинул задвижку, а потом, уже постепенно успокаиваясь, запер оба замка.
В квартире было темно, воздух слегка спертый, как это обычно и бывает, когда долго не проветриваешь. Здесь два месяца никого не было: у меня нет ни цветов, которые нужно поливать, ни собак или кошек, которых нужно кормить-выгуливать. Так что я никого не просил приходить сюда и следить за порядком.
Окна были зашторены — уезжая, я всегда это делаю. Никого в моем доме не было и быть не могло, но я все же, повинуясь инстинкту самосохранения, обошел свое жилище, чтобы убедиться в этом. Кухня, гостиная, спальня, ванная — нигде никого. На застекленной лоджии — тоже.
«Ты здесь в безопасности, успокойся», — говорил я себе, но не верил этим словам. Я вообще сомневался, смогу ли хоть где-то, хоть когда-то чувствовать себя в полной безопасности.
Ведь если на свете существуют твари, подобные той, от которой я спасся сегодня, то неизвестно, нет ли чего-то и похуже!
В дверь постучали. Сердце мое подпрыгнуло к самому горлу и затрепыхалось там пойманной птахой. Дыхание, которое начало было выравниваться, снова сбилось. За шиворот словно сунули кусок льда: холод заструился вдоль позвоночника.
— Выходи-и-и-и, — прохрипело существо, — не спря-а-а-а-чешься.
Когтистые руки шарили по моей двери, дергали ручку.
На долю секунды мне показалось, что я ошибся, и оно сумеет открыть дверь и пробраться внутрь. Но, к счастью, это было не так. Я на цыпочках приблизился к двери, припал к ней ухом. Хотел посмотреть в глазок, что творится снаружи, но так и не решился.
Мерзкое создание, которое прежде было Лилией Ивановной, пробыло под дверью до рассвета. Я просидел остаток ночи в коридоре, прислушиваясь, не смыкая глаз. Оружия в доме не было, о чем я остро сожалел, так что пришлось положить рядом с собой большой нож для разделки мяса.
Впрочем, он мне не понадобился. Я не выходил наружу, а старая ведьма не могла проникнуть внутрь. Я слышал ее шаги и глухое, полное злобы бормотание, похожее на птичий клекот. Несколько раз она предпринимала бесплодные попытки открыть дверь, стучалась, скребла по ней когтями, но та не поддавалась, и тогда существо колотило по ней и хрипело от ярости.
К утру все стихло, и я даже умудрился задремать, все так же сидя на стуле, как часовой на посту. Когда уже окончательно рассвело, я принял душ и сварил себе кофе.
Налил в чашку молока, думая о том, что с момента, как я купил его, болтая о том о сем с продавщицей Элей, прошла целая вечность.
Мир больше не будет прежним. И я не буду.
А ведь Эля говорила о том, что без меня «столько всего» произошло. Вчера я не послушал ее, а зря. Что ж, пришла пора во всем разобраться.
Выплеснув недопитый кофе в раковину, я вышел из квартиры и запер дверь. Ночная тварь сгинула с приходом зари, и сейчас ничто не напоминало о ее визите. На третьем этаже жил мой приятель Артур с женой и сыном, и я решил навестить его, расспросить обо всем.
Но дверь мне никто не открыл.
В подъезде было тихо, никто не входил и не выходил. Хотя, возможно, было еще слишком рано. Подавив подступающий страх, я вышел в безлюдный холл: консьержа не было. Я подошел ближе к стеклянному кубу, где обычно восседала Лилия Ивановна, и увидел, что он заперт, а на столе пусто.
Дверь в каморку, откуда вчера выползла потусторонняя сущность, тоже оказалась закрыта на замок.
Мой чемодан, брошенный ночью возле лифта, так и стоял, сиротливо приткнувшись возле стены. Я взял его, вернулся домой и позвонил Артуру.
Трубку он взял сразу, будто только и ждал моего звонка. Впрочем, как оказалось, позвонить ему действительно должны были, только не я, а риелтор, потому что он выставил на продажу свою новенькую квартиру.
Оказалось, что едва я уехал в командировку, как в нашем доме разыгралась настоящая трагедия.
Мальчишка-подросток с пятого этажа решил подшутить над добрейшей Лилией Ивановной и, подкараулив консьержку, бросил ей под ноги петарду. На беду, у старушки оказалось слабое сердце, и «скорая» увезла ее с инфарктом.
Родителям мальчишки кто-то (не то врач, не то еще кто другой) сказал, что старушка может запросто написать заявление в полицию, и они сделали упреждающий ход.
— Эта сучка, Яновская, пару раз оставляла Лилии Ивановне ключи от квартиры. Чтобы та передала сыночку. Ну, и обвинила ее в том, что старуха украла кольцо. Знаешь, типа, я заявление заберу, если ты моего балбеса не будешь обвинять. Та, может, и не думала никого винить — бабка-то была божий одуванчик! Расстроилась, конечно, раскудахталась: сроду, мол, чужого не брала, как вам не совестно. А ночью померла. Второй инфаркт.
Я слушал, и на душе было гадко. Яновскую я помнил: противная скандальная бабища из тех, мимо кого, наверное, и черти, крестясь, ходят.
Артур тем временем рассказывал дальше.
Лилию Ивановну похоронили, но не прошло и недели, как она вернулась. Сначала Яновскую, ее мужа и сына нашли мертвыми в квартире. Никаких следов борьбы — смерть наступила от инфаркта. Дверь в квартиру была не заперта: открыли, похоже, сами хозяева. Состава преступления нет, уголовное дело заводить не стали. Трагедия, конечно, да и необычно это — вся семья в одночасье! Но чего в жизни не бывает.
Не успели от этого случая отойти, следом еще одна смерть. Потом еще. Затем умер старик, которого наняли консьержем, и люди стали говорить, что ночью по подъезду бродит Лилия Ивановна. Только теперь это не кроткая тихая старушка, а жуткий потусторонний монстр, который мстит всем жильцам за свою смерть и опороченное имя. Стоит пустить ее на порог или выйти ночью из квартиры — и человек обречен.
— Не от инфаркта все умирали, а от страха, потому что она…
— Знаю, — устало проговорил я. — Видел.
Я уже не сомневался в том, что если бы не сумел чудом улизнуть от чудовищной старухи, то и мой труп нашли бы поутру в подъезде с выпученными глазами и синим, вытянутым от ужаса лицом.
Артур сказал, что люди ночами сидели, точно в осаде. Слышали, как жуткий мертвец бродит по лестнице, стучится в двери квартир, требует впустить.
Посторонним, тем, кто не из этого подъезда, конечно, никто о таком не говорил: ясно же, пока сам не столкнешься, не поверишь.
Но перешептывались, а подъезд постепенно пустел. Люди съезжали, продавали квартиры, бежали прочь от проклятого места.
— Слава Богу, покупатель нашелся, — сказал Артур. — Ты извини, мне пора.
На том и попрощались.
Спустя полтора месяца я подписывал договор купли-продажи. Квартиру в прекрасном новом доме я продал, скинув в цене больше трехсот тысяч, но был счастлив, что избавился от нее.
— Очень жаль, что вам пришлось срочно продавать квартиру, — проговорила покупательница, смущенно глядя на меня.
Она приобретала квартиру своей дочери и ее мужу, и, кажется, ей было неловко, что удалось так выгодно сторговаться, воспользоваться чужим несчастьем, сбить цену ниже нижнего предела. Мы с риелтором заранее согласовали душещипательную легенду, согласно которой мне, якобы, нужно было срочно переехать к заболевшей матери в другой город.
Если бы покупательница собрала побольше информации о людях, живших в нашем подъезде, то узнала бы, что непредвиденные события буквально сыпались на всех в последние месяцы: кто-то вынужден был продать жилплощадь за долги, кто-то — срочно сменить город или даже страну.
Я посмотрел на женщину: кажется, хорошая, добрая. И дочь у нее, наверное, такая же. Мне стало жаль эту семью, не подозревающую, какой ужас ждет впереди, и на краткий миг захотелось рассказать женщине правду, отговорить от покупки.
Но потом я вспомнил ту страшную ночь — последнюю, которую провел в своей квартире (после собрал вещи и переехал сначала в мотель, потом в крошечную съемную «однушку», где и жил до сих пор, не желая возвращаться). И подумал, что этих людей я не знаю, так с чего мне им сопереживать?
Согласен, это порочный круг: никто не пожалел бедную старуху Лилию Ивановну, а потом уже она не знала жалости… Но если кто этот круг и разорвет, то точно не я. Я хочу одного: уехать и забыть.
Поэтому я поставил подпись, улыбнулся покупательнице и ничего ей так и не сказал.
Да и кто бы мне поверил?
На заброшенной дороге
— Так и знал, что это кафе — настоящая помойка. Еще и цены конские. — Олег отодвинул от себя пустую тарелку и откинулся на спинку стула.
Лариса смерила мужа неприязненным взглядом и прикурила очередную сигарету.
— Помойка не помойка, а все спорол, не поморщился, — бросила она.
Лариса слишком много курила, Олег был всем недоволен, хамил и строил из себя крутого мачо, и оба они то и дело ссорились и переругивались.
Никита уже в который раз за день думал о том, что напрасно они с Юлей ввязались в эту поездку. Детская дружба, конечно, дело хорошее, но с годами люди меняются до неузнаваемости. Сейчас он и представить не мог, что были времена, когда они с Олежиком считались лучшими друзьями. Как вообще вышло, что улыбчивый, добрый мальчишка превратился в быдловатого недалекого мужика? Или это женитьба на их однокласснице Ларисе — красивой, но капризной и не слишком умной — превратила его в малоприятного типа?
— Нормально тут кормят, — примирительно сказал Никита. — Нам понравилось, да, Юль?
Жена слабо улыбнулась и кивнула. Похоже, и ей не по душе эта поездка — а ведь еще самое начало! Небось, про себя клянет Никиту последними словами, хотя вслух пока ничего не говорит. И на том спасибо.
Подошла официантка, принесла счет. Олег, ясное дело, принялся ей за что-то выговаривать. Никита молча отсчитал нужную сумму, и они с Юлей вышли на улицу, оставив супругов Акимовых в кафе.
— Извини, — пробормотал Никита, и Юля, конечно, сразу поняла, о чем он.
Они были женаты пятый год и понимали друг друга с полуслова.
— Брось, все нормально.
Нормально не было: провести с трудом выцарапанный у начальства отпуск в компании людей, от которых тебя тошнит, — верх идиотизма. Просто Никита с Олегом случайно встретились, выпили в баре, и кому-то из них, на пьяную голову, пришла «отличная» идея вместе, на двух машинах съездить на юг. Потом Никита протрезвел, идея перестала выглядеть удачной, но отказаться было уже неудобно.