Лера уронила голову на руки и расплакалась. Долго ревела, а Наташа гладила ее по волосам и говорила все те вещи, которые обычно говорят в подобных случаях.
Выплакавшись, она почувствовала не облегчение, а пустоту. Когда ехала домой, думала о том, что Наташа, возможно, права. Стоит продать дом и вернуться в город.
Субботним вечером распорядок изменился — из него были исключены ужин и коньяк: Лера решила, что слишком много пьет. Уснула она за полночь, и ей приснился сон, живой и яркий, как кинофильм.
Снилось, что она идет к усадьбе — той самой, заброшенной. Только во сне она была отнюдь не запущена: окна сверкали на солнце, подъездная дорожка выложена белым камнем, всюду пестрели цветочные клумбы, стояли застывшие в живописных позах парковые статуи, сверкала на солнце глянцевая поверхность искусственного пруда.
Когда Лера подошла ближе, двери внезапно распахнулись, и на пороге появился Володя. Он улыбался, протягивал к ней руки и говорил:
— С возвращением, любимая! Посмотри, какой дом я построил для нас!
Леру захлестнуло такое счастье, что она засмеялась и побежала к Володе. Но дорожка будто бы удлинялась, а его фигура на пороге отдалялась с каждым ее шагом, становилась все меньше и меньше. Уже не смеясь, а задыхаясь от слез, Лера бежала вперед, звала мужа, а потом запнулась, упала и проснулась в собственной постели.
По лицу текли слезы. Володя был так близко, а теперь снова оставил ее, и она словно второй раз его потеряла.
— Прости меня! Пожалуйста, прости, — прошептала Лера в темноту.
Ей пришло в голову, что мертвым известны секреты живых, от них ничего не скроешь. Смерть срывает покровы, так что и про ее измену Володя теперь тоже знает.
— Я так виновата, — снова заговорила Лера. — Это была ошибка, страшная ошибка. Сама не знала, что делаю, мне просто было больно, плохо, хотелось растоптать себя, вот и… Вместо этого растоптала наш брак. Поверь, я к тому человеку ничего не чувствовала. Самой от себя противно. — Лере почудилось, что она говорит не в пустоту, что ее слышат. Володя слышит! — Никогда в жизни никого не любила, кроме тебя. И всегда буду любить.
Утром, еще не открывая глаз, Лера пошарила рукой по соседней подушке, словно надеясь, что всего случившегося не было, и Володя спокойно спит с нею рядом.
Мужа, конечно, не оказалось, но на подушке лежал лист бумаги.
Володиной рукой было написано: «Я не сержусь. Приходи».
Леру словно вымело из кровати. Запутавшись в одеяле, она полетела на пол, но тут же вскочила и прижалась спиной к стене.
— Я схожу с ума, — сказала она и зажмурилась в надежде, что ей показалось и, когда откроет глаза, листок исчезнет. Но он не исчез.
В гостиной голосом Рианны запел сотовый, и Лера бросилась на звонок, услышав призыв из нормального мира, в котором покойные мужья не пишут записок своим вдовам.
— Звоню узнать, все ли хорошо, — сказала Наташа.
— Мне Володя, когда мы только познакомились, постоянно писал записки, — быстро заговорила Лера. — Короткие такие, трогательные. Сердечки иногда рисовал и разные глупости. То на холодильник прилепит, то в сумку положит. Я тебе не рассказывала?
— Не помню, — неуверенно проговорила подруга. — Кажется, нет. А что?
— А то, что ночью я его во сне видела. Прощения просила, а утром нашла записку, что он прощает.
Наташа, похоже, переваривала услышанное.
— Думаешь, я спятила?
— Нет, конечно! — возмущение было слишком нарочитым.
— Кто мог это сделать, если в доме только я?
В молчании Наташи слышался ответ, и Лера сама его произнесла:
— Я, да? Думаешь, я сама написала и не помнила?
— Ты никогда не лунатила?
Лера жалела уже, что затеяла этот разговор. Свернула беседу, повесила трубку, вернулась в спальню. Записки на подушке больше не было, но Лера точно знала, что ей не показалось. Как была уверена и в том, что Володя точно приходил к ней ночью.
Вопреки всему, она ничуть не была напугана. Ей даже стало легче, и, готовя себе завтрак, она тихонько напевала. Взгляд по привычке потянулся к окну. На усадьбу она теперь смотрела с новым интересом. «Приходи», — значилось в записке. И сон был про усадьбу. И Володя был так ею увлечен.
Решение пришло само собой.
Лера оделась и вышла из дому. Было холодно и пасмурно, но, к счастью, без дождя. Ночью подморозило, и сухая трава, присыпанная изморозью, словно серебристыми блестками, весело хрустела под ногами.
Чтобы попасть в усадьбу, нужно было обогнуть их участок, выйти за границу поселка (забор построить еще не успели, только столбы поставили), а дальше идти по полю. Лера стала искать какую-нибудь тропинку, хотя и понимала: взяться ей неоткуда, раз никто туда не ходит.
И все же тропа была. Протоптанная кем-то не так давно дорожка вела прямиком к старому дому. Лера почти бегом побежала по ней — ее не покидало иррациональное чувство, что там, возле дома, окажется Володя. Он ведь сам позвал ее!
Где-то в глубине души ворочалось неприятное чувство, что это происходит не с ней. По натуре Лера была прагматичным, немного суховатым человеком, подобные порывы были ей чужды. Она как бы наблюдала за собой со стороны и удивлялась себе, но все же шла.
Впереди на дорожке что-то темнело. Приблизившись, Лера увидела кожаную мужскую перчатку. Никаких сомнений: когда-то она принадлежала Володе.
«Ты протоптал тропинку, — подумала Лера, поднимая перчатку и убирая ее в карман. — Я так и знала! Ты бывал тут».
Когда Лера смотрела на старое здание из окна своего дома, расстояние было довольно приличным. Но сейчас ей показалось, что прошли всего минут пять, как она очутилась перед парадной дверью.
Все это было очень похоже на сон, который она видела этой ночью. Конечно, не было ни пруда, ни клумб, ни статуй, но сама атмосфера, ощущение покоя… По-прежнему ощущая некую раздвоенность, когда словно бы спишь наяву, Лера поднялась по ступенькам лестницы и толкнула тяжелую дверь.
Она оказалась не заперта, и Лера ступила внутрь. Она и сама не знала, что ожидала увидеть там, но реальность оказалась сногсшибательной.
Лера стояла посреди огромного холла. Сквозь большие окна лился дневной свет. На полу лежала цветная плитка, на одной из стен виднелись остатки росписи. С высокого потолка свисала огромная, на удивление хорошо сохранившаяся люстра. Мраморная лестница с деревянными перилами белела на противоположном конце холла.
Ни малейшего намека на сырость или гниль. Пахло пылью, осенними листьями и почему-то — старыми книгами. Лера бродила по залу, думая о том, как тут тихо и спокойно, как величествен старый дом, столько всего повидавший на своем веку.
Ей подумалось, что когда-то (возможно, одно или два столетия назад) по этому залу, точно так, как она сама сейчас, шла прекрасная дама с затейливой прической и тонкой талией, затянутой в корсет, в пышном платье с рюшами и воланами. Она говорила с кем-то хрустальным голоском, кокетливо улыбалась, обмахиваясь веером, и ее ножки, обутые в изящные туфельки, легко ступали по мраморным полам. Горели свечи, звучала музыка (Лера готова была поклясться, что слышит звуки вальса!), плелись интриги, заключались союзы, элегантно одетые мужчины изысканно шутили, а дамы скромно опускали глаза.
Занятая своими мыслями, Лера машинально достала перчатку Володи из кармана. Может, он сейчас где-то здесь, мелькнуло в голове. Сама не зная, зачем, повинуясь неясному ощущению, она натянула перчатку на руку. У мужа были крупные ладони, и Лерина ладошка провалилась внутрь.
И точно так же вся она словно бы провалилась в глубокий колодец.
Или, наоборот, вынырнула из него?
Это произошло в одно мгновение, и Лера никак не могла сообразить, что происходит. Ее, как младенца из материнской утробы, вырвали из волшебного сновидения, в которое она непонятно как попала, и все кругом внезапно изменилось. Точнее, стало таким, каким и было на самом деле, а не таким, каким чудилось ей. В ее размягченное, замороченное (непонятно, чем и кем) сознание была вложена чудесная картинка — теперь же она рассыпалась на кучу осколков.
В мутных, тусклых, исчерканных дождями окнах зияли дыры. Битое стекло валялось на грязном полу вперемешку с мусором. Перила развалились, от люстры остались одни воспоминания. На стенах и потолке чернели уродливые пятна плесени. Запах сырости и гниения забивался в нос. К тому же внезапно на улице потемнело — собирался дождь, и в большом зале стало сумрачно и жутко.
Но хуже всего было то, что Лера оказалась здесь не одна. Неясные тени притаились в углах и возле лестницы. Одни были высокие, выше Леры, другие чуть ниже. Она не могла понять, кто это, но ей казалось, что эти люди («Люди? Ты уверена?») смотрят на нее, ждут, что она сделает.
— Кто тут? — пискнула Лера, хотя собиралась произнести это как можно тверже.
Одна из фигур словно бы качнулась в ее сторону, но так и осталась в углу.
«Надо бежать отсюда», — отстраненно подумала Лера. Было страшно, но она, собравшись, сконцентрировавшись, отступила к двери. Словно повторяя ее движения, темные тени тоже пошевелились, но двинулись не назад, а вперед, к Лере.
Она увидела выбирающихся из мрака существ — видела их длинные костлявые руки, лысые бугристые черепа, горящие глаза на узких, вытянутых лицах. Напоминающие людей, жуткие искореженные создания придвигались все ближе.
«Они набросятся на меня! Боже, что мне делать?» — пронеслось в мозгу.
Рука в Володиной перчатке сжалась в кулак, и Лера почувствовала прилив сил, как будто покойный муж ободряюще сжал ее ладонь. Это придало решимости, и Лера, развернувшись, бросилась прочь из дома. Выскочила за дверь, пронеслась по ступенькам и помчалась по дорожке.
Оказывается, уже начался сильный дождь, тропа раскисла, бежать было тяжело. Ноги застревали в грязи, и Лере казалось, что ее затягивает вниз, в топкое болото, где поджидают неведомые твари. Она быстро устала, к тому же обратная дорога казалась куда длиннее, но Лера бежала, не позволяя себе остановиться ни на секунду.