Сначала он не понял, что перед ним: ящик был битком набит всевозможными безделушками, сувенирами, украшениями, даже иконами. Потом до него дошло, что все эти вещи принадлежали жертвам «могильщиков», и кто-то из бандитов, непонятно, за какой надобностью, решил сохранить их.
«Зачем? — недоумевал Паша. — Чтобы время от времени доставать, разглядывать и вспоминать о том, кого и при каких обстоятельствах убил?»
Внезапно ему стало не по себе. Он словно впервые за все время осознал, что люди, которые построили этот дом, бывали в этой комнате и обедали за большим столом; которые смеялись, говорили о пустяках, ссорились, обсуждали какие-то вопросы — и чьи голоса все еще незримо витали в атмосфере заброшенного дом, не были обычными людьми.
Это были жестокие отморозки, безжалостные убийцы, готовые ради наживы, не задумываясь, отбирать человеческие жизни. А вещи, сложенные в коробки, принадлежали тем, кто принял от их рук смерть — возможно, мучительную.
Паша поспешно бросил в коробку тяжелый медальон и вытер о джинсы похолодевшие ладони.
— Мне, по правде сказать, очень не по себе, — проговорил он, глядя в камеру. — Кажется, что я здесь не один.
Хотел сказать просто для пущего эффекта, но, едва договорив, понял, что это правда.
«Валить отсюда надо», — пришло ему на ум, но Паша одернул себя: столько искал этот дом, а теперь что же? Разнервничался, как барышня, и бежать?
Он решительно выдвинул следующий ящик. Внутри оказалась коробка с документами: паспорта, какие-то карточки, но в основном — водительские удостоверения. С фотографий смотрели лица — мужские, женские. Пожилые люди, средних лет и совсем молодые.
— Все эти люди мертвы, — севшим, сухим голосом произнес Паша. — Их объявили пропавшими без вести, но так и не нашли. Где их тела? Где «могильщики» закопали их? Наверное, поблизости, в здешних местах.
Собственная шутка про бандитов-призраков показалась вдруг не просто глупой, а даже кощунственной. Люди, ушедшие в небытие, смотрели серьезно, вроде бы даже требовательно.
«У меня начинается паранойя», — подумал Паша, поспешно убирая коробку и принимаясь за следующий ящик. Он был почти пуст. Внутри лежал желтый шифоновый женский шарф и розовая коробочка — расписная, резная, нарядная.
Паша взял ее в руки и, откинув крышку, услышал тихую мелодию.
— Музыкальная шкатулка, — сказал он. — Видно, принадлежала какой-то девушке.
— Это моя, — прозвучал за спиной тихий голос, и Паша едва не заорал от неожиданности.
«Все-таки здесь живет кто-то! Вот попал! Снял ролик, называется! Проникновение со взломом… Сколько за это дают?» — пронеслось в голове.
Он развернулся, не выпуская шкатулки из рук, сердце скакало бешеным зайцем. Перед ним стояла девушка лет двадцати, не старше. Она была красива — космически, нереально красива, Паша никогда таких красавиц не видел даже в кино, не говоря уже о том, чтобы встретить лицом к лицу.
Светлые, отливающие золотом волосы падали на плечи, огромные фиалковые глаза смотрели с нежной грустью. На девушке были белые брючки и синяя блузка, цвет которой подчеркивал необычный оттенок глаз.
Паша потерял дар речи. Стоял, как болван, и пялился на девушку. Такое случалось с ним редко, обычно он за словом в карман не лез, но тут просто ступор напал. Потом, немного придя в себя, проговорил охрипшим голосом:
— Привет. Ты живешь здесь? — Спохватившись, он протянул девушке шкатулку: — Прости, я… Возьми, пожалуйста. Не думай, я не вор!
На лице красавицы промелькнуло смятение. Она отступила назад, выставив перед собою ладони, и покачала головой:
— Нет-нет. Я не могу. Пусть будет у тебя, хорошо?
«Не могу? Что бы это значило?» — подумал Паша, а вслух сказал:
— Я Павел. А тебя как зовут?
— Тая. Таисия.
— Необычное имя. — «Такое же удивительное, как и ты сама!» — А я блогер, снимаю всякие таинственные места. Может, ты даже видела мои ролики.
— Блогер? — переспросила она, слишком тщательно выговаривая это слово, будто оно было ей незнакомо.
Но не может же современный человек не знать, что такое «блогер»!
— Ну да, — ответил Паша и показал на камеру, которая все так же работала, продолжая записывать их разговор. — У меня канал на YouTube.
Девушка слегка нахмурилась. Кто знает, может, она принципиально против интернета и всего, что с ним связано? Паша поспешил перевести тему, чтобы Таисия, не дай Бог, не передумала общаться с ним.
— Ты так и не ответила, где живешь. Здесь, рядом? Просто я не местный, мне объяснили, как ехать. Я и не знал, что тут люди живут.
Тая посмотрела на него долгим взглядом — тягучим, как ириска, и при этом тоскливым, обреченным.
— Что-то не так? — спросил Паша. — Тебе не нравится, что я тут снимаю?
Она покачала головой.
— Нет, наоборот. Я рада, что ты пришел. Я ждала. Мы все ждали.
Это снова прозвучало необычно, и Паша хотел спросить, кто такие «все», но Таисия грациозно, словно балерина, развернулась, отошла от него и танцующей походкой прошлась по комнате со словами:
— Сразу видно, что ты хороший человек, Паша. Иногда, конечно, дурака валяешь, но все равно хороший. Добрый. Люди тебя любят. И животные тоже.
Девушка обернулась к нему и неожиданно улыбнулась. Улыбка ее окончательно покорила Пашу. Некоторые люди умеют улыбаться так, что все кругом словно бы озаряется светом, и на душе делается спокойнее. Павел подумал, что приехал сюда, желая найти сенсационный материал, а в результате нашел кое-что гораздо лучше. Вернее, кое-кого. Спасибо Ивану!
— Слушай, чего мы тут торчим? Здесь мрачно. Давай выйдем, прогуляемся или съездим куда-то! Где твой дом? У меня машина. — Продолжая говорить, Паша подошел к камере. — Я только оборудование соберу и…
Он умолк, оборвав себя на полуслове. Подойдя к камере, желая отключить запись, Паша заглянул в видоискатель, и внутри все оборвалось. Он не знал, как расценить то, что увидел, потому что разумного объяснения не было.
Камера в этот момент была направлена точно на Таю, которая стояла возле кресла. Но снимала пустую комнату: никакой девушки рядом с креслом не было.
Паша остановил съемку и промотал запись назад. Вот место, где он держит в руках шкатулку, а Тая стоит рядом, и они разговаривают. То есть так было: они стояли и разговаривали, но на записи оказался только он. Размахивал руками, улыбался, волосы приглаживал, обращаясь к пустоте.
Таисии не было нигде, ни на одном кадре.
Но, однако, вот же она — в двух шагах!
Паша открыл рот, собираясь спросить, как такое возможно, но девушка его опередила:
— Догадался уже? — Улыбка ее потускнела, взгляд снова стал печальным: — Я же сказала, ты особенный. Ты — видишь. А вот камера твоя — нет.
— Вижу что? — спросил Павел, хотя уже понял. Не верил, отказывался даже мысль такую допускать, но, тем не менее, понимал.
— Меня нет, Паша. Была когда-то давно.
— Ты… призрак? — непослушными губами выговорил он.
— Умерла, — ответила Таисия. — Только вот уйти не могу. Хочу, а не получается. Я тут как в тюрьме. Думаешь, легко это — быть привязанной к одному месту, да еще к такому! — Она обвела комнату взглядом, в котором читались отвращение и страх.
— Они… — Паша хотел сказать «убили тебя», но не смог. Произносить эти слова, глядя на нее — живую и прекрасную, язык не поворачивался. Кто мог сделать такое, у кого могла подняться рука?
Павел знал, что здесь творилось. Но одно дело знать, и совсем другое — осознавать. Безликие жертвы обрели лица, и одно из этих лиц вдруг стало дорогим ему.
— Убили меня. Я ехала в машине со старшей сестрой. Они остановили машину: там было что-то на дороге, колесо спустило. Ее убили там же. Меня… Я не знаю, ушла ли она или тоже привязана к тому месту, где умерла. Может, блуждает где-то на дороге. Мы не можем встретиться. И родителей я не вижу, не знаю, живы они или нет.
Паша иногда смотрел фильмы ужасов. В них показывали, как мучаются неупокоенные души. Но столкнуться с таким вживую…
— Ты здесь одна? — спросил он, чувствуя, что голова идет кругом.
Тая отрицательно качнула головой.
— Нас много. Я чувствую других. Иногда и вижу кого-то. Мы не можем общаться так, как будто все еще живы. Всем нам больно. — Она потерла лоб рукой. — Это сложно объяснить… тому, кто жив.
Павел, повинуясь неясному импульсу, подался вперед и коснулся руки Таи. Вернее, хотел коснуться, но ощутил обжигающий холод. Это было все равно, что опустить ладони в ледяную воду, при этом рука его прошла сквозь девушку.
— Боже! — Он не сумел сдержаться и вскрикнул, отшатнувшись от Таисии. Стало неловко за свою реакцию, и он извинился, чувствуя, что краснеет.
— Ничего, — она едва заметно усмехнулась. — Думаю, кто-то из нас позвал тебя.
— Так Иван… Но как позвал? Зачем?
— Не знаю. Я такого не умею, но, может, кому-то удалось. Не сердись. Нам просто нужно уйти. Ты должен помочь.
Голос ее сделался умоляющим, и сердце Паши сжалось. Он хотел сказать что-то успокаивающее, но тут взгляд его упал на окно. Вернее, на то, что происходило снаружи.
«Как я раньше не заметил?» — подумал Павел.
День уже давно сменился сумерками — это произошло быстрее, чем он ожидал. То ли они говорили с Таей дольше, чем ему показалось, то ли время летело незаметно, то ли была во всем мистическая подоплека.
Несмотря на темноту все было видно отчетливо, потому что территория оказалась освещена. Свет лился из окна помещения, которое Паша посчитал сараем, и из гаража, двери которого были распахнуты, и из окон дома. Видимо, на базе «могильщиков» имелся генератор, потому что никаких линий электропередач не было.
Во двор заезжали автомобили — одним за другим, три. У открытых ворот стояли двое парней: едва машины оказались на территории, как они их заперли.
— Что происходит? — потрясенно спросил Паша и оглянулся, отыскивая взглядом Таю. Но девушки не было. Она исчезла, оставив его одного.
Павел снова припал взглядом к окну, и только тут обратил внимание, что и двор выглядит теперь совсем иначе: довольно широкая подъездная дорога, никакого бурьяна, ржавые колымаги тоже пропали. По двору ходили, громко переговариваясь, мужчины.