В тусклом свете костра лицо его казалось постаревшим и осунувшимся. Подбородок трясся, словно у глубокого старика, щеки обвисли, губы истончились. Кожа пожелтела, как пергамент, в каштановых волосах змеились серебряные нити. Карие глаза выцвели и покрылись пленкой, как у слепца.
— Что с тобой случилось? — Оксана потянулась к нему, но он жестом приказал оставаться на месте и сам присел возле нее на траву.
— Ты не знаешь, что здесь обитает, — сказал он. — Ведьмино поле принадлежит ей… — Из угла глаза выкатилась слезинка. — Она не остановится. Это никогда не кончится, потому что она очень, очень зла на людей. Тому, кто остается здесь ночью, не уйти живым.
— Миша, послушай…
— Нет, это ты послушай. Смерть может быть разной. Может быть легкой, как сон, а может — мучительной. Ведьма может показать, каково это — умирать на костре, чувствуя, как плавится и вздувается волдырями кожа, как оголяются нервы, как огонь выжигает глаза и легкие. — Он облизнул губы. — Я не хочу такой смерти.
Только тут Оксана заметила в его руке нож. Тот самый, что он выдернул из горла Василича — длинный, с белой пластиковой ручкой и узким лезвием.
Миша вскинул руку, и Оксана отшатнулась от него. Но Миша и не думал причинять ей вред. Он, кажется, уже позабыл о том, что Оксана рядом.
Взявшись за нож обеими руками, Миша резким движением со всего маха всадил его себе в горло. Оксана завизжала, прикрывая рот руками, чувствуя, что капли его крови попали ей на лицо.
Миша завалился назад, прижимая ладони к горлу. Он хрипел и дергался, а она смотрела на него, не в силах отвести взгляда, и кричала, срывая связки.
Ксюша глядела на них, явно не вполне понимая, где находится, а потом начала смеяться. Указывала пальцем на корчащегося в предсмертной агонии Мишу и билась в припадке дикого хохота. Оксана, чувствуя, что рассудок покидает и ее, упала на землю в надежде, что потеряет сознание, но оно оставалось ясным.
— «Скорчишься, согнешься, кожица полопается, крови-то будет, кровушки — ой, много!» — нараспев повторяла Ксюша ведьмины слова, и Оксана, как ни затыкала уши, все равно слышала их, не могла не слышать.
Постепенно звуки смолкли. Миша замер и вытянулся у погасшего костра, в котором догорали последние угли. Сумасшедшая перестала смеяться и петь жуткую песню, успокоилась и снова лишь тихо бормотала что-то себе под нос.
Оксана села. Машинально вытерла лицо, залитое слезами и Мишиной кровью. В голове не было ни одной мысли, и даже страха уже не было.
Свет пролился ниоткуда. Только что была непроницаемая тьма — и вдруг стало светло и солнечно. Оксана подняла голову и, щуря глаза, огляделась. Озера больше не было. На его месте раскинулось поле, а в центре его — большой белый двухэтажный дом, окруженный садом.
— Идите туда, — приказал женский голос.
Оксана обернулась, но рядом никого не было.
«Нет, — пришло ей на ум. — Нельзя туда идти, это ловушка».
Но Ксюша, резво вскочив с места, с горящими непонятным экстазом глазами побежала к дому.
— Стой! — Оксана ринулась следом. — Погоди!
— Ты не понимаешь! — на бегу кричала Ксюша. — Мы думали, она плохая, а она хорошая! Не ведьма, а волшебница!
Оксана догнала Ксюшу у края поля, засаженного высокими злаками. Растения доходили до колена, бежать было сложнее, но Ксюша не останавливалась, и Оксана, подумав секунду, бросилась за нею.
— Куда ты? Постой!
Ксюша, поглядев на Оксану через плечо, крикнула:
— Она обещала мне ребенка! Он уже там — мой малыш! Ждет меня в доме!
Оксана застыла на месте.
«Назад! Вернись!» — говорил внутренний голос, и она хотела сделать это, но увидела, что поляна, окруженная лесом, исчезла в белом, густом, как деревенские сливки, тумане.
— Мне не вернуться, — прошептала Оксана и побрела вслед за Ксюшей, которая уже добежала до сада.
Сад был чудесен: плодовые деревья, ровные дорожки грядок, а возле дома — аккуратные клумбы, засаженные пышными цветами. Ксюша взлетела по ступенькам и исчезла в доме. Оксана замерла возле высокого раскидистого дерева с толстым стволом.
Едва голос Ксюши стих, как все другие звуки тоже смокли. А потом двери и окна разом захлопнулись, дом озарился ярким оранжевым светом — сразу весь, сверху донизу.
Дом вспыхнул, как бумага, и пылал, как деревяшка, облитая спиртом. Горел вместе с Ксюшей, запертой внутри. Шум огня заглушал ее крики. Все произошло стремительно, в одно мгновение, и Оксана понимала, что ничем уже не поможет, не спасет, но все равно хотела броситься к дому.
Хотела — но не смогла.
На плечо опустилась холодная рука.
— Теперь твой черед, — каркающим и острым, как зубья пилы, голосом проговорила ведьма.
Оксана смотрела на дом, от которого остались лишь дымящиеся руины, на сад — теперь уже запущенный, заросший сорной травой. А потом медленно подняла голову, точно уже знала, что ее ждет.
С толстой ветки дерева свисала веревка с петлей на конце. Рядом стоял деревянный ящик.
— Все будут гадать, что с вами случилось. Сами вы друг друга поубивали или кто другой. И машины найдут, и вещи разбросанные, и тела. Но так и не поймут, что вы ушли со мной.
«Озеро», — подумала Оксана.
— Ты на дне его, только сама не понимаешь, — усмехнулась ведьма. — Ты уже умерла, утонула. Так что медлить незачем.
Оксана повернула голову и взглянула ведьме в лицо, ожидая увидеть старуху, но та снова была молода и красива.
— Люди отняли у меня жизнь — они же ее и поддерживают. И это никогда не кончится, правильно сказал твой дружок.
Оксана хотела отвернуться, но не сумела. Взгляд черных глаз не отпускал, тянул за собой. Она так и смотрела ведьме в глаза, когда взбиралась на ящик, опираясь на ствол дерева, чтобы не упасть; когда просовывала голову в петлю и затягивала ее на горле.
— Вы, люди, будете приходить сюда снова и снова. Будете умирать здесь. Я не остановлюсь. Никогда.
Договорив последнее слово, ведьма плавно взмахнула рукой, и ноги Оксаны повисли в воздухе.
Час спустя солнце взошло над Ведьминым полем. Солнечные блики плясали на волнах озера, золотистые лучи равнодушно скользили по остаткам костра и разбросанным вещам. По лицам и телам мертвых людей, которые больше ничего не боялись, не старались убежать, не пытались спастись.
Один мужчина лежал у костра, второй — чуть подальше. Четверо остальных — мужчина и три женщины — покоились у воды. Волосы женщин были похожи на диковинные водоросли. Мелкие волны одна за другой набегали на берег, легонько касаясь раскинутых рук. Казалось, вода забрала их всех, а потом вернула обратно. Так ребенок, наигравшись, возвращает игрушки в коробку, убирает коробку на полку и с нетерпением ждет, когда ему подарят новую забаву…
Ночное дежурство
— Повнимательнее, парень! — сердито бросил начальник охраны. — Вытащи-ка эти штуки из ушей и слушай, что тебе говорят!
— По привычке просто, музыка выключена, — ответил Боря, но все же вынул наушники. — Не волнуйтесь, я слушаю.
Начальник охраны был крупным мужчиной лет пятидесяти. Строгий и неулыбчивый, он то и дело хмурил брови и смотрел на Борю так сердито, будто тот не инструктаж проходил, а забрался к нему в сад яблоки воровать.
И все же Борю его показная суровость не пугала. Он знал, что на место ночного охранника в магазине, как говорится, очередь не выстроилась. Желающих особо не было.
Боря и сам бы не пошел, просто ресторан, где он подрабатывал, неожиданно закрылся, а деньги нужны были срочно: хозяин квартиры ждать не будет, да и есть что-то надо. Родители помогать не могли, сами еле выживали на нищенскую пенсию. Ничего, последние полгода — и учеба в университете закончится, Боря защитит диплом и будет искать нормальную работу.
Обойдя все помещения, они с начальником вернулись в комнату охраны.
— Значит, еще раз. — Начальник принялся загибать пальцы. — Первое: работаешь с восьми до восьми. Сутки через сутки. Второе: никаких опозданий. Третье. Принимаешь смену. Обходишь все помещения сразу после закрытия магазина, а затем еще два раза за ночь. Если происходит что-то непредвиденное, нажимаешь на кнопку и вызываешь полицию. Все просто — высшего образования не требуется, чтобы усвоить. Четвертое. Зарплата раз в месяц, без задержек.
Боря кивнул. Зарплата здесь была даже немного выше, чем в кафе, хотя рабочих дней — всего пятнадцать в месяц, да и делать особо ничего не нужно, поэтому Боря рассчитывал во время работы заниматься дипломом. Так что, похоже, все к лучшему.
— Приступаешь завтра. Документы в среду утром принесешь, оформим тебя. Кадровик пока в отпуске.
Начальник посмотрел Боре прямо в глаза — кажется, впервые за все время, и вдруг сказал голосом, в котором не было прежней уверенности. Вернее, он пытался говорить, как раньше, но чувствовалось, что это дается ему нелегко.
— Ты, часом, не пьющий?
— Как все. По праздникам, — пожал плечами Боря. — Наркотой не балуюсь. Не курю, кстати.
Начальник помолчал немного, точно думая, говорить или нет, и в итоге решил сказать:
— Парень, что работал до тебя, с головой не дружил. Пил на рабочем месте, и так напивался, что чудилось ему черт-те что. В последнее время каждую ночь кнопку нажимал, у нас уже проблемы начались из-за него. А в итоге, когда понадобилось на самом деле, полиция не особо торопилась.
— «Когда понадобилось» — это значит, воры залезли? — быстро спросил Боря.
— Полиция приехала — он уже мертвый, — словно не услышав вопроса, проговорил начальник. — Так что по пустякам полицию не дергай. А если вправду неладное заметишь, то действуй быстро. И не пей, — еще раз сказал он, хотя это было уже лишнее.
На следующий день Боря пришел на работу. Принял смену у Артура, охранника, который работал днем, обошел вместе с ним магазин. Закрыл двери, включил сигнализацию и ушел в комнату охраны, которая была на первом этаже.
Если смотреть с улицы, магазин представлял собой большой серо-синий куб: квадратная коробка в два этажа плюс подвал. Продавали здесь, как мать говорила, шурум-бурум: одежду, постельное белье, домашнюю утварь, ткани, электротовары, книги, канцелярские принадлежности, посуду. По сути, это было нечто вроде рынка: куча маленьких лавчонок в одном большом помещении, разделенном на боксы.