лась медведю по пуп, по толщине была с тулово зверя, но не порождала чувства несоответствия. Под подольчатым остовом литой скульптуры в двух прямоугольных рамочках, расположенных одна поверх другой, читались отчетливо выпуклые буквы и цифры: «КАС. З. 1890» и «Я. Самойловъ». Две медали рядом обозначены — с международной выставки в Париже. Литье Каслинского завода не вызывало бы обостренного интереса, если бы не имело таинственную особенность: тряхнешь его, и в пустотелом нутре раздается легкое звяканье, будто там монетка золотая или колечко с камушком. Что же укрыл мастер там для загадки?
Из горницы вышел в кухню гражданин лет сорока, с орлиным носом, поджарый, в голубой сорочке с галстуком-бабочкой.
— Добрый день, молодой человек. Давай знакомиться. Тебя, кажется, зовут Володя? Хорошее имя — русское. А меня зовут несколько странно — Трубочист! Да, да, так и называй меня — господин Трубочист!
— А вы кем работаете — учителем?
— Можно называть меня и Учителем. Но вообще-то я работаю волшебником, магом-иллюзионистом.
— Волшебников не бывает, это в сказках только, в книжках, в кино.
— Почему же не бывает? Вы ошибаетесь, молодой человек. Через десять минут вы поймете, что я настоящий чародей.
— Не поверю, я не маленький.
— Не маленький, надо полагать, если ходишь на Васюганье. Володька перепугался. От кого мог узнать этот человек про Васюганье? Неужели дед Кузьма не выдержал пыток в НКВД и все рассказал?
— Вы из НКВД? — взял Володька с комода чугунного медведя.
— Нет, Володя, я волшебник со звезды Танаит.
— Ежли вы волшебник, отгадайте, где я был на Васюганье? Васюганье — оно большое.
— Ты был там на Лосином острове.
— Островков на топях много, и все — лосиные. Ходят охотники туда, да бабы с девками — за ягодами.
— Где побывал ты, Володя, туда охотникам да бабам не пробраться.
— Не был я нигде, только побродил с ружьишком немного возле Малого болота. Охотился я на уток.
— У тебя, Володя, шерстинки лося на штанах. Значит, ехал ты через топи на сохатом. Да и по одежде видно — не мок ты по горло в болотной жиже. А от твоего вещмешка пахнет сотами таежного меда.
— Вы Шерлок Холмс? Вы сыщик?
— Милый Володя, я самый обыкновенный волшебник. Великий сыщик Шерлок Холмс не смог бы вычислить, как ты попал на остров староверов, с кем ты встречался там?
— Как же я попал туда, господин Трубочист?
— Ты, Володя, сопровождал туда Груню Ермошкину.
— А с кем я там виделся?
— Встречался там ты с Маланьей-староверкой, с Порошиным, с Верочкой Телегиной, с Григорием Коровиным, с Дуняшей...
Володька все больше убеждался, что перед ним — оперативник из госбезопасности. Всех перечисленных им людей могло разыскивать НКВД. Не так трудно разыгрывать при этом чародея, брать на пушку. Да ить казаки хитрые, их так запросто не обманешь.
— Предположим, ходил я с Груней по морошку. А что я ей говорил?
— Ты говорил, что любишь ее.
— Я всех люблю, бабу Тоню тоже люблю, Римку люблю...
— Ты декламировал Груне свои стихи: «Я божья капля с божьего весла, меня в лесу березка родила».
Но и такой ход собеседника ни в чем не убедил Володьку. Свои стихи он читал в Зверинке всем огольцам и девчонкам, и даже — корове, теленку, козе и курам. Телок на стихи не обратил внимания, корова прослезилась, а коза сочинение одобрила, кивала головой при каждом слове. Учительница в школе стихи в отличие от козы раскритиковала за упоминание про бога. Может, учительница немножко умнее козы. А может быть, коза не глупее учительницы.
— Садитесь за стол по шаньги горячие, охлынули они уже под рушником. А я схожу в погреб, молока холодного принесу кринку, — вышла из избы баба Тоня.
— Кто еще на острове живет? Сколько там домов? — начал пытать волшебника Володька.
— Там всего четыре избы: скит Мухомора, скит Онуфрия, скит Акима, ну и пятистенок, в котором ты жил, с выбитыми стеклами в окнах. И с пулеметом на чердаке. Поганая изба, дом иноверцев. Так ведь его называет Малаша?
Володька понял, что такие подробности мог знать только человек, который побывал у староверов на острове Лосином...
— Вы были там? Вас там знают? — спросил он у Трубочиста. Чародей не был настроен на серьезный разговор, искрился юмором:
— Да, Володя, и прилетал туда в корыте одной знакомой колдуньи. Персонального самолета у меня пока нет. Пришлось лететь без особого комфорта, под проливным дождем. Да и корыто колдовское у меня там чуть было не похитили.
— Кто? Старообрядцы?
— Нет, Володя. Вылез из болота какой-то леший. Он и стащил корыто, пока я разговаривал с Дуняшей. В России воруют все — люди, собаки, кошки, даже лешие!
— А как вы здесь оказались, у бабы Тони?
— Я, милый мой Володя, прибыл сюда специально — для встречи с тобой.
— Очень даже интересно. Для чего я вам нужен?
— Видишь ли, Володя, я изучаю всех колдунов третьего круга на вашей планете. По рождению, по генетической программе, ты из колдунов именно третьего круга, как и твой дед. Кроме того, у тебя под рубашкой висит на цепочке черный камушек с белым крестиком. Камушек этот позволяет тебе поддерживать мгновенную связь с планетой Танаит.
— Вы и взаправду волшебник! — восхитился мальчишка.
— В какой-то мере чародей. Но все мои чудеса имеют научное объяснение. У нас, на планете Танаит, нет понятий таких, как волшебство, колдовство и чародейство. Пойми, что я прилетел к вам с другой звезды!
— На корыте?
— Ах и ох! Разве можно, Володя, вылететь в космос на корыте? Корыто, по-моему, транспорт чисто русский. Впрочем, некоторые ваши ведьмы летают на метле, бабы-яги в ступах, а мальчики — на коврах-самолетах.
— Ежли вы прилетели с другой звезды, почему об этом не написано в газетах? — опять начал ущемлять Володька чудодея.
— Я приходил к ученым, в редакции газет, меня выставляли за двери. Я обращался к вашему правительству, в НКВД — меня арестовывали, сдавали в психбольницы. Боже, что будет, если к вам снова явится Христос? В лучшем случае — его отправят в дурдом. А скорее всего, загонят в исправительно-трудовую колонию строгого режима без права переписки.
— А зачем вы прилетели к нам?
— По научной необходимости, так сказать.
— А вы не от Сатаны?
— Нет, я от Бога. И хочу взять в ученики тебя.
— Я согласен, Учитель.
— Прекрасно, Володя.
— Где я буду получать уроки? Когда начнутся знания?
— Занятий не будет. Ты сможешь улавливать мои мысли на расстоянии. Великие разговаривают молча. Когда я отправлюсь на звезду Танаит, ты останешься на земле вместо меня и станешь именоваться — Трубочистом. Ты будешь гасить в людях черный огонь, предсказывать судьбы, указывать светлым душам дорогу к планете Танаит. Я научу тебя перемещаться во времени и пространстве.
— Когда это будет, Учитель?
— Очень скоро, когда над твоей головой пройдет звезда Танаит. Она проходила над людьми один раз в двенадцать лет, вместе с Черной звездой, в год Змеи. Запомни, что год Змеи — это год выбора, перелома, рождения провидцев и погибели злодеев на одном эшафоте с невинными. В эти годы одни люди уходят под Черную звезду, другие — под светлую, Танаит.
— Скажи, Трубочист, где сейчас мой дед? Его не убили?
— Твой дед Кузьма жив, он в Норильском концлагере.
Из сеней в кухню вошла баба Тоня с кринкой молока, за ней запрыгнули с хихиканьем Римка и Валька. Володька тряхнул фигуру литого чугунного медведя, подставил ее к уху Трубочиста:
— Што в звере звенит?
— Черт его знает! — покарябал затылок волшебник. — Я могу переместиться во времени к Ивану Грозному, могу предсказать будущее. Я знаю, что движет звездами. Но я беспомощен перед вашими загадками. Мне неизвестно, почему в России летают корыта, стреляют грабли, звенят звери, а на кладбищах возникают партийные организации.
Володька не ответил Трубочисту. Великие разговаривают молча.
Цветь сорок девятая
— Как время-то летит, Гриша! Вот уж и зима прошла, и весна ручьями прозвенела.
— Счастливые часов не наблюдают, Груня.
— Ты счастливый со мной?
— Радостный, спокойный.
— А чо не хотел на мне жениться ране?
— Красоту не разглядел твою, дивность.
— А я тебя сразу разглядела, с детства.
— Я ничего так, стоятельный, хозяйственный.
— Одно беда — бабник!
— Какой же я бабник?
— Жениться можно, Гриша, токмо один раз. А ты три раза женился.
— Откуда три-то, Груняша?
— На Леночке ты женился, на Фариде женился, на Фене Акимовой чуть было не женился.
— Чуть — это не в счет, Груня.
— И глупости в тебе много, Гриша.
— Какой глупости?
— Зачем ты изладил здеся великана деревянного? Сколько бревен истратил на баловство. Кому потребно твое идолище с дубиной? Кого ты выстругал? Кто энто?
— Энто Дурила! Так его зовут, значится.
— Для чего же ты его вырубил? Людей пужать?
— Дурила мой людей не пужает, а веселит, на размышления напутствует.
— Ты бы лучше избу отдельную срубил, тесно в доме.
— Может, Майкл женится на Маланье, уйдет к Мухоморам, посвободнее тогда станет.
— Не примет Майкл веру старообрядцев, надось избу рубить новую, Гриша. Хозяйство потребно заводить крепкое.
— Нет, Груня, не потребна изба нам новая. Уйдем отсюда мы скоро.
— Почему же уйдем?
— Не можно жить в отрыве от земли.
— На земле заарестуют вас.
— Нет, у нас документы чистые. Уедем куда-нибудь в Сибирь, работать будем, начнем жизнь заново. Здесь опасно оставаться, Очень опасно, Груня! Пойми! Не к добру самолет над нами кружил. И Майкл — псих, из пулемета начал стрелять по аэроплану. Засекли нас теперича.
— Но дороги через Васюганье нет, Гриша.
— Не такие уж здеся непрободимые места. Зимой на лыжах пройти можно. Потому и надо улизнуть летом этим. Чует сердце беду. Нагрянут сюда красноармейцы, НКВД, пожгут скиты, всех повяжут.