— Я дарю вам ее, Владимир Ильич.
— Спасибо, премного благодарен. Прекрасная ложка! Не ложка — а произведение искусства!
— Серебро, — уточнила Олимпова.
Ленин размечтался:
— При коммунизме все ложки будут делаться из серебра. И никто воровать их не станет. Люди будут кушать манную кашу и петь «Интернационал».
Вечер катился к ночи, за окнами сгущались сумерки. Трубочист поклонился хозяйке:
— Нам пора уходить, Мариша. Спасибо за угощение, за приют, за деньги. Мы не увидимся, наверно, больше, прощай!
— Да, мы уходим в глубокое подполье, едем в Разлив, будем скрываться в шалаше. Мой мавзолей захвачен ревизионистами, — затопотал Ленин.
Когда гости ушли, Мариша глянула в окно. В небе зажглась большая, яркая звезда. И с этой звезды послышался голос:
— Люди, я звезда Танаит! Люди...
Мариша взяла бельевую веревку, привязала ее к трубе под потолком ванной комнаты, изладила петлю, сунула в нее голову. Ноги сами скользнули с бортовых загибов ванны, в глазах потемнело. Но Мариша успела увидеть мысленно, как ее душа в белом платье взмахнула руками и, роняя слезы, полетела к последней надежде, далекой звезде Танаит. И не ведала Мариша, что на всех семи планетах звезды Танаит души самоубийц не принимают.
Цветь тридцать вторая
Операция по разгрому банды в Горном ущелье была разработана тщательно. На озеро Яктыкуль, которое со времен Емельяна Пугачева русские называют озером Банным, приехала под видом рыболовецкой бригады большая группа сотрудников НКВД, опытных сыщиков и самбистов. Еще более дерзкой была маскировка оперативников под строителей, приехавших якобы для возведения нового пионерского лагеря. Это звено было сформировано из работников челябинского НКВД, но в него включили несколько магнитогорских бригадмильцев из рабочих, в том числе Разенкова.
В замысле операции по ликвидации банды было два ключевых направления. Во-первых, использовать маскировку и внезапность. Во-вторых, продемонстрировать силу, вызвав для окружения преступников две-три сотни красноармейцев. В качестве политических мятежников банда не квалифицировалась. Просто — убийцы, грабители, налетчики. Расчет Придорогина по вызову двух-трех рот из дивизии НКВД был верным. Если внезапно банду арестовать не удастся, кольцо окружения сожмется и уничтожит жалкую кучку негодяев. После ареста Эсера они не представляли большой опасности. Ни Гришка Коровин, ни Держиморда не годились в предводители.
Добродушный Коровин не подозревал врагов ни в геологах, ни в рыбаках, ни в строителях, которые разбили палатки в километре от Чертова пальца. Более того — Гришка средь бела дня спустился с пригорья к ним в лагерь, чтобы поболтать, пообщаться.
— Гришка Коровин идет! Это он, я узнал его! — подбежал панически Разенков к лейтенанту, переодетому в прораба.
— Он тебя знает?
— Знает.
— Тогда прячься в палатке, не кажись ему.
— Его надо схватить, товарищ лейтенант.
— Нельзя, мы спугнем остальных. А у них пулемет, винтовки, обрезы. Начало операции по захвату банды назначено на утро. Красноармейские роты еще не подошли, не окружили Чертов палец. Если мы скрутим Коровина, бандиты уйдут.
Разенков юркнул в палатку, спрятался за ящиками, где хранилось оружие. Гришка Коровин подошел к «строителям» без опаски:
— Привет, мужики! Чо вы тут колышки вбиваете?
— Пионерский лагерь строить будем, — спокойно ответил прораб.
— Лето на исходе, а вы лагерь строить...
— Лагерь для следующего года, столовую загодя ставить надобно, да склад, кой-какие домишки...
Возле палатки был вбит в гравий кол с фанерным листом, на котором выделялась крупно надпись: «Пионерский лагерь — «Горное ущелье».
Гришка Коровин осматривал по-хозяйски лежащую рядом горку красного кирпича, добротные бревна, тес, выражал удовлетворение:
— Лагерь — это хорошо. Детишкам нужен воздух, смена воды. Задымили мы город, запоганили. А смена воды — заглавно.
— Что значит «смена воды»? — не понял прораб.
— Из одного и того же колодца здоровья на всю жизнь не начерпаешь. Секрет есть такой в народе. В прямом смысле. Но место выбрали вы не самое лучшее, — присел Гришка на бревно рядом с лейтенантом.
— Чем же место плохое?
— Место не плохое, по красоте сказочное. Но до озера детишкам далековато бегать. А огольцы купаться любят. Да и здеся дожди чаще — из Гнилого угла.
Лейтенант мотнул головой в сторону Чертова пальца:
— Твой костер там ночью горел?
— Мой, в отпуску мы, как бы туристы.
— А как тебя зовут-кличут?
— Гришка я.
— А я Алексей Рудаков, прораб.
— Чой-то я тебя не видел в городе. И работяги твои не знакомы по лицам, не нашенские.
— А мы приезжие, из Челябстроя, в командировке. По всей области дома отдыха и пионерские лагеря строим, — загасил лейтенант папиросу о каблук сапога.
— Кормежкой снабжают хорошо?
— Нормально. Приходи вечером, Гриша, с друзьями приходи. У нас уха будет с водочкой. Много вас там, туристов?
Коровин хохотнул:
— Не так много, но и водки, и ухи у вас не хватит.
— Мы народ запасливый, Гриша. У нас цельный ящик водки припрятан. Да и грузовик в нашем распоряжении. В городе каждый день бываем.
— Продай, Лексей, коли горилка в избытке.
— А сколь тебе пузырей надо?
— Сколь дашь, стоко и возьму.
— А деньжата имеются? Учти, за каждый пузырь трешку сверх цены.
— Ты шкуродер, Лексей, однако.
— Без навару не прожить, Гриша. Вы, металлурги, деньги лопатой гребете. А мы Челябстрой, хоть работай, хоть стой, карман пустой!
— Ну, ладно: давай дюжину пузырей. Денег у меня навалом.
— Куда тебе так много, Гриша? Одуреешь, чать?
— Я ж не один, с кумпанией.
Лейтенант, переодетый в робу прораба, подмигнул подошедшему лохматобровому здоровяку:
— Принеси, Комар, пятнадцать сургучных головок, в рогожном куле.
Строитель Комар был, разумеется, работником госбезопасности — сержантом Комаровым. В часы досуга он гнул на шее рельсы, поигрывал связками двухпудовых гирь, а по пьянке опрокидывал оставленные без присмотра грузовики и колесные трактора.
— Глаз у него нехороший, — неодобрительно отозвался Коровин о Комарове, когда тот ушел за водкой.
Гришке очень хотелось быть прозорливым, читать мысли на расстоянии, как батюшка Никодим. И несколько опытов оказались удачными.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал как-то Коровин Держиморде.
— О чем?
— Тебе хочется плеснуть на каменку, выпить.
— Точно ить, — удивился Держиморда. — А с другой стороны, я мыслю о том завсегда. Не трудно и угадать.
— А мои мысли открой, — попросил Гераська.
Коровин точно угадал, о чем беспокоится мальчишка:
— Ты, значится, Гераська, сидишь и мыслишь, как спрятать лисапед здесь, когда пойдешь с нами через горы на Сундук.
— Волшебник! Колдун! — вскочил и запрыгал Гераська.
Угадыванием разных мыслей Коровин покорил всю банду. И виноваты в этом были Держиморда и Майкл. Держиморда поставил условие:
— Признаем тебя, Гриха, за чародея, ежели угадаешь — куда, в какое место Гераська умыслил ухоронить лисапед. А Гераська кажному из нас на ухо прошепчет заране свой умысел. Штобы без обману было.
— Валяйте, шептайтесь, — согласился Коровин.
Отец Никодим участие в игре не принимал, молился. Гераська что-то пошептал на ухо каждому и поднял руку:
— Чародействуй, Гриха!
Коровин поскреб затылок, закрыл глаза, развел согнутые руки, выставив указательные пальцы. Он сближал кончики указательных пальцев, приговаривая:
— Карды баба, карды дед... Где он будет — лисапед?
— Где? — нетерпеливо прищурился Гераська.
Гришка Коровин приложил ухо к скале, шепча приговорку, услышанную когда-то от Фроськи: «Стрижи, стрижи — над полем ржи. Ты, камень, тайну не держи. Я маков цвет заворожу и уроню зерно в межу. В зерне яйцо, в яйце — желток, а в камне — огненный цветок». Гришка не понимал смысла этой колдовской приговорки, не знал, что в ней зашифровано, но часто произносил ее — просто так.
— Не тяни, Гриха, говори! — потребовал Держиморда.
Коровин ответил Гераське:
— Ты спрячешь лисапед в пещерке, завалишь его там камнями. Ватага ответила на чародейство восторженными кликами, хотя велосипед, кроме пещерки, спрятать было просто негде! Майкл выкрикнул:
— Гриша, окей! Угадай, о чем думал я?
— Ты проклинал, Майкл, Сталина и Молотова за договор о ненападении с Германией. Тебе охота, штобы фашисты начали с нами войну. И драпанул бы ты к фронту, и переполз через границу. Штоб окиян переплыть и попасть в загнивающий империализм.
— Окей, Гриша! Так и есть, как русские говорят!
— Про меня не угадывай, — залилась румянцем Фарида.
Такими вот детскими забавами занимались они в канун своего разгрома и погибели. Гришка Коровин не был провидцем, хотя учуял в лохматобровом Комарове недруга. Простодушным и глуповатым Гришка не был. И к строителям пионерского лагеря он шел не один. На березе с дальней поляны за его визитом наблюдал Гераська. И за пазухой у Коровина был пистолет. Лейтенант Рудаков улыбнулся хитровато:
— Так почему полагаешь, Гриша, что у Комара глаз нехороший?
— Чую, да и я немножко колдун.
— А у меня глаза какие?
— У тебя, Лексей, глаза хорошие. Ты мне понравился.
— Тогда приходи с друзьями на уху.
— Нет, мы сами по себе.
— А может, Гриша, принести вам завтра утром короб рыбы? Мы с рыбаками в дружбе. А щуки — во! Как бревна! Рыбаки продают улов на сторону.
— Принесите, коли не лень.
— Добро, на зорьке притащим короб. Но не задаром, Гриша.
— Заплатим хорошо, деньги пока имеются.
Лейтенант заметил на дальней березе Гераську, отвернулся. Значит, следят, наблюдают: не схватим ли мы Коровина? Но когда появился в банде мальчишка? Откуда он? Не связной ли из города? Как правильно, что он, Рудаков, решил не трогать Гришку. Незамеченный чекистами наблюдатель-мальчишка убежал в банду. И головорезы могли атаковать внезапно лагерь. А у них ручной пулемет. Опасны ошибочные решения. Бандитов надо перехитрить.