И узнало старое боевое железо своего командира. Танк остановился и стал медленно поднимать пушку к небу, приветствуя сержанта. Примеру головного танка последовали все остальные, задрав кверху свои культяпки, у кого что было.
Виконт подошел к танку и похлопал его по броне:
— Эх, старый товарищ!
А затем легко, как в старое доброе время, вспрыгнул на броню и заорал:
— Железный квадрат сюда!
Марат выдернул лом из земли, расчехлил «Черный квадрат» и потащил его к танку. Ребята в камзолах из ДДЭ (Добровольные друзья Эрмитажа) бросились ему помогать, не задумываясь, санкционирована или нет эта странная копия — кто же будет требовать отчета от человека, способного приказывать мертвым танкам?
Виконт принял от них «Железный квадрат» и водрузил его на танке, вставив лом в гнездо, предназначенное для знамени.
— Слушай мою команду, — гаркнул Виконт, — кру-у-гом!
Его танк стал медленно разворачиваться на месте, и все остальные тоже.
Внизу, рядом, две музейные старушки, осмелев, стали переговариваться:
— Смотри, милочка, какая забавная копия!
— Это не копия, дорогуша, — поправил ее сверху Виконт, — это подлинник. Копии делал Малевич.
— Ах, милочка, что такое он говорит? — возмутилась вторая старушка.
Но сержант в этот момент громко заскрипел зубами, и старушки умолкли.
Танк закончил, наконец, разворот, и Виконт, набрав в легкие воздуха, зарычал максимально свирепым голосом:
— Слушай приказ! К месту постоянной дислокации… на Р-р-родину… шаго-ом… мырш!
Все танки вздрогнули разом и двинулись с площади прочь.
Виконт обнял пушку и прижался к ней щекой.
— Прощай, старый товарищ! — Он спрыгнул на землю и смахнул со щеки нечаянно выкатившуюся слезу.
Рядом два молодых человека хихикали неизвестно над чем, и один из них, глядя вслед танкам, решил блеснуть эрудицией:
— И пошли они, солнцем палимы, — оба опять захихикали.
— Зря смеешься, сынок, — оборвал его Виконт, впрочем без агрессивных интонаций, — это старое железо Родину защищало. А Родина ведь у нас хорошая, не так ли, сынок?
Парень со смехом заглянул в лицо чокнутому придурку, но, встретив серьезный взгляд цыганских угольных глаз, вдруг постиг, не умом, а утробой, какая тонкая причинно-следственная прослойка отделяет его от серьезнейших неприятностей.
— Извините… так точно… больше не буду, — залепетал он, и, как только Виконт отвернулся, оба юнца задали стрекача.
Виконту было не до них — люди из ФСБ явно к нему присматривались, и он вместе с Маратом поспешно удалился с площади, чтобы отметить военно-патриотический праздник в домашней обстановке.
Они хотели прихватить с собой Еву, но она куда-то исчезла.
— Ну и хорошо, — заявил Марат, — жизнь спокойнее будет. Она ведь со второй рюмки начнет стихи читать. На хрена нам такое звуковое сопровождение?
А события на площади развивались по привычному сценарию — появились люди с разными лозунгами, начались речи и споры, песни и крики, свары и драки. Когда на площади замелькали ребята в зеленых и красных беретах, милиционеры вызвали подкрепление, и десантники устроили с ними славную потасовку. Одним словом, праздник удался.
Западные газеты еще долго жевали военно-историческое танковое шоу. Технические специалисты утверждали, что несмотря на шутовской характер зрелища, в Петербурге Россия предъявила принципиально новые военные технологии, ничего адекватного которым у стран — членов НАТО нет. По-видимому, это и есть один из пресловутых русских асимметричных ответов, но на этот раз асимметрия зашла слишком далеко, и на эту тему придется проводить отдельные переговоры. Политические обозреватели считали, что карнавальный показ новых военных возможностей есть проявление неуважения по отношению к странам традиционной демократии и циничная демонстрация силы, проведенная с изощренным восточным коварством. А представители Латвии, Польши и Эстонии наперебой доказывали во всех европейских комитетах, что танковый демарш России предпринят с целью напугать именно их маленькие мирные страны, и умоляли серьезные государства защитить их от агрессивного соседа.
О ПУТЕШЕСТВИИ ЖЕЛЕЗА В ПОИСКАХ РОДИНЫ
Полковник Квасников устроил для своих петербургских приятелей прощальную вечеринку. Он не сомневался, что через день-два вернется в Москву, где будет получать заслуженные поощрения и награды. Как-никак, он сделал то, перед чем стало в тупик высшее командование — вывел эти дурацкие танки из Петербурга без скандала и шума. И плевать ему, что теперь с ними будет. Пусть ими занимается Министерство обороны или Министерство металлолома, если таковое имеется.
Получив на следующий день, по ведомственным каналам, в ответ на свой рапорт пухлый конверт, он вскрывал его не без удовольствия. Но внутри оказалось… Сказать: ведро холодной воды на голову — будет очень слабым сравнением. Котел кипящего дерьма — вот что там было!
Израсходовав дежурный запас матерных слов и выпив хорошую порцию коньяка, полковник вернул себе способность анализировать и удивляться. Он никогда еще не видел приказа, занимающего четыре компьютерных страницы. Полковнику предписывалось сопровождать танковую колонну на всем пути следования, вплоть до пункта назначения, каковой ему же еще и надо было выяснить. Перечень того, что он должен выяснить, занимал две страницы, и еще две — список того, что он обязан, или, наоборот, ни в коем случае не имеет права делать. Его главнейшая обязанность — оберегать колонну от вражеских агентов и промышленного шпионажа. К нему прикомандировывался взвод морской пехоты с транспортом и полным обеспечением, а в его личное распоряжение поступал мощный внедорожник и штабной фургон. Он мог в любой момент вызывать себе в помощь людей из числа своих постоянных сотрудников, а также, по своему усмотрению, вербовать агентуру на местах.
Квасников всегда обращал особое внимание на мелочи, и сейчас в этой бумаге одна мелочь показалась ему существенной. Применявшийся ранее термин «скопление старой техники» исчез, а взамен использовался исключительно оборот «танковая колонна». Это значило, что ржавое кочевое железо — теперь уже не досадная, подлежащая ликвидации аномалия, а объект первейшего государственного значения.
С приказами не спорят. Квасников принял командование морскими пехотинцами и приказал лейтенанту найти бронеколонну и сопровождать ее далее. А сам остался пока в Петербурге.
Первый же рапорт лейтенанта, полученный через день, ошарашил несчастного полковника. Он был стопроцентно уверен, что танки пойдут к месту своей постоянной дислокации на танковый полигон в окрестностях поселка Каменка на севере Карельского перешейка. Но увы, эти старые железяки умели преподносить сюрпризы. Лейтенант докладывал, что машины направились вместо северо-запада на юго-восток и выбрались на Московское шоссе. Неужто они нацелились на Москву? Это означало бы крах карьеры полковника. Что угодно, только не это!
Первая задача — понять, куда они направляются и какого рожна им надо теперь? Полковник стал искать Еву, но чертова поэтесса куда-то запропастилась, как раз, когда была позарез нужна. Это же позор — серьезному человеку в чинах зависеть от какой-то недоношенной дуры! А она исчезла, никому не сказав, куда собралась.
Дальше надо было найти отставного сержанта, который обнимался на площади со своим танком. У полковника на столе уже со вчера лежало полное жизнеописание этого психа. Во всей этой гребаной истории с танками приходится иметь дело исключительно с сумасшедшими! Так и этот куда-то слинял, вместе с приятелем. На расспросы знакомые говорят — на осеннюю охоту на кабана, а куда — не знает никто. Теперь люди полковника проверяли все лицензии, выданные на отстрел кабанов. Но ведь этот наверняка из таких, кто обходится без лицензий!
То ли благодаря посещению Петербурга, то ли из-за расписного «Железного квадрата», который красовался на головном танке, у машин прыти прибавилось, и они теперь за сутки одолевали километров пятнадцать. Получалось, если дойдут до Москвы, заявятся туда аккурат к Новому году. Ни хрена себе будет праздничек!
Предвидя возможные неприятности, полковник находился при бронеколонне неотлучно. И быть может, в награду за служебное рвение, судьба подарила ему личный праздник, не дожидаясь Нового года. Случилось это через неделю после отбытия из Петербурга, когда колонна миновала Любань. Здесь, из-за особенностей местного рельефа, шоссе уклонялось к югу, но танки идти на юг не пожелали, а вместо этого свернули на первую же проселочную дорогу, ведущую на восток.
Полковник, попивая в штабном фургоне в одиночестве коньяк, пребывал в приподнятом настроении. Мало того, что нашествия танковой орды на Москву не будет, и, стало быть, полковничьи погоны сидят у него на плечах как никогда прочно, он, наконец, получил конкретную информацию о намерениях танков — их путь лежал на восток.
Удачи, как и неприятности, часто бывают серийными. На следующий день люди Квасникова выловили в Петербурге Виконта и доставили его к полковнику на позиции. Договориться с ним о сотрудничестве оказалось несложно — слова «приказ» и «Родина» действовали на него безотказно.
Во всех населенных пунктах колонну встречали хлебом-солью, с военно-патриотическими речами. Иногда принимать хлеб-соль полковнику казалось утомительным, и тогда он препоручал эту функцию сержанту. Тот возвращался в штабной фургон, нагруженный снедью и самогоном. В остальное время они пили коньяк.
У населения бытовало устойчивое мнение, что танки идут на Дальний Восток, вразумлять японцев, чтобы те не смели претендовать на Курильские острова. Полковник не уставал объяснять, что акция имеет сугубо мемориальный характер, но в ответ местные деды хитро щурились и кивали с понимающей улыбкой.
Японскую и китайскую прессу танковый поход с каждым днем беспокоил все больше. Вскоре морпехи поймали репортера-японца, у которого не было аккредитации на пребывание в этой глубинке. А еще через несколько дней появилось трое китайцев, утверждавших, что они — бизнесмены. Всех их отправлял