— У нас разные точки зрения на этот счет, давай больше не будем об этом.
Алекс так напрягся, что мне показалось он сейчас сорвется. Но вместо этого он сказал:
— О чем тогда?
— Ты мог бы рассказать мне о ведьмах?
— Я не думаю, что…
— Пожалуйста! — Я воспользовалась приемом Энджел и состроила щенячьи глаза. — Я хочу знать, в чем меня обвиняют. Алекс. Пожалуйста, расскажи мне.
— Кажется, делать такое лицо совсем не честно.
Я уселась на землю, скрестив ноги, уверенная в своей победе.
— Настало время историй!
Алекс цыкнул, но все равно сел рядом со мной. Волчишка снова залезла ему на колени, наклонив голову так, чтобы он ее чесал.
— Так, как много ты знаешь?
Я порылась в своей голове, пытаясь вспомнить разрозненные куски.
— Тауматурги — женщины, вторые половинки Бессмертных. Они враги оборотней и Провидиц. Многие оборотни и Провидицы верят в них, но никто прямо мне ничего не говорит.
Алекс повел бровью.
— Маловато.
— Я как бы потому и спрашиваю.
— Ну, ты права насчет Тауматургов и Бессмертных. — Он вытянул ноги. Я впервые заметила, что на нем нет обуви. — Согласно легендам, у них такие же отношения, как у Провидиц с оборотнями, только наоборот. Ведьм больше и настоящая сила у них.
— Которая заключается…?
— В изменении, манипуляции.
— Типа превращении принцев в лягушек?
— Ну, если они очень сильны. По сути, у них, как у Провидиц, индивидуальные способности. Кто-то управляет водой, кто-то землей.
— Напоминает мне мультик про Капитана Планету[22].
— Теперь понимаешь, почему разумные люди в них не верят?
Я пнула его по ноге и заметила, что на мне тоже нет обуви.
— Давай, рассказчик. Мне нужны детали.
— Нет у меня деталей. Если они и существуют, их не так много. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь сталкивался с ними на самом деле.
— До прошлого рождества я не слышала, чтобы кто-то сталкивался с оборотнями. Раз они не раскрываются перед своими кровными врагами, это не значит, что их нет.
— Знаешь что? Ты, походу, ведьма, — сообщил Алекс. — Ты так манипулируешь логикой, и в итоге оказывается, что ты вроде как права.
— Это потому что я всегда права, — сказала я, взмахнув ресницами. — Так это, что, все? Немногим больше, чем я знала изначально.
Конечно, — шепнула внутренняя Скаут. Это все в твоей голове. Как ты можешь рассказать себе что-то, чего уже не знаешь?
— Ладно, раз ты такая умная, скажи — ты знала, что Ведьмы требуют ритуального жертвоприношения, а Бессмертные остаются молодыми, потому что едят детей?
— Ты серьезно?
Алекс бессовестно улыбался.
— Нет, конечно, нет. Единственное, в чем их обвиняют, так это в бытности «слугами дьявола».
— Нет от тебя никакого толка, — выдохнула я. Щенок очаровательно гавкнул, видимо, выражая праведный гнев. Я почесала ее за ушком. — Прости. Я имею ввиду, бесполезен как источник информации. Никогда не работай в библиотеке. С другой стороны, ты прекрасная нянька для волчат. Сосредоточься на этом.
Волчишка вытянулась на земле. Я хотела убрать руку, но она заскулила и руку пришлось вернуть.
— Я говорил тебе, эта информация тебе ничем не поможет.
— А я сказала тебе, что хочу знать, в чем меня обвиняют.
— Помешанная на знаниях.
— А ты просто мой глюк.
Он театрально взмахнул руками и повалился назад. Николь решила попробовать его лицо на вкус.
— Я поражен твоим неверием, — сказал он сквозь смешки.
Хотя на озере все время был день, я увидела, как встает солнце. Наставал рассвет. Рассвет моего последнего дня. Внезапно я почувствовала себя очень уставшей. Не той, когда ты просто хочешь спать, а просто усталости от жизни, от которой у тебя становится тяжело на сердце.
Я лежала на земле рядом с Алексом. Николь чуть не взорвалась от радости, получив новое лицо, которое можно покусать маленькими зубками.
— Оставишь нас на минутку? — спросил он у Николь, и она исчезла в лесу.
— Она очень вежливая, — сказала я, когда повисла несколько неловкая тишина.
— Бывает, — согласился он. Он протянул руки и коснулся моих ладоней. Его кожа была мягкой и теплой, но я чувствовала, как напряжены его пальцы.
— Я не хочу просыпаться.
— Я знаю.
— Мне страшно.
Он крепче сжал руки.
— Знаю.
Слеза, скатившаяся по моей щеке, была горячей, как лава. Я не стала смахивать ни ее, ни все остальные слезы. Никто больше ничего не сказал, потому что говорить было нечего. Я лежала, держа его за руки, под восходящим солнцем и смотрела в зеленые глаза, которые больше никогда не увижу в мире живых.
Я почти была рада, что сама еще недолго пробуду в том мире.
— Ты скоро проснешься, — сказал он, когда солнце коснулось верхушек деревьев.
Мои губы изогнулись, когда я повторила за ним.
— Знаю.
Он поднялся на локтях рядом со мной.
— Мне нужно тебе кое-что сказать, прежде чем ты уйдешь.
— Хорошо.
Он полностью сел, потянув меня за собой.
Мы сидели друг напротив друга, солнце было позади него, оно сияло в волосах и его глазах, делая его похожим на сияющего ангела.
— Обещай, что ты поверишь.
— Обещаю попытаться.
Без предупреждения он схватил меня и поцеловал. Это не был страстный поцелуй, но я все равно вся сжалась. Когда все кончилось, он остался достаточно близко, чтобы я чувствовала его тепло.
— Это все по-настоящему, и я тебя не оставлял. Я всегда любил тебя и буду любить до конца времен. А теперь просыпайся и живи.
Глава 26
Даже после пробуждения я чувствовала губы Алекса на своих.
Это все по-настоящему, и я тебя не оставлял.
Я хотела верить и провела пальцами по губам. Желание верить жгло меня, как голодное нечто внутри. А что я теряла? Это был день суда. Хоть я и не знала, как работает судебная система оборотней, я была уверена, что обвиняемые не сидят на скамье годами. Это было не драматическое допущение, когда я сказала Алексу, что это мой последний день на земле.
Логика говорила мне, что завтра утром я уже не буду дышать.
В дверь постучали — сигнал для меня встать на середину камеры и поднять руки, пока вносят мой завтрак. Миссис Акей вошла в дверь как обычно, быстрыми шажками и с опущенной головой. Она вела себя как обычно, но в этот раз Трэвис спустился в подвал, в то время как Рокко целился мне в голову.
— Пока ты не начала ныть, что мы морим тебя голодом, твоя подруга потребовала, чтобы мы принесли тебе эту хрень, — сказал Трэвис своим южным говором. Обычно мой завтрак состоял из сосисок, яиц и подобного, но в этот раз из обычного набора осталось только молоко. Сегодня мне принесли хлопья, картошку и газировку.
— Мне повезло иметь такого друга как Талли Мэттьюс. — Мой голос дрогнул.
Прекрасно, в свой последний день я буду плакать из-за фаст-фуда.
— Она хороший человек, — сказал он. — Сегодня она тебя навестит.
— Пожалуйста, не шути так, — прошептала я.
Трэвис улыбнулся, когда миссис Акей прошла мимо него.
— Я не особо много шучу, особенно не люблю жестокие штуки. — Он запер дверь.
— Стефан разрешил тебе несколько визитов в день перед судом, если ты будешь хорошо себя вести. Ты же будешь хорошо себя вести?
Если это значило еще раз увидеть своих друзей, я буду кем угодно.
— Буду сама невинность.
— Рад слышать. — Вместо того, чтобы поднялся, он сел рядом с лестницей наверх. — Сегодня я сторожу Скаут. И надеюсь, ты не испортишь мне настроение, пытаясь сбежать.
Я насыпала полную тарелку хлопьев — смысл беречь фигуру перед смертью.
— Да, я бы не хотела расстраивать тебя.
Его смех был долгим и напомнил мне о волосах на шее.
— Ты смешная, — сказал он. — Надеюсь, ты невиновна.
***
«Сторожить Скаут» — значило сидеть весь день в подвале. Присутствие Трэвиса сделало утреннее принятие душа достаточно неловким, так как он по-любому видел через занавеску, но я не могла пойти на суд немытой. Я решила мыться в белье, думая, что это будет все равно что мыться в купальнике. Учитывая, что Трэвис пялился на меня, это было совсем не так.
Но кроме той части, когда я внезапно почувствовала себя порнозвездой, для разнообразия иметь компанию было довольно неплохо. Мне просто необходимо было с кем-то поговорить после заключения, а с Трэвисом говорить было не так сложно. Он соответствовал почти всем техасским стереотипам, любил футбол и музыку в стиле кантри, но мы нашли нечто общее — любовь к старым ужастикам. Мы потратили почти час, рассуждая, кто сильнее, Фредди или Джэйсон. Прошло еще два часа, когда прибыли чипсы и корндоги, а затем раздался робкий стук в дверь. На дворе было новолуние, поэтому мой нос не работал в полную силу. Но я все равно чувствовала запах детского шампуня и свежего хлеба. С другой стороны стоял Боб, но он не стал направлять на меня ствол, а вместо этого впустил внутрь Талли и встал рядом с Трэвисом.
— Ты в тюрьме! — завизжала моя лучшая подруга, подбегая к прутьям. Я крикнула «Нет!» как раз в тот момент, когда Трэвис схватил ее за руку. Он остановил ее, прежде чем она успела коснуться металла.
— Они под током, милая. Мы же не хотим, чтобы ты поджарилась, как москит на лампе?
— Вы посадили ее в электрическую тюрьму?
Ярость Талли меня в каком-то смысле успокаивала, потому что она разделяла мои мысли относительно происходящего, но видеть ее расстроенной было немного неприятно.
— Разве тюрьма — верное слово? — сказала я, подходя настолько близко к прутьям, насколько возможно. — В тюрьме много камер, а это просто клетка.
— Как бы оно не называлось, это не правильно. — Она зыкрнула на оборотней. — Вы уверяли меня, что ей здесь комфортно.
— А ей комфортно, — сказал Трэвис. — У кровати новый матрас и все дела. Правда, Скаут?
— Он прав. Среди всех клеток эта, пожалуй, самая удобная.