идти так гладко на протяжении долгих трех недель, или притяжением, которое вызывала во мне его красота, но это что-то определенно мешало мне сосредоточиться.
В отличие от других моих подопечных, мистер Блумдейл предложил перенести знакомство из душного ресторана в парк.
– Я слишком много времени провожу на деловых обедах, хочется вырваться куда-нибудь, где есть хоть клочок природы, – сказал он мне по телефону, пока я таяла от его сладкого с хрипотцой голоса.
В парке Лафайетт было немноголюдно в четыре дня в рабочий вторник. Мы прогуливались по аллеям неспешно, словно мистер Блумдейл был готов подарить мне все время мира. Он не подгонял и не поглядывал на часы, стараясь поскорее от меня избавиться и вернуться к работе. Он спрашивал обо мне и внимательно слушал, что я отвечаю. Это обескураживало еще больше, чем его мужественная красота.
– Так вы только три недели во «Времени любви»? – удивился мистер Блумдейл. – Я слышал о вас много хвалебных отзывов от Лидии, она и посоветовала обратиться именно к вам.
Жара и так душила со всех сторон, а тут еще такие комплименты от красивого мужчины и, что еще удивительнее, от самой Лидии Вэндалл! Я постаралась не покраснеть от польщения.
Я встречала много красивых мужчин. Одни воплощали женственные черты своих матерей – те передались им мягкими изгибами скул, длинными ресницами и пухлыми губами. Другие обладали мужественным обликом, такой, я, кстати, предпочитала больше всего.
Мистер Блумдейл относился скорее ко вторым. Кому-то могла показаться грубоватой его четкая, почти квадратная челюсть, сеточка впадинок на губах, широкий нос и вполне себе мужские брови, к которым не притрагивался пинцет. А я видала мужчин, с женской педантичностью выщипывающих волоски над веками и раз в неделю делающих маникюр. Не мой тип. По отдельности атрибуты внешности мистера Блумдейла не казались симпатичными, но, собравшись вместе, сделали его лицо до жути привлекательным.
Я старалась реже смотреть в его темные глаза цвета горького шоколада. Были б они голубыми, как у Джейка Руссо, я бы сказала, что боялась в них утонуть. А в этих я страшилась погрязнуть, как в вязком болоте или в бочке с растопленным какао-маслом. Хэммонд носил короткую стрижку с пробором сбоку и укладывал волосы направо в стиле острых козырьков из сороковых. В силу своей работы ему приходилось печься в костюме-тройке, но сейчас он снял пиджак и закинул его на плечо, растянул узел галстука и закатал рукава бледно-голубой рубашки, соблазняя мое воображение прожилками на мужественной шее и венами на спортивных руках.
На гладко выбритых щеках – совсем не как у Джейка Руссо с его двухдневной щетиной – появлялись две еле заметные ямочки каждый раз, как мистер Блумдейл улыбался. А делал он это часто. Когда редкий ветерок обдавал его щеки, когда неуклюжий малыш шлепал мимо за руку с матерью или мохнатый песик гонял стайку птиц. Казалось, его радуют даже такие мелочи! А я привыкла, что мужчин с его статусом и состоянием радует только удачно завершенная сделка и жирный счет в банке.
Хэммонд – что за стариковское имечко для тридцатилетнего обаяшки? – смущенно улыбнулся, когда я бестактно спросила об этом, и пояснил:
– Мой отец придерживается семейных традиций во всем. Испокон веков отпрыскам Блумдейлов давали торжественные имена. Мне еще повезло, что меня назвали Хэммонд. Только представьте, как живется моему кузену с именем Арчибальд.
Мы засмеялись, но меня как громом поразило. Наши семьи совершенно из разных слоев общества. Мы походили на разные пары обуви. Блумдейлы – блестящие «оксфорды» из натуральной кожи ручной работы, сшитые на заказ. Холлбруки – старые башмаки с протертой подошвой и дырявыми носами. Но даже у нас нашлось что-то настолько общее! Ведь Холлбруки тоже испокон веков следовали традиции и давали детям имена, начинающиеся с буквы «X». И я сама не так давно упоминала, что сочувствую своим кузинам, которых зовут Хайда и Харла.
– Вы не поверите, – так же смущенно заговорила я, – но у нас тоже есть ужасная традиция с именами.
Всех моих родственников Холлбруков всегда называли именами, начинающимися на «X».
– Так вот оно что! Холли Холлбрук!
– Мой отец, Хэнк Холлбрук, брат Харви, сестра Хлоя. Даже маму по удачному стечению обстоятельств зовут Хэлен.
Теперь пришла очередь мистеру Блумдейлу смеяться.
– Тогда вы меня понимаете, как никто другой. – Опять эти ямочки на щеках! – Я уже привык к имени Хэммонд, но порой сам чувствую себя облысевшим стариком. Для сотрудников и партнеров я остаюсь Хэммондом, но добрых знакомых прошу называть меня просто Хэм.
– Это предложение стать добрыми знакомыми? – приподняла я бровь.
– Я был бы не против, – в том же духе ответил он, заставляя меня трепетать. – Но скажу по секрету, я делаю это для того, чтобы вы не смели называть меня Хэммондом. – Я разволновалась еще больше от того, как близко придвинулся ко мне этот мужчина совершенно без задней мысли. От него запахло свежим лосьоном после бриться и чем-то еще, сладким и притягательным. – Расскажите мне о Холлбруках, – попросил он.
И мы проговорили о моей семье еще добрых двадцать минут. Мистер Блумдейл, вернее Хэм, предложил купить мороженого в киоске у размашистого дуба, и мы продолжили гулять по парку как два ребенка, облизывая тающие шарики и откусывая вафли от рожков.
Я рассказала о неожиданном приезде Харви два назад назад и о том, как я развлекала братца прогулкой по городу и осмотром всех достопримечательностей. Харви хоть и был сонным, как тетеря, все же проявил несвойственный ему интерес к истории и архитектуре Сан-Франциско, чем очень меня удивил. Я-то думала, дальше баров и ресторанов любопытство нас не заведет. Но он слушал рассказы Дейзи о ее родном городе, словно с нами гулял опытный гид.
– Было даже приятно вот так провести время с братом, – откровенничала я, словно болтала с подругой, а не с едва знакомым клиентом. – Не то чтобы мы были совсем не близки, но чтобы Харви таскался со мной по красивым местам и интересовался моей жизнью! Это было чем-то новеньким.
– Вам повезло, – вздохнул Хэм. – Какими бы ни были ваши отношения с братом и сестрой, они у вас хотя бы есть. Я всю жизнь был предоставлен сам себе.
– Зато вам не приходилось бороться за внимание родителей.
– Да. Но вместо этого мне приходилось мириться с высокими ожиданиями, так как я единственный сын в семье.
Окольными путями мы подобрались к тому, ради чего, собственно, собрались.
– У меня осталось не так много времени, – с искренним сожалением произнес Хэм, когда осознал, что наша встреча затянулась почти на час. – Может, я расскажу о том, ради чего обратился в вашу фирму?
– Конечно! Я вся внимание. – Я достала из сумочки свой мини-блокнот и ручку с пушистым пупсом на конце – маленькая слабость, оставшаяся с детских времен. Хэм улыбнулся, увидев, как серьезная двадцатипятилетняя date-менеджер карябает что-то детской ручкой.
– Что ж. Девушку зовут Тиффани Макдауэлл. Ей двадцать семь, она уже несколько месяцев, так сказать, увивается за мной. Она дочь папиного знакомого.
Я вопросительно приподняла бровь, что не укрылось от внимания Хэммонда.
– Знаю, что вы подумали.
– Извините, я…
– Нет-нет. Традиции Блумдейлов. И я должен им неукоснительно следовать.
Значило ли это то, что ему навязывали девушек из высшего общества, с кем можно сыграть блестящую партию? Прямо как в романах Джейн Остин. В каком веке живут эти Блумдейлы? Но не мне судить о тараканах великих мира сего, у Холлбруков и своих предостаточно.
– То есть вас сосватали с этой мисс Макдауэлл? Простите, если это не мое дело, мне просто нужно знать… э-э-э… для полноты картины. – Ну, или для удовлетворения женского любопытства.
– Никто не вынуждает меня жениться на Тиффани. Просто отец уже год настаивает, чтобы я присмотрелся к ней получше. И я решил, что пора бы вычеркнуть это из списка его заданий.
– Так сводили бы ее в ресторан и забыли об этом. Зачем все так усложнять и выдумывать какое-то шикарное свидание?
– Чтобы у отца был отчет, что я старался, как мог. Он очень боится потерять расположение мистера Макдауэлла, так как они не только приятели, но и партнеры. Я не могу не замечать, что Тиффани… некрасиво так говорить, но увлечена мной. Если Тиффани расскажет, что я пригласил ее ради галочки, ее папочка вряд ли этому обрадуется. А если мистер Макдауэлл останется недоволен, то…
– Будет недоволен и ваш отец.
– Вы уловили суть, – сокрушенно произнес Хэм, покачав головой. Ему это предприятие нравилось не больше, чем мне.
Мне захотелось утешить Хэммонда, хоть как-то поднять ему настроение, поэтому я вернулась к игривому тону.
– Выходит, вы затеяли своего рода аферу. Сейчас достанете из кармана соглашение о неразглашении, которое мне придется подписать?
Хэм засмеялся и поддержал шутку:
– А если вы расскажете кому-то об этом, то мне придется вас убить.
– Надеюсь, до этого не дойдет.
– Я тоже.
Я так засмотрелась на улыбку Хэммонда Блумдейла, что не заметила, как мы остановились и полминуты просто смотрели друг на друга.
– Что ж! – опомнилась я, скрывая взгляд в блокноте. Там не появилось ни одной записи. – Как именно вы представляете ваше свидание с Тиффани?
– До сих пор мы не часто сталкивались. Пару раз Тиффани сопровождала отца на деловые встречи. Мне она показалась слегка, эм, поверхностной. Но после одной из таких встреч я не мог не заметить, что она стала будто приглядываться ко мне. Конечно, без вмешательства наших отцов не обошлось, но Тиффани стала чаще появляться там, где появляюсь я. Обычно это званые ужины или торжественные мероприятия. У меня не было шанса узнать ее, может, в этом мое упущение. Вдруг у меня сложилось ошибочное мнение о ней, ведь мы толком не общались.
– Значит, это свидание должно стать вашим знакомством. Что-то тихое и непринужденное, чтобы вы могли пообщаться.
– Так я себе это представляю. Но, как я уже говорил, я слишком часто бываю на деловых обедах в ресторанах, поэтому…