33 ЗЕМЛЯЧКА Р.С. (1876-1947) - из мещан, участница революционного движения с 1896 г., член РСДРП с 1898 г., активный деятель большевистской партии, один из организаторов Октябрьского вооруженного восстания 1917 г. в Москве, затем на военно-политической работе, в 1920 г. секретарь Крымского обкома ВКП(б), в 1924 г. член Юго-Восточного бюро ЦК РКП(б), в 1926-1933 гг. член коллегии Наркомата РКИ и коллегии Наркомата путей сообщения, с 1934 г. член Комиссии советского контроля, заместитель ее председателя и председатель, в 1939-1943 гг. заместитель Председателя Совнаркома СССР, затем зам. председателя КПК при ЦК ВКП(б), член ЦК партии с 1939 года.
34 ХАРЕЧКО Т.И. - член РСДРП с 1914 года.
35 КЕДРОВ М.С. (1878-1941)-сын чиновника, член РСДРП с 1901 г., активный участник большевистского движения и трех российских революций, после 1917 г. на ответственных военных и партийных должностях, в 20-е годы трудился в СТО, ВСНХ, Наркомздраве СССР, прокуратуре. Красном Спортинтерне, с 1932 г. член Президиума Госплана РСФСР, с 1934 г. директор Военносанитарного института, автор публикаций по истории Коммунистической партии и Гражданской войны.
Репрессирован, реабилитирован посмертно.
36 КАПИЦА П.Л. (1894-1984)- физик, в 1935-1946 и с 1955 г. директор Института физических проблем АН СССР, академик с 1939 г., лауреат Нобелевской премии 1978 года.
37 ГИНЗБУРГ С.З. (род. 1897) - из мещан, член РСДРП с 1917 г., в 20-30-е годы работал в советских и хозяйственных органах, нарком по строительству СССР в 1939-1946 гг., затем министр по строительству военных и военно-морских предприятий, министр промышленности стройматериалов, с 1950 г. заместитель министров в ряде ведомств.
38 БАГИРОВ М.Дж.А. (1896-1956)-член РСДРП с 1917 г., с 1920 г, заместитель председателя ревкома Карабахской области, председатель Азербайджанской ЧК и ГПУ, нарком внутренних дел, заместитель председателя и председатель Совнаркома Азербайджанской ССР, в 1933-1953 гг. 1-й секретарь ЦК и Бакинского комитета КП(б) Азербайджана, в 1953 г. председатель Совмина Азерб. ССР, член ЦК партии с 1939 г., кандидат в члены Президиума ЦК КПСС в 1952-1953 гг., расстрелян за преступную деятельность.
39 РУБЕН Р.Г. - член РСДРП с 1917 г., затем занимал различные советские, военно-политические и партийные посты.
40 РОМБЫ - нарукавные знаки различия высшего комсостава РККА, введенные в 1919 году. С 1924 г. их изготовляли из красной меди и крепили на петлицах гимнастерки. Три или четыре ромба соответствовали званиям командарма или ком. войсками фронта.
СНОВА НА УКРАИНЕ
1938 год. Вызывает меня Сталин и говорит: "Мы хотим послать Вас на Украину, чтобы Вы возглавили там партийную организацию. Косиор перейдет в Москву к Молотову первым заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров и председателем Комиссии советского контроля". Тут Сталин выразил явное недовольство Косиором. Я уже знал со слов Кагановича, что Косиором были недовольны. Каганович по поручению Сталина ездил и "помогал" Косиору и Постышеву "навести порядок". А наведение порядка заключалось в арестах людей. Тогда же распространили слух, что Косиор не справляется со своим делом.
Я стал отказываться, так как знал Украину и считал, что не справлюсь: слишком велика шапка, не по мне она. Я просил не посылать меня, потому что не подготовлен к тому, чтобы занять такой пост. Сталин начал меня подбадривать. Тогда я ответил: "Кроме того, существует и национальный вопрос. Я человек русский; хотя и понимаю украинский язык, но не так, как нужно руководителю.
Говорить на украинском я совсем не могу, а это тоже имеет большой минус. Украинцы, особенно интеллигенция, могут принять меня очень холодно, и я бы не хотел ставить себя в такое положение". Сталин: "Нет, что Вы! Косиор - вообще поляк. Почему поляк для украинцев лучше, чем русский?". Я ответил: "Косиор - поляк, но он знает украинский язык и может выступать на украинском языке, а я не могу. Кроме того, у Косиора больше опыта". Однако Сталин уже принял решение и твердо сказал, что я должен работать на Украине. "Хорошо, - ответил я, - постараюсь все сделать, чтобы оправдать доверие".
Было назначено время моего отъезда. Я попросил Маленкова подобрать мне нескольких украинцев из московской партийной организации (там их было много) или из аппарата Центрального Комитета партии. Это было необходимо, потому что мне сказали, что на Украине сейчас нет ни одного председателя облисполкома и даже председателя Совета Народных Комиссаров (есть его первый заместитель), нет заведующих отделами обкомов и горкомов партии, а в ЦК КП(б)У - ни одного заведующего отделом. Стали подбирать второго секретаря. Вторым секретарем Маленков назвал товарища Бурмистенко1.
Бурмистенко являлся заместителем Маленкова, который руководил тогда кадрами ЦК ВКП(б). Бурмистенко я знал мало. Познакомился. Он произвел на меня очень хорошее впечатление, и мы сошлись с ним характерами.
Я дал Бурмистенко поручение подобрать людей, которых можно было бы взять с собой, человек 15 - 20. Он подобрал, кажется, человек 10 из отделов ЦК и из Московской парторганизации. Из последней взяли Сердюка2 и еще кое-кого. Сердюк работал тогда первым или вторым секретарем Советского райкома столицы. Сам он коренной украинец, отлично говорил на украинском языке.
Приехали на Украину, к Косиору. Он проинформировал нас о сложившейся обстановке и познакомил с кадрами, которые сохранились. Провели республиканский партийный пленум. Косиор представил пленуму ЦК КП(б)У меня и Бурмистенко. Нас кооптировали в состав пленума, избрали в состав членов Политбюро и секретарями ЦК.
Косиора освободили. Григорий Иванович Петровский очень переживал все события на Украине, но вел себя по-стариковски пассивно, хотя был тогда еще не таким уж старым.
Начали мы знакомиться с делом. По Украине будто Мамай прошел. Не было, как я уже говорил, ни секретарей обкомов партии в республике, ни председателей облисполкомов. Вскоре не стало и секретаря Киевского горкома. Секретарем Киевского обкома КП(б)У был Евтушенко3. Сталин к нему относился хорошо. Евтушенко я знал слабо, только по встречам в Кремле, но считал, что Евтушенко вполне на своем месте. Он нравился мне. Вдруг из Москвы звонок: "Евтушенко арестовали". Я и сейчас не могу сказать, какие, собственно, были причины для его ареста. Тогда объяснения были стандартными - враг народа; через некоторое время человек уже сознавался, а еще через какое-то время собственноручно давал показания, которые рассылались, кому следует, и создавалось впечатление обоснованности ареста.
Сталин вызвал меня в Москву и предложил, чтобы я принял на себя посты, помимо секретаря ЦК КП(б)У, еще и секретарей областного и городского комитетов партии. Это просто немыслимо. Но Сталин сказал: "Подберите себе людей в помощь". Я согласился, хотя, собственно, моего согласия и не требовалось. Имелось предложение ЦК, и я должен был выполнить его. Вторым секретарем горкома партии избрали Сердюка, а секретарем областного партийного комитета - Шевченко4. Шевченко был крестьянским парнем, он удовлетворял требованиям, которые тогда предъявлялись такому секретарю. Мы начали работать. Наркомом внутренних дел Украины был Успенский5. Успенского я узнал, работая секретарем Московского комитета партии. Он являлся уполномоченным Наркомата внутренних дел по Московской области, и я часто с ним общался. Он докладывал мне о положении дел и производил на меня тогда хорошее впечатление. Потом он был назначен комендантом Кремля, откуда его и послали наркомом внутренних дел Украины. Я полагал, что он будет правильно информировать меня и помогать мне.
Успенский развил кипучую деятельность. Как выяснилось после смерти Сталина, он буквально завалил ЦК докладными записками о "врагах народа". Аресты продолжались. Помню, Успенский поставил вопрос об аресте Рыльского6. Я возразил: "Что вы? Рыльский - видный поэт. Его обвиняют в национализме, а какой он националист? Он просто украинец и отражает национальные украинские настроения. Нельзя каждого украинца, который говорит на украинском языке, считать националистом. Вы же на Украине!". Но Успенский проявлял настойчивость. Я убеждал его:
"Поймите, Рыльский написал стихотворение о Сталине, которое стало словами песни. Эту песню поет вся Украина.
А Вы хотите его арестовать? Этого никто не поймет".
Лично Рыльского я тогда не знал. Знал его как украинского поэта (нельзя его было не знать), да и только.
Это был человек с характером, который защищал национальные интересы Украины, язык украинского народа, активно выступал, смело высказывался по различным вопросам. Это и дало повод обвинить его в национализме и возвести в ранг "врага народа".
Спустя какое-то время приходят ко мне Паторжинский и Литвиненко-Вольгемут7. Паторжинского я знал, да и у Сталина он был на хорошем счету как певец и как человек.
Они рассказали, что в тюрьме сидит композитор, который написал музыку на стихи Рыльского о Сталине. Вся Украина поет эту песню, а он сидит в тюрьме как националист. Я приказал Успенскому доложить мне, на каком основании арестован композитор. Он принес документы. Посмотрел я их и увидел, что оснований содержать его в тюрьме нет. Я ему сказал, что он поторопился с арестом. Считаю, что его нужно освободить.
Не помню, освободили его по моему указанию или же я докладывал Сталину. Одним словом, его освободили из тюрьмы, и он продолжал свою деятельность. Впоследствии он был председателем Союза композиторов Украины8. К каждому дню 1 Мая и к Октябрьским торжествам получал я потом от его жены и дочери поздравления. Я понимал это как благодарность за освобождение его из тюрьмы и от петли, потому что кончилось бы именно этим. Вот какая была тогда обстановка.
Людей тогда на Украине просто "тянули" во "враги".
Заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров на Украине был прекрасный человек Тягнибеда9. Я знал его, еще когда он работал штейгером в Донбассе и учился на курсах инженеров при горном техникуме в Юзовке.