— Ты будешь на похоронах?
— Ничего не слышал о них.
— Днем в субботу, манеж Национальной гвардии. Я сама только что узнала.
— Сомневаюсь, что меня позовут. Ты пойдешь?
— Обязательно! — ответила она со смехом. — Назови хотя бы одни похороны, которые я пропустила!
Джейк не мог припомнить ни одного раза. Делл была известна тем, что посещала похороны дважды, а то и трижды в неделю и подробно делилась впечатлениями с посетителями кафе. Джейк годами слушал об открытых и закрытых гробах, длинных проповедях, голосящих вдовах, брошенных детях, семейных склоках, прекрасной похоронной музыке и фальшивящих органах.
— Уверен, будет захватывающее шоу, — произнес он. — Мы уже не одно десятилетие не хоронили слуг закона.
— Хочешь немного грязи? — спросила она, еще раз оглянувшись.
— Давай!
— Говорят, родня убитого никак не найдет священника. Они не прихожане и никогда ими не были. Поэтому все священники, которых они годами отшивали, теперь им отказывают. Их трудно осуждать. Кому охота разглагольствовать с церковной кафедры о достоинствах почившего, который ни разу в жизни не посещал церковь?
— Кто же проведет погребальную службу?
— Вопрос открыт. Приходи завтра утром, вдруг что-нибудь прояснится?
— Хорошо.
Стол посреди рабочего кабинета Люсьена на первом этаже был завален толстыми кодексами, блокнотами и исписанной бумагой, словно два неадвоката трудились, не поднимая головы, не один день. Обоим хотелось стать адвокатами, и Порсия находилась на верном пути. Дни славы Люсьена остались далеко в прошлом, но и его порой завораживала юриспруденция.
Войдя, Джейк оценил деловой беспорядок и уселся на один из стульев.
— Ну, изложи мне свою новую блестящую стратегию защиты.
— Еще не нащупал, — признался Люсьен. — Пока мы в тупике.
— Мы проштудировали все дела суда по проблемам несовершеннолетних за последние сорок лет и убедились, что в законе нет лазеек, — сообщила Порсия. — Когда несовершеннолетний, человек моложе восемнадцати лет, совершает убийство, изнасилование или вооруженное ограбление, его дело рассматривает обычный окружной суд.
— А если ему восемь? — спросил Джейк.
— Восьмилетние редко бывают насильниками, — пробормотал себе под нос Люсьен.
— В 1952 году, — продолжила Порсия, — в округе Тишоминго одиннадцатилетний мальчик убил другого мальчика, немного старше его, жившего неподалеку. Его оставили за окружным судом. На процессе ему вынесли приговор, и он оказался в Парчмане. Можете в такое поверить? Через год Верховный Суд штата решил, что парень больно мал, и вернул дело в суд по делам несовершеннолетних. После этого вмешался законодатель и определил «волшебный» возраст: тринадцать и старше.
— Все это неважно, — махнул рукой Джейк. — Дрю даже не приближается к этому порогу, во всяком случае формально, по возрасту. Его эмоциональную зрелость я бы определил как раз тринадцатью годами, но это не мне решать.
— Ты нашел психиатра? — спросила она.
— Ищу.
— В чем, собственно, твоя цель, Джейк? — спросил Люсьен. — Даже если психиатр признает паренька безнадежным психом, Нуз и бровью не поведет, сам знаешь. Можно ли его осуждать? Убит коп, преступник известен. Суд по делам несовершеннолетних тоже признал бы его виновным и отправил в исправительное заведение. На два года! Как только ему стукнет восемнадцать, этот суд утратит над ним юрисдикцию. Догадайся, что произойдет дальше?
— Он выйдет на свободу, — произнесла Порсия.
— Именно, — кивнул Джейк.
— Потому ты и не можешь осуждать Нуза за то, что он не выпускает это дело из своих когтей.
— Я не пытаюсь доказать невменяемость клиента, Люсьен, пока не пытаюсь. Но этот парень не в себе и нуждается в профессиональной помощи. Он не ест, не моется, почти не говорит, может часами сидеть и что-то бубнить, будто у него все отмирает внутри. Если честно, по-моему, его нужно положить на лечение в больницу штата.
Зазвонил телефон, и все трое уставились на аппарат.
— Где Беверли? — спросил Джейк.
— Ушла, — ответила Порсия. — Скоро пять.
— Вышла за сигаретами, — сказал Люсьен.
Порсия медленно подняла трубку.
— Юридическая фирма Джейка Брайгенса, — произнесла она официальным тоном, секунду послушала, а потом с улыбкой спросила: — Простите, кто звонит? — Она закрыла глаза и наморщила лоб. — По поводу какого дела? — Улыбка. — Мне очень жаль, но мистер Брайгенс сейчас в суде.
По правилам их конторы Джейк всегда находился в суде. Если звонивший был не его клиентом или вообще случайным человеком, то у него складывалось впечатление, будто этот адвокат практически живет в суде и что получить у него консультацию очень сложно и, вероятно, дорого. У скучающих юристов Клэнтона это было обычным делом. Безмозглый адвокат Ф. Фрэнк Малвени, практиковавший на противоположной стороне площади, научил свою временную секретаршу заходить еще дальше и важно сообщать всем звонящим, что «мистер Малвени в федеральном суде». Дескать, Ф. Фрэнк принадлежит к высшей лиге и брезгует такой мелочью, как дела уровня штата.
Порсия повесила трубку.
— Развод.
— Спасибо. Другие чудаки сегодня звонили?
— Насколько я знаю, нет.
Люсьен посмотрел на свои наручные часы, словно ждал от них сигнала, затем встал и объявил:
— Пять часов. Кто хочет выпить?
Джейк и Порсия дружно отказались. Стоило ему уйти, Порсия спросила:
— Когда он начал пить прямо здесь?
— Разве он бросал?
12
Единственный детский психолог на севере Миссисипи, оплачиваемая штатом, была слишком занята, чтобы перезвонить. Джейк сделал из этого вывод, что просьба все бросить и поспешить в окружную тюрьму Клэнтона была воспринята ею без всякого удовольствия. Частных специалистов этого профиля не было ни в округе Форд, ни во всем 22-м судебном округе. Порсии потребовалось два часа, чтобы все же откопать одного — в Оксфорде, в часе езды к западу.
В среду утром Джейк коротко с ним переговорил и добился согласия взглянуть на Дрю через пару недель, причем не в тюрьме, а в своем кабинете. Выездов к пациентам он не совершал. Двое в Тупело тоже не работали на выездах, но вторая, доктор Кристина Рукер, узнав, о каком пациенте речь, смягчилась. Она читала об убийстве представителя закона и была заинтригована рассказом Джейка ей по телефону. Он описал состояние Дрю, близкое к ступору, его облик и поведение. После этого доктор Рукер согласилась, что дело срочное, и пообещала осмотреть парня уже завтра, в четверг. Правда, у себя в Тупело, а не в клэнтонской тюрьме.
Лоуэлл Дайер воспротивился отъезду Дрю, какой бы ни была причина, Оззи тоже. Судья Нуз разбирал ходатайства в суде округа Полк в Смитфилде. Джейк предпринял 45-минутную поездку на юг, явился в зал суда и дождался, пока многословные адвокаты закончат свою скучную болтовню и у судьи появится свободная минута. Оставшись с ним с глазу на глаз, Джейк снова описал состояние своего клиента, подчеркнул, что доктор Рукер считает дело срочным, и принялся настаивать, что парня необходимо свозить на освидетельствование. Он утверждал, что риск побега нулевой: парень ложку-то вряд ли поднимает. В конце концов, он убедил Его честь, что оказание обвиняемому экстренной медицинской помощи отвечает интересам правосудия.
— Кстати, она берет пятьсот долларов, — добавил Джейк уже около двери.
— За двухчасовую консультацию?
— Так она сказала. Я пообещал, что мы, то есть штат — ведь мы с вами действуем сейчас от имени штата, — заплатим. В связи с этим возникает также тема моего гонорара.
— Об этом потом, Джейк. Меня ждут адвокаты.
— Благодарю, судья. Я позвоню Лоуэллу и Оззи. Представляю, как они будут возмущены! Вероятно, прибегут к вам жаловаться.
— Это часть моей работы. Как-нибудь справлюсь.
— Я скажу шерифу, что вы хотите, чтобы он отвез мальчишку в Тупело. Ему это не понравится.
— Пусть.
— Еще я готовлю ходатайство о передаче данного дела в суд по делам несовершеннолетних.
— Дождись обвинительного заключения.
— Хорошо.
— И не тяни с ходатайством.
— Это потому, что вы не собираетесь тянуть с его рассмотрением.
— Не собираюсь, Джейк.
— Спасибо за откровенность.
— Пожалуйста.
В восемь часов утра в четверг надзиратель отвел Дрю Гэмбла в темную комнатушку и заявил, что ему пора принять душ. Раньше Дрю отказывался от душа, но дальше тянуть с этим было бы вредно. Ему выдали мыло и полотенце и велели поторапливаться — на мытье в окружной тюрьме отводилось пять минут. Прозвучало также предупреждение, что горячая вода будет литься только первые две минуты. Дрю закрыл дверь, разделся и выбросил из помещения свою грязную одежду, которую надзиратель отнес в стирку. После мытья Дрю получил оранжевый комбинезон самого маленького размера, какой нашелся, и пару старых резиновых шлепанцев того же цвета. Его вернули в камеру, где он отверг завтрак — яичницу с беконом — и довольствовался арахисом и содовой. Как обычно, парень не реагировал на любые попытки заговорить с ним. Сначала надзиратели решили, что он что-то напряженно обдумывает, но потом поняли, что в нем еле теплится сознание. «Свет горит, но дома никого», — шепнул один другому.
Джейк подъехал к девяти часам с двумя дюжинами пончиков для раздачи по всей тюрьме — то была попытка заработать очки у бывших друзей, теперь смотревших на него косо. Раздать удалось всего несколько штук, большая часть пончиков осталась у Джейка. Положив одну коробку на стойку дежурного, он отправился в камеру Дрю. К его удивлению, тот сжевал целых два пончика. Сахар, вероятно, послужил ему подзарядкой, и он промямлил:
— Сегодня что-нибудь будет, Джейк?
— Да. Ты поедешь в Тупело, к врачу.
— Я что, больной?
— Послушаем, что скажет врач. Она задаст тебе вопросы про тебя самого и про твою семью, где вы жили и все такое. Отвечай правду, покажи, на что ты способен.
— Она типа мозгоправа?
Джейк не ждал подобного термина.