Джейк терпеть не мог похороны и по мере сил избегал их. Он считал похороны недопустимой тратой времени, денег и, главное, нервных клеток. Посещение похорон не давало ничего, кроме удовлетворения от того, что гость показался на глаза горюющей семье. Какой от этого прок? После того как в него стреляли на процессе Хейли, Джейк подготовил новое завещание и письменную инструкцию: его тело надлежало без промедления кремировать и похоронить в родном Карауэе в присутствии только ближайшей родни. Для округа Форд это являлось радикальным решением, не понравившимся Карле. Ей социальные аспекты привычных похорон нравились.
В субботу днем Джейк покинул свой офис, проехал через город и остановился позади оздоровительного центра. Пройдя по «зеленой тропе», он поднялся на невысокий холм и спустился по гравийной дорожке на опушку, к столику для пикника, откуда было видно кладбище. За деревьями чернел катафалк, остановившийся посреди множества старых надгробий. Толпа дошла до яркого погребального навеса с вышитым золотом логотипом Мегаргела. Гроб, сопровождаемый родней, пронесли на руках еще футов сто.
Джейк вспомнил популярный рассказ об адвокате из Джексона, похитившем клиентские деньги, сфальсифицировавшем собственную кончину и наблюдавшем за своими похоронами с ветки дерева. Хитреца сцапали и вернули в Джексон, где он отказывался общаться с друзьями, не пришедшими на его панихиду и похороны.
Насколько обозлена толпа там, внизу? Пока в ней преобладало горе, но много ли времени пройдет, прежде чем оно перерастет во взрыв негодования?
Гарри Рекс, твердо решивший пренебречь всей церемонией, был убежден, что Джейк перечеркнул их шансы выиграть дело «Смоллвуд». Он ведь превратил себя в самого ненавистного адвоката в округе, из-за чего железная дорога и ее страховая компания непременно откажутся от переговоров о досудебном соглашении. Как теперь им отбирать присяжных? Если все обязательно будут знать, что Джейк защищает Дрю Гэмбла.
Расстояние было слишком велико, чтобы услышать похоронную музыку. И через несколько минут Джейк побрел обратно к своей машине.
На исходе дня родственники и друзья погибшего собрались в просторном железном ангаре добровольной пожарной бригады Пайн-гроув. На поминках полагалось сытно есть, поэтому местные дамы привезли противни с жареной курицей, миски с картофельным и капустным салатом, подносы с сэндвичами и с кукурузными початками, запеканки, жаркое, пироги и торты. Коферы, стоя около стены, пропускали вереницу скорбящих, стоически внимая их пространным соболезнованиям. Пастора Вифонга поблагодарили и поздравили с прекрасной службой, юного племянника расхвалили за стихотворение. Голосистый ковбой явился со своей гитарой и спел несколько песен, пока толпа наполняла тарелки и рассаживалась за столики.
Эрл вышел покурить. Около пожарной машины его обступили друзья. Один вынул из кармана бутылку виски и пустил ее по кругу. Половина отказалась, половина хлебнула. Эрл и Сесил были в числе отказавшихся.
— Это сучонок никакой не псих, верно? — произнес в разговоре один из кузенов.
— Его уже выставляют психом, — буркнул Эрл. — Вчера отвезли в Уитфилд. Сам Оззи Уоллс отвез.
— Ему некуда было деваться.
— Не доверяю я ему.
— На сей раз Оззи на нашей стороне.
— Говорят, мальчишку увезли по распоряжению судьи.
— Так и было, — подтвердил Эрл. — Я видел судебное постановление.
— Проклятые адвокатишки и судьи!
— Нельзя так, это я вам говорю!
— Как сказал мне один адвокат, его продержат взаперти до восемнадцати лет, а потом отпустят на свободу.
— Пусть только попробуют! Мы сами им займемся.
— Брайгенс не заслуживает доверия.
— Они хотя бы станут его судить?
— Психов не судят, говорит адвокат.
— Чертова система! Кто ее придумал?
— Может, кто-нибудь потолкует с Брайгенсом?
— Он будет драться за мальчишку как лев.
— Адвокатам иначе нельзя. Вся система заточена нынче на защиту преступников.
— Брайгенс применит одну из своих уловок и вытащит его.
— Если бы я встретил его на улице, то надрал бы ему задницу!
— Мне нужно одно — справедливость, — заявил Эрл. — Но нам ее не видать как своих ушей. Брайгенс выставит мальчишку невменяемым, и он избежит наказания, как раньше Карл Ли Хейли.
— Так нельзя, это я вам говорю! Нельзя, и точка.
15
Наполнявшие округ Форд слухи не могли не дойти до Лоуэлла Дайера. В воскресенье днем ему трижды звонили домой незнакомцы, утверждавшие, что они за него голосовали, и теперь жаловались на развитие дела Гэмбла. После третьего звонка он отключил телефон. Номер его служебного телефона фигурировал во всех справочниках 22-го судебного округа, поэтому тот телефон, надо думать, надрывался весь день. Рано утром в понедельник секретарь убедилась, что звонили более двух десятков раз, и почтовый ящик забит доверху. В обычные выходные звонков поступало менее полудюжины, а порой могло и вообще не быть.
За кофе секретарь, сам Лоуэлл и его помощник Д. Р. Масгроув слушали сообщения. Многие звонившие диктовали свои имена и адрес, некоторые оказались скромнее — эти, похоже, считали, что, звоня окружному прокурору, поступают нехорошо. Горячие головы прибегали к брани, не называли себя и прозрачно намекали, что если юридическая система и дальше будет трещать по швам, приводить ее в чувство придется им, звонящим.
Но все соглашались в том, что парень на свободе и косит под сумасшедшего, а его чертов адвокат снова затевает недоброе. Сделайте что-нибудь, мистер Дайер, это ваша обязанность!
Никогда еще у Лоуэлла не было дела, привлекающего столько интереса, поэтому он приступил к действиям. Он позвонил судье Нузу, который находился дома и «знакомился с пояснительными записками» — так он обычно характеризовал свое пребывание вне суда. Они согласились, что по данному делу следует созвать специальное заседание большого жюри. Лоуэлл, окружной прокурор, контролировал все относившееся к его большому жюри и не нуждался ни в чьем одобрении для его созыва. Но, учитывая сенсационность дела Гэмбла, желал согласия председательствующего судьи. Несмотря на скоротечность их разговора, Нуз ввернул что-то про свои «длинные выходные», из чего прокурор заключил, что телефон надрывался и в доме судьи.
Нуз был каким-то неуверенным, даже взволнованным, и когда разговору уже пришла пора завершиться, он его продлил, произнеся:
— Знаете, Лоуэлл, пусть дальнейшее останется сугубо между нами.
Повисла пауза. Прокурор пробормотал:
— Конечно, господин судья.
— Я ищу другого адвоката для защиты этого парня. Никто в округе не хочет браться за дело. У Пита Хэбшоу в Оксфорде сейчас целых три процесса о тягчайших преступлениях, четвертый он не потянет. Руди Томас в Тупело проходит курс химиотерапии. Я переговорил даже с Джо Френком Джонсом в Джексоне, он тоже наотрез отказался. Как вы знаете, я не могу навязать дело кому-то вне моей юрисдикции, поэтому я их просто просил — и ничего не добился. Какие у вас предложения? Вы хорошо знаете наших адвокатов.
Действительно, Лоуэлл отлично знал их и ни одного не нанял бы, если бы речь шла о его собственной жизни. В округе имелись неплохие адвокаты, но большинство сторонились процессов, особенно если обвиняемые были неимущими. Прокурору пришлось ответить:
— Я не уверен, господин судья. Кто был защитником по последнему тягчайшему делу в нашем округе?
Последнее дело о тягчайшем убийстве в 22-м судебном округе разбиралось три года назад в округе Милберн, в городе Темпл. Обвинителем по нему выступал Руфус Бакли, до сих пор не оправившийся после поражения в деле Карла Ли Хейли. В тот раз он без труда добился обвинительного приговора ввиду чудовищности фактов: 21-летний наркоман убил своих бабушку и дедушку, чтобы забрать у них 85 долларов на покупку кокаина. Теперь осужденный ждал смертной казни в Парчмане. На процессе председательствовал Нуз, на него не произвел впечатления местный адвокат, которого он сам привлек к защите.
— Не пойдет, — сказал судья. — Этот, как его там, Горди Уилсон, был не очень хорош, к тому же он, как я слышал, прикрыл лавочку. Кого бы вы сами наняли, Лоуэлл, если бы вам предъявляли подобные обвинения? В пределах двадцать второго судебного округа?
По очевидным эгоистичным причинам Лоуэлл предпочел бы на адвокатском месте простака, однако он знал, что это неразумно, да и недостижимо. Слабый или неумелый адвокат запорол бы дело и подбросил бы работу апелляционным судам на предстоящие десять лет.
— Я бы, наверное, предпочел Джейка, — сознался Лоуэлл.
— И я! — воскликнул Нуз. — Предлагаю не сообщать ему о нашей беседе.
— Разумеется. — Лоуэлл вполне ладил с Джейком и не хотел никаких трений. Если бы адвокат узнал, что окружной прокурор и судья сговорились никем его не заменять, то затаил бы обиду.
После этого Лоуэлл позвонил Джейку и застал его на рабочем месте. Целью звонка являлась не новость, что адвокату больше никуда не деться от дела Гэмбла, а нечто более профессиональное.
— Хочу сказать тебе, Джейк, что завтра днем я собираю в суде большое жюри.
Джейк был доволен: это выглядело благородно.
— Спасибо, Лоуэлл. Уверен, заседание продлится недолго. Не возражаешь, если я тоже приду?
— Сам знаешь, Джейк, это невозможно.
— Шучу. Может, позвонишь мне, когда будет принято решение о предъявлении обвинения?
— Непременно.
У Оззи был один-единственный дознаватель, и никакого другого он не хотел бы. Кирк Рейди являлся ветераном департамента и пользовался всеобщим уважением. Оззи умел отыскивать факты лучше большинства шерифов, и на пару с Рейди они справлялись с большинством серьезных преступлений в округе.
В понедельник ровно в четыре часа они пришли на работу к Джейку и поздоровались с Порсией. Та с присущим ей профессионализмом попросила их немного подождать.
Шериф, считавший теперь, что сражается с Джейком, гордился тем, что в одной из юридических контор на главной площади трудится умная и целеустремленная чернокожая девушка. Он знал Порсию и ее семью и был в курсе ее планов стать первой в округе чернокожей женщиной-адвокатом; с таким наставником, как Джейк, она уверенно шла к успеху.