Джейк поднялся в лифте на четвертый этаж и нашел нужную дверь. За ней находилась тесная приемная. Маленький опрятный джентльмен лет семидесяти поприветствовал его из-за аккуратно убранного стола радушной улыбкой.
— Вы, наверное, мистер Брайгенс из Миссисипи?
— Да. — Джейк протянул ему руку.
— Я Розуэлл, за главного здесь. — Мужчина встал. На нем была накрахмаленная до хруста белая рубашка и маленькая красная бабочка. — Рад знакомству. — Они пожали друг другу руки.
Джейк был в брюках защитного цвета, рубашке с воротником на пуговицах, без галстука, в мокасинах на босу ногу.
— Я тоже рад.
— Вы ехали с юга, вдоль океана?
— Да. — Джейк огляделся. На стенах приемной висели портреты молодых людей в рамках: одни были в белых тюремных робах, другие — в комбинезонах окружных тюрем, кто-то смотрел сквозь решетку, на ком-то были наручники.
— Добро пожаловать! — снова улыбнулся Розуэлл. — Это чудесно, что вы у нас. Я читал ваши материалы. Либби хочет, чтобы мы прочитали все. — Он ткнул пальцем в дверь. — Она вас ждет.
Джейк вышел за ним в коридор. Розуэлл открыл соседнюю дверь.
— Либби, к нам пожаловал мистер Брайгенс. Познакомьтесь, мистер Брайгенс, Либби Провайн — истинный босс.
Миссис Провайн встала из-за стола и поздоровалась с Джейком за руку.
— Очень рада, мистер Брайгенс. Не возражаете, если я буду называть вас Джейком? У нас тут все просто. — Она говорила с шотландским акцентом. В их первый телефонный разговор Джейк с трудом понимал ее.
— Конечно. Приятно познакомиться.
Розуэлл исчез. Либби указала на столик в углу.
— Я подумала, что вы будете не прочь пообедать.
На столе лежали два толстых сэндвича на бумажных тарелках, тут же стояли бутылки с водой.
— Угощайтесь. — Они сели за столик. — Как доехали? — поинтересовалась она.
— Без приключений. Рад был удрать с пляжа и отдохнуть от тестя и тещи.
Либби Провайн было лет пятьдесят, и ее кудрявые рыжие волосы уже начали седеть, а дизайнерская бижутерия добавляла ей привлекательности. Джейк успел выяснить, что двадцать лет назад, вскоре после окончания Джорджтаунского университета, она основала некоммерческую организацию. У нее работали на постоянной основе четыре адвоката и их ассистенты. Задачей Фонда было помогать защите подростков, отданных под суд за серьезные преступления, в частности на этапе вынесения приговора после предъявления обвинения.
Несколько минут ушло на легкую беседу, во время которой сэндвичи оставались нетронутыми, хотя Джейк и проголодался.
— Вы полагаете, штат обвинит вашего подзащитного в тяжком убийстве? — спросила Либби.
— Уверен в этом. Через две недели начнутся слушания, но я не надеюсь на победу. Штат закусил удила.
— Даже несмотря на то что Кофер не был при исполнении?
— В том-то и дело. Как вы знаете, два года назад норма закона поменялась, и новой трудно пренебречь.
— Да. Бесполезное изменение закона. Как это называется? «Акт о совершенствовании смертной казни»? Можно подумать, что камеры смертников пустуют. Глупость.
Она все знала. Джейк дважды говорил с ней по телефону и отправил ей материал на 40 страницах, сверстанный им и Порсией. Он пообщался еще с двумя адвокатами, из Джорджии и из Техаса, положившимися на процессе на ее ФЗИП и не прогадавшими.
— Только в Миссисипи и в Техасе возможно вынесение смертного приговора за убийство стража правопорядка, независимо от того, находился ли он при исполнении. Это какая-то бессмыслица.
— Идет настоящая война. Честно говоря, я проголодался.
— Салат с курицей или индейка со швейцарским сыром?
— Первое.
Они дружно развернули сэндвичи и принялись их уплетать. Джейк справлялся быстрее.
— Мы нашли газетные статьи о суде над Хейли. Вот это было шоу!
— Можно назвать процесс и так.
— Похоже, вам удалось добиться признания невменяемым вменяемого человека.
— Там все упиралось в расизм, с Гэмблом такое не прокатит.
— А ваш эксперт, доктор Басс?
— Я бы не осмелился снова обратиться к нему. Он пьяница и лжец, я использовал его лишь потому, что это было бесплатно. Нам повезло. Вы подобрали для нас хорошего эксперта?
Она откусила от корочки и кивнула.
— Вам понадобятся минимум два эксперта: один по невменяемости — а это, как я полагаю, единственная возможная линия защиты; один по назначению наказания — на случай признания виновным. В этом мы можем помочь. Практически все наши клиенты виновны, некоторые совершают страшные преступления. Мы просто стараемся сохранить им жизнь и не позволить сидеть в тюрьме до конца жизни.
Джейк покивал с полным ртом. Либби в отличие от него ела мало.
— Настанет день, — продолжила она, — когда Верховный Суд этой великой страны решит, что приговаривать несовершеннолетних к смертной казни — излишняя жестокость. Но пока такого не случилось. Еще они могут прозреть и постановить, что приговаривать подростков к пожизненному заключению без права на досрочное освобождение равносильно вынесению смертного приговора. Могут — но пока не прозрели. Поэтому мы не отступаем.
Джейк просил у нее денег и людских ресурсов. Деньги требовались на показания экспертов и на расходы по тяжбе. Ему также был нужен второй опытный адвокат на судебных заседаниях. Это — требование закона, но Нузу не удавалось никого найти.
Джейк направил письменные запросы, они обсуждали их по телефону. Адвокаты ФЗИП были завалены работой, лишних средств у Фонда не было. Пришлось ехать пять часов в одну сторону, чтобы доказать Либби важность дела Дрю. Личная встреча могла расположить к сотрудничеству.
Результат аналогичных запросов, обращенных к двум другим организациям того же профиля, выглядел малообещающе.
— С нами несколько раз работал детский психиатр из Мичигана, доктор Эмиль Джабла. Он лучший в своем роде. Сириец, смуглый, говорит с акцентом. Это может стать проблемой?
— Может, и еще какой! А другие варианты?
— Например, врач из Нью-Йорка.
— А есть такие, чтобы без акцента?
— Из университета Бейлор подойдет?
— Либби, вы же знаете, как работают эксперты в зале суда. Нужен человек, пол не важен, из другого штата, потому что чем большее расстояние он преодолевает, тем больше ума ему приписывает жюри присяжных. При этом местные жители плохо реагируют на любой акцент, тем более северный.
— Знаю. Помню одно дело в Алабаме десять лет назад. Представляете, как ко мне отнеслось жюри в Таскалусе? Вышло не очень. Парню было семнадцать лет. Сейчас ему двадцать семь, он до сих пор в камере смертников.
— Это дело мне знакомо.
— Каким будет ваше жюри присяжных?
— Устрашающим. Обычная компания. Это же сельский север Миссисипи. Я попробую место проведения процесса из-за огласки. Но в наших округах одинаковая демография. Семьдесят пять процентов — белые. Средний доход семьи — тридцать тысяч. Такое и жюри — девять-десять белых, трое-четверо чернокожих, семь женщин, пять мужчин, возраст от тридцати до шестидесяти, все — христиане или называют себя ими. Четверо из дюжины учились в колледже. Четверо не доучились в школе. Один зарабатывает пятьдесят тысяч в год. Двое-трое безработные. Богобоязненный народ, поборники закона и порядка.
— Повидала я такие жюри! Слушание назначено на шестое августа?
— Да. Вряд ли будет отсрочка.
— Почему так быстро?
— А зачем тянуть? К тому же у меня есть веская причина ждать суда именно шестого августа. Я сейчас объясню.
— Хорошо. Как вам представляется ход слушаний?
— По шаблону. Первым выступит обвинитель, он компетентный, но неопытный. Он станет вызывать детективов, показывать фотографии места преступления, рассказывать о причине смерти, результатах вскрытия и так далее. Факты нехитрые и недвусмысленные, фото пугающие, присяжные уже у него в кармане. Потерпевший служил в армии, стал отличным полицейским, был местным парнем… Все просто. За несколько минут присяжные познакомятся с потерпевшим и с убийцей, полюбуются на орудии преступления. На перекрестном допросе я стану спрашивать о вскрытии и вытягивать правду — что в момент гибели мистер Кофер был мертвецки пьян. С этого начнется мерзкий процесс привлечения к суду уже самого убитого, дальше будет только хуже. Некоторые присяжные станут негодовать, другие окажутся в шоке. В какой-то момент обвинение вызовет Киру, сестру подсудимого. Она — важный свидетель, ожидается, что она скажет, что слышала выстрел и брат сознался ей в убийстве Кофера. Окружной прокурор начнет убеждать, что все действия парня перед убийством свидетельствуют о том, что он понимал, что делает. Это была месть. Он думал, будто его мать мертва, и хотел отомстить.
— Правдоподобно.
— Так и есть. Однако показания Киры могут оказаться гораздо драматичнее. Стоит ей встать перед судом, как присяжные и все остальные увидят, что девочка беременна. Кира будет уже на восьмом месяце. Угадайте, кто отец ребенка?
— Неужели Кофер?
— Я попрошу ее назвать имя отца, и она ответит, полагаю, весьма эмоционально, что он регулярно насиловал ее. Пять-шесть раз, начиная с Рождества. Стоило им остаться вдвоем, как Кофер набрасывался на девочку, а потом грозил убить ее и брата, если она кому-нибудь проболтается.
Либби отодвинула тарелку с сэндвичем и закрыла глаза. Вскоре она спросила:
— Зачем обвинению вызывать ее для дачи показаний, если она беременна?
— Обвинение не в курсе.
Либби глубоко вздохнула, поднялась и направилась в другой конец кабинета.
— Разве вы не обязаны уведомить обвинителя? — спросила она из-за своего письменного стола.
— Нет. Она не мой свидетель и не мой клиент.
— Извините, Джейк, но мне трудно это осмыслить. Вы пытаетесь скрыть факт ее беременности?
— Скажем так: я не хочу, чтобы об этом узнала другая сторона.
— Разве окружной прокурор и его следователи не встречаются со своими свидетелями перед процессом?
— Обычно встречаются. Это зависит от них. Они могут встретиться с Кирой, когда захотят. Две недели назад они беседовали с ней у меня в конторе.