— К парню применялось насилие? — уточнил Нуз.
— Мы не включили этого в нашу пояснительную записку, чтобы избежать огласки. Минимум четыре раза мистер Кофер наносил Дрю удары по лицу, он также неоднократно угрожал ему. Дрю жил в страхе перед ним, так же как Джози и Кира.
— Насколько обширными были побои?
Либби быстро передала через стол цветную фотографию формата 8×10 — Джози на больничной койке, с забинтованным лицом.
— Можем начать с Джози в ту ночь, — продолжила она. — Сначала Кофер ударил ее по лицу, потом сбил с ног и сломал челюсть. Понадобилась операция.
Нуз уставился на фотографию, Дайер — на переданную ему копию.
— Джози покажет, что побои были постоянными и учащались. Она хотела съехать и грозила сделать это, но ей некуда было податься. Семья, Ваша честь, жила в состоянии страха. Дрю были адресованы оплеухи и угрозы. Кира подвергалась сексуальным надругательствам.
— Да ну? — прошипел Дайер.
— Я не ждала, что это вам понравится, мистер Дайер, но это правда, подлежащая обсуждению на процессе.
— В том-то и дело, судья, — сердито произнес Дайер, — потому я и подал ходатайство о принудительных показаниях девушки. Джейк не позволяет ей отвечать на мои вопросы. У меня есть право знать, что она покажет на суде.
— Ходатайство о принуждении к показаниям в уголовном процессе? — спросил Нуз.
— Да, господин судья. Это справедливо. Нам готовят ловушку.
Слово «ловушка» Джейку понравилось. Подожди, вот увидишь ее живот!
— Но, если вы ее вызовете, она будет вашим свидетелем, — возразил Нуз. — Не понимаю, как можно принуждать к показаниям собственного свидетеля.
— Я буду вынужден ее вызвать, — заявил Дайер. — На месте преступления находились трое очевидцев. Мать лежала без чувств и не могла слышать выстрел. Обвиняемый вряд ли даст показания. Остается девочка. Сейчас я узнал, что она подвергалась сексуальным надругательствам. Это несправедливо, Ваша честь.
— Я не намерен удовлетворять ваше ходатайство о принуждении ее к показаниям в данный момент.
— В таком случае, мы не вызовем ее свидетелем.
— Ее вызовем мы, — сказал Джейк.
Глядя на него, Дайер откинулся в кресле и сложил руки на груди. Он потерпел поражение. Собравшись с мыслями, прокурор сердито проговорил:
— Это несправедливо. Вы не можете допустить превращение процесса в одностороннюю клевету на погибшего стража правопорядка.
— Против фактов никуда не денешься, мистер Дайер, — усмехнулся Джейк. — Мы не в силах изменить их.
— Нет, но суд вправе ограничить часть показаний.
— Отличная мысль, мистер Дайер, — кивнул Нуз. — Я внимательно рассмотрю ваше ходатайство и приму решение на суде, когда увижу, как развиваются события. Вы сможете возобновить ходатайство и внести возражение против любого показания.
— Тогда будет уже поздно, — буркнул Дайер.
Да, будет поздно, подумал Джейк.
К вечеру Карла нажарила сковороду куриных бедер с томатами черри и со сморчками, и они сели ужинать на крытом дворике. Только что прошла гроза, после нее стало не так влажно.
Избегая тем убийств и судов над убийцами-подростками, они старались беседовать о приятном. Либби рассказывала о своем детстве в Шотландии, в городке под Глазго. Отец был известным адвокатом и поощрял ее учиться на юриста. Мать преподавала литературу в колледже и хотела, чтобы дочь стала врачом. Американский преподаватель уговорил Либби уехать учиться в Америку, и она уже не вернулась на родину. Студенткой юридического факультета в Джорджтауне Либби присутствовала на мучительном суде над 17-летним парнем с низким IQ и с душераздирающей историей. Ему дали пожизненное без права на досрочное освобождение, равносильное смертному приговору… Либби спохватилась, что затронула тяжелую тему, и повела рассказ о своем первом муже, верном кандидате в члены Верховного Суда.
Доктор Тейн Седжвик провел с Дрю три часа у него в камере и не проявлял желания обсуждать это. Утром им предстояла следующая двухчасовая встреча, после которой Седжвик обещал представить подробный отчет. Он оказался отменным рассказчиком. У его отца было ранчо в Техасе, детство Седжвик провел буквально в седле. Его прадед однажды застрелил двух угонщиков скота, погрузил трупы в фургон и отвез шерифу, проведя в пути два часа. Шериф сердечно благодарил его.
Поздно вечером Либби сказала Седжвику:
— Сомневаюсь, что вы понадобитесь на этом процессе.
— Неужели? Вы настолько уверены в себе?
— Вовсе нет! — усмехнулся Джейк. — У нас нет оснований для самоуверенности.
— По-моему, обеим сторонам будет трудно выиграть.
— Вы не знаете присяжных, — сказал Джейк. — Вопреки тому, что вы слышали сегодня, многие будут симпатизировать потерпевшему и злиться на то, как его представят на суде. Нам нужно проявлять осторожность.
— Хватит! — одернула их Карла. — Кому персикового пирога?
30
В следующую субботу Джейк и Карла отвезли Ханну в Карауэй, чтобы она провела день с родителями Джейка. Она виделась с ними каждую неделю, но этого ей всегда было мало. Трудно сказать, кто больше рад встрече — Ханна или мистер и миссис Брайгенс. Выпив кофе, мать с отцом попрощались с дочерью.
Их путь лежал в Оксфорд, который они всегда любили, помня о своих университетских годах. Познакомившись на студенческой вечеринке на первом курсе, они уже не расставались. Одним из их любимых вариантов отдыха в выходные была суббота на футболе в университете и пикник со старыми друзьями. Несколько раз в год они совершали эту часовую поездку, просто чтобы вырваться на волю, оставить машину на симпатичной центральной площади Оксфорда, побывать в книжном магазине, неспешно пообедать в одном из хороших ресторанчиков — и вернуться в Клэнтон.
На заднем сиденье лежали подарки на новоселье: тостер и тарелка с испеченными Карлой пирожными с шоколадной крошкой. Она хотела захватить подарки для малыша, потому что у Киры ничего для него не было, но Джейк отговорил ее. Как адвокат он наблюдал раньше травмы молодых матерей, увидевших свое дитя, взявших его на руки, немедленно ощутивших связь с ним. После этого они нередко отказывались отдавать новорожденного на усыновление. Он знал, что Джози этого не допустит, тем не менее настоял, чтобы они не предпринимали ничего, что могло бы спровоцировать сильные материнские чувства.
Два года назад они провели целый день в больнице Клэнтона, с документами, пока другая 15-летняя мать заставляла себя поставить последнюю подпись. Клиенты Джейка, бездетная пара сорока лет, сидели в его кабинете и гипнотизировали глазами телефон. В конце дня администратор больницы сообщил Джейку, что молодая мать слишком нерешительна, чтобы подписать отказ. По его ощущению, отдать ребенка ее принуждала собственная мать, свежеиспеченная бабушка, а значит, любое решение не было бы добровольным. Вскоре Джейк узнал, что решение принято: ребенка не отдадут на усыновление. Он приехал в себе в контору и обрушил эту новость на своих клиентов. Вспоминать ту сцену было тяжело.
Раньше они с Карлой не мечтали о прибавлении в собственном семействе. Они посвятили обсуждению этой темы много часов и договорились вернуться к ней. В городе у них был приятель, врач, чей телефон однажды зазвонил в четыре часа утра. Врач с женой помчались в Тупело и в полдень вернулись обратно с трехдневным младенцем, вторым усыновленным ребенком в семье. Решение было принято мгновенно, но ему предшествовали длительные поиски. Эти люди знали, чего хотели, и проявляли упорство. Джейк и Карла пока до этого не дошли. До появления Киры у них много лет не возникало мыслей об усыновлении.
На этом пути возникало много сложностей. Как Джейк ни твердил, что его не волнует город и любые толки о неуместности подобного шага, он знал, что люди станут осуждать его: мол, подсуетился и отнял дитя у клиентки! На это Карла отвечала, что любая критика будет временной и с годами утихнет, а ребенок станет тем временем расти в хорошей семье. И потом, разве Джейк не собрал уже свою долю проклятий? Пусть болтают. Зато их родные и друзья обрадуются и займут круговую оборону. А кто еще им важен?
Джейк переживал из-за того, что ребенок будет расти в месте, где может всплыть наружу его происхождение. Ребенка затравят как плод изнасилования, как сына убитого. Его биологическая мать — сама еще ребенок. На это у Карлы тоже имелось возражение: ребенок никогда ничего не узнает. «Родителей не выбирают», — добавляла она. Ребенок будет жить в безопасности и в любви, как всякий, кому повезло, а люди вскоре уймутся. Что до генетики, то ее не изменить.
Джейка не устраивала географическая близость Коферов. Он сомневался, что в них проснется интерес к ребенку, но не был в этом уверен в отличие от Карлы. К тому же они с Джейком никогда с Коферами не пересекались. Те жили в противоположной части округа, и чтобы встретиться, тем и другим надо было специально постараться. Усыновление оформили бы в Оксфорде, в ином административном округе, без лишних свидетелей, без огласки, документы скрыли бы. Оставалась надежда, что большинство жителей Клэнтона, тех самых, чье мнение Джейку было якобы безразлично, никогда не узнают подробностей.
Избегая разговоров об этом, Джейк не мог не думать о финансовой стороне. Ханне было уже девять лет, а они еще не начали откладывать деньги на ее колледж. Имевшиеся скудные сбережения недавно пришлось пощипать, отчего финансовое будущее семьи выглядело печально. Со вторым ребенком Карле пришлось бы сидеть дома, по крайней мере, год-два, притом что ее зарплата приходилась им весьма кстати.
Гэмблы могли с легкостью превратить Джейка в банкрота. Независимо от сумасбродной затеи Нуза компенсировать ему расходы на процесс, он не ждал сколько-нибудь приличных денег. Сначала он одолжил Джози 800 долларов на новую трансмиссию для ее машины, потом еще 600 на депозит за снятую квартиру, плату за первый месяц и необходимые вещи. Владелец квартиры сдавал ее на полгода, и Джейк подписал договор аренды от своего имени. То же самое относилось к плате за телефон, газ, электричество. Подпись самой Джози не значилась ни на одном документе. Джейк посоветовал ей наняться официанткой и работать за наличные и чаевые, чтобы ее не могли найти коллекторы. В таком варианте не было ничего противозаконного, но он все равно испытывал смущение. Впрочем, при сложившихся обстоятельствах у него не осталось выбора.