Празер улыбнулся и отвернулся. Роль парламентера была доверена Моссу Джуниору.
— Ладно, допустим. Нападение при отягчающих обстоятельствах тянет на двадцать лет тюрьмы. Не уверен, получится ли у них выписать ему срок на всю катушку, но учти, даже простое нападение — это год в окружной тюрьме. Судья Нуз рвет и мечет, он даже может проявить показательную безжалостность.
— Безжалостность к кому?
— Тут ты прав, Джейк не подает в суд — пока. Но потом он может передумать. По закону у него есть на это пять лет. А еще он имеет право вчинить гражданский иск, разбирать который станет тот же самый судья Нуз. Это закончилось бы штрафом на покрытие медицинских расходов. Наверняка у Сесила нет таких денег.
— Намекаешь, что мне стоит нервничать?
— Я бы на твоем месте занервничал. Если Джейк передумает, то Сесил загремит за решетку и вдобавок останется без денег. С таким адвокатом шутки плохи, Эрл.
— Хотите что-нибудь выпить, ребята?
— Мы на службе. Пожалуйста, объясни это сыну, обоим сыновьям, кузенам, всему клану. Чтобы больше даже не думали, понял?
— Не надо морочить мне голову.
Они развернулись и зашагали обратно к своей машине.
35
В пятницу Джейк сумел съесть на обед тарелку густого горохового супа. Жевать он почти не мог, поэтому твердая пища оставалась под запретом. Вскоре Карла и Ханна поехали за покупками и по разным делам. Стоило им отлучиться, как Джейк срочно вызвал Порсию. Та примчалась через сорок пять минут и перешла с ним в столовую, где они разложили привезенные ею документы по текущим делам и по предстоящим судебным заседаниям с участием Джейка. Нужно было составить план действий на время его непродолжительного отсутствия.
— Что-нибудь новенькое? — спросил он, заранее опасаясь ее ответа.
— В общем, ничего. Звонят, главным образом, друзья и университетские знакомые. У тебя есть настоящие друзья, Джейк. Многие хотят приехать и поддержать тебя лично.
— Не сейчас. С этим можно подождать. Большинству просто хочется полюбоваться, как мне надрали задницу.
— Будь здоров, как надрали, должна тебе сказать!
— Да, я не успел дать сдачи.
— И ты не собираешься подавать в суд?
— Нет, это уже решено.
— Почему? Я говорила с Люсьеном и с Гарри Рексом, мы все подробно обсудили и пришли к выводу, что этим мерзавцам нельзя спускать с рук их подлость. Надо преподать им урок.
— Пойми, Порсия, решение принято. Сейчас у меня нет душевной и физической энергии преследовать Сесила Кофера. Ты заглядывала в окружную тюрьму?
— На этой неделе еще нет.
— Я хочу, чтобы ты каждый день проводила с Дрю по часу. Ты ему нравишься, и ему нужен друг. О деле не говорите, просто играйте в карты и в другие игры, поощряй его выполнять домашние задания. Карла считает, что он стал больше заниматься.
— Хорошо. Когда ты вернешься на работу?
— Надеюсь, что уже скоро. Сиделка у меня — настоящая садистка, с врачом тоже не забалуешь, но уверен, на следующей неделе, после того как он снимет швы, меня выпустят. Вчера я долго беседовал с Нузом, он торопит с решением о невменяемости Дрю. Я хочу уведомить его и Дайера, что мы собираемся прибегнуть к прецеденту Макнотена — утверждать, будто наш клиент не осознавал, что делает. Твое мнение?
— Разве этот план не изначальный?
— В общем, да. Но одна из проблем — гонорар эксперта. Сегодня утром я говорил с одним, из Нового Орлеана, он мне понравился. Эксперт много раз давал показания и знает свое дело. Но он просит пятнадцать тысяч, поэтому я ему отказал. Подсудимый — местный житель, и округ не заплатит столько эксперту защиты. Получается, я должен платить ему из своего кармана, и у меня большие сомнения, что эти расходы будут возмещены. Он согласен и на десять тысяч, однако и это слишком много. Я поблагодарил его и обещал подумать.
— Как насчет Либби Провайн? Я полагала, ее Фонд пытается наскрести денег.
— Да. Еще она знакома с кучей докторов. Я очень на нее надеюсь. Нуз спрашивал об отсрочке, сказал, что при необходимости предоставит нам больше времени и Дайер не станет возражать. Я с благодарностью отказался.
— Из-за Киры?
— К шестому августа срок ее беременности составит семь с половиной месяцев. Хочу, чтобы она давала показания еще беременной.
Порсия бросила на стол блокнот и покачала головой.
— Должна заметить, Джейк, что мне это не нравится. Скрывать факт ее беременности несправедливо. Ты не думаешь, что судья Нуз разозлится, когда поймет вместе с остальными, что Кира беременна и что отец — Кофер?
— Она не мой клиент. Мой клиент — Дрю. Если ее вызывает штат, значит, она их свидетель.
— Ты постоянно твердишь это, но Дайер взорвется, а с ним и весь зал. Подумай о Коферах, об их реакции на то, что сын оставил ребенка, о котором они не знали.
— Странно, но мне сейчас нет дела ни до Коферов, ни до злости Нуза, ни до припадка Дайера. Лучше подумай о присяжных, Порсия. Значение имеют только они. Сколько из них окажутся шокированы и разгневаны, когда всплывет правда?
— Все двенадцать.
— Вероятно. А нам хватит даже трех-четырех. Неединогласное жюри станет нашей победой.
— За что мы боремся, Джейк: за выигрыш или за правду и справедливость?
— Что такое в данном деле справедливость, Порсия? Ты собираешься учиться на юридическом факультете, где тебе три года будут вдалбливать, что в судах добиваются правды и справедливости. Как же иначе? При этом возраст позволяет тебе быть присяжным заседателем. Как бы ты поступила с этим парнем?
Немного помолчав, она ответила:
— Не знаю. Часто размышляю и, клянусь, не нахожу решения. Дрю сделал то, что было, с его точки зрения, правильно. Он подумал, что его мать погибла, и…
— …и они с Кирой тоже в опасности. Что Кофер проснется и продолжит дебоширить. Он бил их раньше, угрожал прикончить. Дрю предполагал, что Стюарт пьян, но где ему было знать, что тот надрался до беспамятства? В тот момент парень считал, что защищает сестру и самого себя.
— То есть это оправдано?
Джейк хотел улыбнуться, но не смог, пришлось наставить на нее палец.
— Именно. Забудь о невменяемости. Это было убийство при оправдывающих вину обстоятельствах.
— Зачем тогда вспоминать прецедент Макнотена?
— Мы не будем этого делать. Просто я подброшу Дайеру работенки. Дрю отправят в Уитфилд для освидетельствования местными врачами, и среди них непременно найдется тот, кто покажет, что парень отлично знал, что делал. Позже, уже перед слушанием дела, я отзову ходатайство. Немного с ними поиграю, только и всего.
— Так это игра?
— Нет, шахматная партия, однако своеобразная, с рыхлыми правилами.
— А что, мне нравится! Не уверена, что присяжные клюнули бы на мысль, что шестнадцатилетний парень слетел с катушек. Знаю, помешательство — не медицинский диагноз, к тому же у подростков часто возникают медицинские проблемы, но как-то странно было бы утверждать, что подросток безумен.
— Рад это слышать. Правда, до завтра я могу передумать. Я сижу на обезболивающих и не всегда ясно мыслю. Давай закончим с этими документами. Не засиживайся здесь, а то вернется моя сиделка. Мне не положено работать, застукает — лишит мороженого. Сколько денег в банке?
— Немного, не дотягивает до двух тысяч.
Джейк дернулся и скривился от боли.
— Так плохо, босс?
— Нет, что ты. Когда вчера я говорил с Нузом, он пообещал найти для меня дела во всех пяти округах. Гонорары, конечно, так себе, но хотя бы какие-то деньги.
— Знаешь, Джейк, не нужно пока платить мне зарплату. Я живу с родителями и смогу какое-то время обходиться без нее.
Он опять скривился и попытался изменить позу.
— Спасибо, Порсия, но я позабочусь, чтобы ты не осталась без денег. Они понадобятся тебе на юридическом факультете.
— Мы можем себе позволить мое высшее образование благодаря тебе и делу старика Хаббарда. Моя мать устроена и бесконечно тебе за это признательна.
— Перестань, Порсия, ты отличный работник и получишь оплату.
— Люсьен предлагает освобождение от арендной платы на несколько месяцев.
Джейк попытался улыбнуться, засмеяться. Посмотрел на потолок, попробовал покрутить головой.
— После процесса Хейли я сорвал жирный куш, целых девятьсот долларов. Я был тогда так же разорен, как сейчас, и Люсьен разрешил несколько месяцев не платить аренду.
— Он за тебя переживает, Джейк. Люсьен рассказал мне, что в свою лучшую пору являлся самым ненавистным адвокатом во всем Миссисипи, его угрожали убить, у него было мало друзей, его презирали судьи и избегали адвокаты, однако ему все это нравилось. Он наслаждался своей ролью адвоката-радикала, но к насилию против него так ни разу и не прибегли.
— Надеюсь, меня избили в первый и в последний раз. Я говорил с Люсьеном и знаю, что ему не безразлично. Мы выживем, Порсия. Пока процесс не завершится, тебе придется попотеть, а потом ты пойдешь учиться на юридический.
Ближе к концу дня в пятницу Джейк ковылял по крытому дворику босиком, в старой футболке и в растянутых спортивных шортах. Он очень старался сохранять мобильность и активность, давая, как велел физиотерапевт, нагрузку ногам, как вдруг с подъездной дорожки донесся стук захлопываемой автомобильной дверцы. Джейк уже почти добрался до двери, когда послышался знакомый голос:
— Привет, Джейк! — Из-за живой изгороди появился Карл Ли Хейли. — Это я, Карл Ли.
Джейк сделал попытку улыбнуться.
— Какими судьбами?
Они пожали друг другу руки.
— Решил вас проведать, — произнес Карл Ли.
Джейк указал на плетеный столик:
— Располагайся.
Они уселись в кресла, и Карл Ли сказал:
— Вид у вас еще тот.
— Да уж! Но хорошо уже то, что вид у меня хуже самочувствия. Исколошматили почем зря, ничего оригинального.
— Да, слышал. Но ведь вы поправитесь?
— Обязательно, Карл Ли, уже иду на поправку. Что привело тебя в город?
— Услышал про эту беду и забеспокоился о вас.