свидетели отлично подготовились и выступали безупречно. Его стратегию, ловушки не за что было критиковать. Его обращения к присяжным, аккуратно отрепетированые, успешно произнесены. А главное, Джейк достиг такого состояния, в котором ему было безразлично, что подумают окружающие: полиция, обвинение, зрители, вообще все. Его задача — сражаться за клиента независимо от непопулярности дела.
Джейк прошелся по улице, заглянул в кафе и застал Делл за стойкой: она протирала стаканы. Они обнялись и сели за перегородкой около задней стены.
— Ты голоден? — спросила она.
— Нет, только кофе.
Делл принесла кофейник, налила две чашки, села и поинтересовалась:
— Как поживаешь?
— Хорошо. Одержал победу, правда, временную.
— Я слышала, что состоится новый суд.
— Уверен, на этой неделе ты много чего слышала.
— Это точно! — улыбнулась она. — Сегодня утром Празер и Луни многое наплели.
— Давай угадаю? Брайгенс опять всех надул и обелил мальчишку.
— Да, в разных вариантах. Парни злы: ты вызвал их повесткой, мариновал в коридоре неделю, но так и не пригласил в зал суда.
Джейк небрежно пожал плечами:
— Такая у них работа. Ничего, переживут.
— А то! Празер рассказал, как ты всех поймал, предъявив беременную девчонку, которую ранее прятал.
— Таковы правила игры, Делл. Лоуэлл Дайер попал впросак, факты были за нас. Но паренек по-прежнему за решеткой.
— Он может выйти?
— Сомневаюсь. Хотя должен бы. Он ведь невиновен, пока не доказано обратное. Об этом хотя бы обмолвились?
— Разумеется, нет. Они заявили, что показания были чудовищные и ты выставил Кофера последним мерзавцем.
— Я не изменил ни одного факта, Делл. А Стюарт Кофер получил по заслугам.
— За тебя заступился старина Хитчкок: сказал, что если попадет в передрягу, то сразу обратится к мистеру Брайгенсу.
— Это то, что мне сейчас нужно — еще один клиент, не способный заплатить ни цента.
— Не так все плохо, Джейк. Здесь у тебя остались друзья, есть люди, восхищающиеся твоим адвокатским мастерством.
— Это приятно, Делл, однако мне уже безразлично. Двенадцать лет я слушал сплетни. Но те деньки позади. Надоело!
Она стиснула ему руку:
— Я горжусь тобой, Джейк!
Звякнул колокольчик на двери, в кафе вошла пара. Делл улыбнулась Джейку и поспешила к посетителям. Джейк шагнул к стойке и стал просматривать газету из Тупело. Вернувшись с ней за столик, он сел спиной к двери. На первой полосе разместилась фотография Дрю и заголовок: «Судья аннулирует процесс после раскола среди присяжных». Джейк читал данную статью несколько часов назад, перечитывать не было смысла. Поэтому он нашел спортивный раздел и стал знакомиться с таблицей игр предстоящего футбольного сезона.
Порсия сидела за столом, делая вырезки из газетных статей. Войдя, Джейк спросил:
— Что ты здесь забыла?
— Наскучило находиться дома. К тому же у матери сегодня утром было неважное настроение. Жду не дождусь начала учебы!
Он засмеялся и сел напротив нее.
— Чем ты занята?
— Делаю памятный альбом. Будешь говорить с репортерами? Всюду пишут: «Мистер Брайгенс не дает комментариев».
— Мистеру Брайгенсу нечего сказать. Дело еще не закрыто.
— О процессе Хейли у тебя очень даже было что сказать. Чего я только ни начиталась! В те времена мистер Брайгенс охотно общался с репортерами.
— Адвокатам следовало бы часто повторять: «Без комментариев», но не получается. Никогда не становись между пройдохой-адвокатом и телекамерой, это опасно для жизни.
Порсия убрала свои вырезки и произнесла:
— Я это уже говорила, но хочу сказать снова, пока не уехала. То, что ты и судья Этли сделали с деньгами Хаббарда — это замечательно! Благодаря образовательному фонду мы и мои кузены можем продолжать образование. Моя учеба на юридическом факультете будет оплачена, я никогда не перестану тебя за это благодарить, Джейк.
— Пользуйся. Деньги-то не мои. Я просто контролирую чековую книжку.
— Ты — прекрасный попечитель, мы это очень ценим.
— Спасибо. Выделять деньги на толковых студентов — высокая честь.
— Обещаю, Джейк, я буду прилежно учиться. Выучусь — и скорее назад, сюда.
— Значит, место за тобой. Ты проработала тут два года и показала себя безупречно.
— Я даже стала общаться с Люсьеном, что, как мы знаем, непросто.
— Ты ему нравишься, Порсия, он хочет, чтобы ты здесь осталась. Но у тебя появятся предложения от крупных фирм. Все меняется, они стремятся к разнообразию. Отличишься в учебе — они забросают тебя деньгами.
— Мне это неинтересно. Я хочу быть процессуальным адвокатом, как ты, Джейк, помогать людям, своему народу. Благодаря вам я провела в зале весь процесс, как настоящий адвокат. Ты — мой вдохновитель.
— Спасибо, но давай не обольщаться. Может, я и выиграл дело, но погряз в долгах еще глубже, чем до знакомства с Дрю Гэмблом. А он как сидел, так и сидит.
— Но ты же выкарабкаешься, Джейк?
— Как-нибудь.
— Главное, продержись, пока я не окончу юридический факультет.
— Куда я денусь? Ты мне и через три года понадобишься. Дел всегда по горло. — Джейк посмотрел на часы и улыбнулся. — Пятница — день белых у Клода. Давай устроим корпоративный ланч.
— Фирма может себе это позволить?
— Нет! — усмехнулся он. — Но Клод накормит нас в долг.
— Тогда вперед!
Они обогнули площадь и зашли в ресторан как раз перед полуденным наплывом посетителей. Клод обнял обоих и усадил за столик около окна. Он всегда обходился без типографских меню: посетители с восторгом уплетали то, что Клод готовил, — обычно ребрышки, сома, цыпленка на гриле, печеную фасоль, много овощей.
Джейк разговорился с пожилой парой, с которой был знаком еще со школьных лет. Дело Гэмбла никого не интересовало. Порсия заказала ребрышки, Джейк выбрал рыбу. Потягивая сладкий чай, они наблюдали, как заведение заполняется людьми.
— У меня вопрос, — сказала Порсия. — Кое-что не дает мне покоя.
— Послушаем.
— Я прочитала все материалы о деле Хейли пять лет назад. Ты дал интервью Маккитрику из «Нью-Йорк таймс», в котором рьяно защищал смертную казнь. В частности, заявил, что проблема с газовой камерой в том, что она используется недостаточно часто. Знаю, сейчас ты иного мнения. Почему?
Джейк с улыбкой провожал взглядом прохожих на тротуаре.
— Из-за Карла Ли Хейли. Когда я познакомился с ним и его семьей, то понял, что его могли осудить и отправить в Парчман на десять-пятнадцать лет, пока я занимался бы апелляциями, и в один печальный день Хейли пристегнули бы к креслу и пустили бы газ. Я не смог бы с этим жить. Как его адвокат я бы разделил с ним его последние мгновения в комнате по соседству с газовой камерой, возможно, там был бы священник или капеллан, а потом Хейли бы увели. Сидя в комнате для наблюдателей вместе с его женой Гвен, братом Лестером и другой родней, я смотрел бы, как он умирает. Мне постоянно снился этот кошмар, я перестал спать. Впервые в жизни я изучил историю смертных приговоров и наткнулся на очевидные проблемы: несправедливость, неравенство, напрасную трату времени, денег, жизней. Здесь присутствует явная моральная дилемма: мы ценим жизнь и дружно соглашаемся с принципом «не убий», так почему же позволяем себе законное убийство людей руками штата? Мое мнение изменилось. Наверное, это часть взросления, так наступает зрелость. Ставить под вопрос собственные воззрения — естественно.
Клод положил на стол две корзинки и предупредил:
— У вас полчаса.
— Сорок пять минут, — уточнил Джейк, но Клод уже удалился.
— Почему среди белых столько сторонников смертной казни? — спросила Порсия.
— Это буквально витает в воздухе. Мы с этим живем. Мы слышим это дома, в церкви, в школе, от друзей. В Библейском поясе,[7] Порсия, верят в принцип «око за око».
— А Новый Завет, а проповеди Христа о прощении?
— Они неудобные. Еще Он проповедовал любовь, терпимость, согласие, равенство. Однако большинство христиан, которых я знаю, весьма избирательно подходят к Священному Писанию.
— Причем не только белые!
Несколько минут они ели молча, наслаждаясь препирательством Клода с тремя чернокожими посетителями в щегольских костюмах, один из которых допустил ошибку — попросил меню. Когда ссора прекратилась, все четверо расхохотались.
К 12.15 не осталось свободных столиков. Джейк насчитал еще семерых белых, хотя это не имело значения. В короткий обеденный перерыв вкусная еда значила больше, чем цвет кожи. Порсия демонстрировала за едой отменные застольные манеры. К своим 26 годам благодаря армейской службе она повидала мир — в отличие от Джейка и всех, кого он знал. А еще Порсия никак не могла подобрать себе подходящего молодого человека.
— Ты нашла себе парня? — осведомился он, напрашиваясь на ссору.
— Нет, и лучше не спрашивай. — Она отложила вилку и огляделась. — Как с этим на юридическом факультете?
— С чернокожими или с белыми?
— Брось, Джейк. Если я приведу домой белого, моя семейка взбунтуется. Уверена, юридический факультет заполнен талантами.
— Сомневаюсь. Двенадцать лет назад, когда я закончил учебу, на нашем потоке было всего трое чернокожих.
— Лучше сменим тему! Ты говоришь, как моя матушка. Вечно она меня упрекает за то, что я не выхожу замуж. Я ей отвечаю: вот ты вышла замуж, и что в итоге?
Отец Порсии, Симеон Лэнг, вел бурную жизнь и в данный момент отбывал срок за автомобильную катастрофу со смертельным исходом. Летти, ее мать, развелась с ним два года назад.
Клод, проходя мимо, бросил на них хмурый взгляд и покосился на часы: мол, засиделись.
— При таком давлении кусок в горло не лезет, — упрекнул его Джейк.
— Вы — молодец, но все равно, поторапливайтесь, снаружи очередь.
Когда они поели, Джейк оставил на столе 20-долларовую купюру. Клод не принимал кредитные карты и чеки, и в городе любили сплетничать о его заработках. У него был хороший дом за городом и красивый кадиллак, трое детей учились в колледже. Все сходились во мнении, что неприязнь Клода к бумажным меню, чекам и кредитным картам распространялась также на налогообложение.