Для Объединенной Ост-Индской компании проблемой из проблем было выделить в своих операциях в Азии контингент товаров, в которых нуждается Европа или, точнее говоря, которые она согласится потреблять. Проблемой из проблем это было потому, что Компания была двигателем «двухтактным» — Батавия — Амстердам, Амстердам — Батавия и так далее. Но ведь торговый переход из одного мира-экономики (Азии) в другой мир-экономику (Европу) сам по себе сопряжен с затруднениями, как о том говорят теория и опыт; и вдобавок обе картины непрестанно реагируют друг на друга, как две неравномерно нагруженные чаши весов: достаточно дополнительного веса на одной или на другой, чтобы равновесие нарушилось. Например, европейской вторжение в Азию по мере своего развития привело к повышению закупочных цен на перец и пряности, которые долгое время оставались ценами решающими для взаимоотношений между двумя континентами. Пирар из Лаваля отмечал в 1610 г., что «то, что в старые времена стоило португальцам всего одно су, ныне стоит [голландцам] четыре или пять» 228. Напротив, продажные цены в Европе снижались сами собой по мере роста поступлений экзотических бакалейных товаров. И значит, уже далеко был тот благословенный 1599 г., когда на островах Банда платили 45 восьмерных реалов за «брус» (т. е. 525 голландских фунтов) гвоздики и 6 реалов за брус мускатного ореха. Такие цены уже никому не суждено было более увидеть229.
Время борьбы и успехов
В Азии монополия на пряности, авторитарное установление цен, надзор за поступающим в продажу количеством товара (в случае необходимости товары, оказавшиеся в избытке, уничтожались230) долгое время обеспечивали голландцам преимущество перед их европейскими соперниками. Но в Европе конкуренция усилилась из-за создания соперничавших компаний (каковые все, или почти все, поддерживались голландским капиталом, который таким вот образом реагировал на монополию Объединенной Ост-Индской компании — ООИК) или же из-за появления на рынке продуктов, аналогичных дальневосточным, но иного происхождения, таких, как сахар, медь, индиго, хлопок, шелк… Таким образом, ничто не бывало ни сыграно, ни выиграно заранее. Один голландский путешественник231, впрочем, пояснял в 1632 г.: «Не следует в этом заблуждаться: когда дело дошло бы до устранения португальцев [а те еще в ту эпоху были господами Гоа, Малакки, Макао, представлявших весьма серьезные запоры], то как бы не оказалось, что сего капитала [голландской] Компании достанет всего на одну шестую долю сей торговли. С другой же стороны, ежели бы удалось собрать достаточные для такого начинания капиталы, то оказались бы в затруднении, не будучи в состоянии ни потребить все товары, каковые бы от того получили, ни избавиться от них».
А с другой стороны, монополистическая политика принуждения и надзора стоила дорого. Например, на Ланке (Цейлоне), где задача эта была особенно трудной, так как внутренние гористые районы подчинялись царю Канди, который «никогда не был покорен ни португальцами, ни голландцами», гарнизон и содержание фортов съедали почти «весь доход, каковой приносит продажа корицы», собиравшейся на острове232. И крестьяне однажды поднялись против Компании по причине выдаваемой им жалкой оплаты. На островах Банда, где голландская монополия была добыта ценой насилия, войны, вывоза туземцев на Яву в качестве рабов, ООИК поначалу отмечала крупные дефициты233. В самом деле, производство там резко снизилось и пришлось реорганизовать его на новых основаниях: в 1636 г. автохтонное население насчитывало там всего лишь 560 человек против 539 голландцев и 834 свободных иностранцев, так что пришлось «импортировать» 1912 невольников из Бенгала или из царства Аракан [в Бирме] 234.
Чтобы установить, укрепить, сохранить свои монополии, Компания оказалась втянутой в продолжительные предприятия, которые будут более или менее завершены лишь с завоеванием Макассара (1669 г.) и приведением к повиновению, а вскоре и сведением на нет великого порта Бантам (1682 г.). Тем не менее ООИК продолжала воевать с туземными мореплаванием и торговлей, наносить удары, ссылать, растрачиваться в полицейских экспедициях и колониальных войнах. На Яве постоянной трагедией была борьба против местных государств, против Матарама или Бантама. Ближние сельские местности вокруг Батавии, даже предместья 235, были ненадежны. Это не мешало успехам, но увеличивало их цену. На Яве удачей были плантации сахарного тростника (с первой трети XVII в.) и кофейные плантации (начиная с 1706–1711 гг.)236. И все же культуры эти следовало производить под контролем, и в 1740 г. свирепо подавленное восстание китайцев повело к непоправимому кризису в производстве сахара; острову потребуется больше десяти лет, чтобы от него оправиться, да и оправится он плохо237.
Вполне логично, что история Ост-Индской компании представляет собой сумму удач и неудач. В общем в XVII в. баланс был положительным. Именно на протяжении трех или четырех десятилетий по одну и по другую стороны 1696 г. — точки разрыва, которая выявляется из подсчетов, проделанных на основании не слишком ясной бухгалтерской документации ООИК, — положение решительно ухудшилось. Кристоф Гламанн 238 полагает, что тогда произошла настоящая революция, дьявольски нарушившая установленный порядок одновременно и в азиатской торговле и на европейских рынках.
В Европе решающим фактом была утрата перцем первенства, ставшая очевидной начиная с 1670 г. Зато цены на тонкие пряности удерживались на приличной высоте и даже относительно выросли; индийские ткани, шелковые и хлопчатые, набивные или суровые, занимали все более значительное место; рос спрос и на новые товары: чай, кофе, камедь, китайский фарфор.
Голландский купец показывает своей жене корабли Объединенной Ост-Индской компании в Батавской бухте. Деталь картины А. Кейпа (1620–1691). Амстердам, Государственный музей.
Можно побиться об заклад, что если бы речь шла только об этих переменах, то ООИК, которая следила за общим движением, как и прочие Ост-Индские компании, приспособилась бы к ним без особого ущерба. Но вдобавок произошло расстройство старинных путей и рынков, и в чересчур хорошо обкатанных кругооборотах Компании открылись бреши. Как бывает в подобных случаях, старая система, пережившая самое себя, порой мешает необходимой адаптации. Так, вне всякого сомнения, важнейшим новшеством было расширение чайной торговли и открытие Китая для всех иностранных купцов. Английская Ост-Индская компания быстро, с 1698 г., включилась в прямую (а значит, в обмен на серебро) торговлю 239, тогда как ООИК, привыкшая получать китайские товары с джонок, приходивших в Батавию покупать главным образом перец и немного корицы, сандалового дерева и коралла, продолжала держаться за непрямую торговлю в обмен на товары, исключавшую расчеты наличными деньгами. В конечном счете связь Бенгалия — Китай, чай в обмен на хлопок и на серебро, а потом на опиум установится к выгоде англичан. То был тем более тяжелый удар для голландской Компании, что тем временем внутренние войны в Индии разорили Коромандельский берег, область наибольших ее успехов.
Но неужели же ООИК, оказавшись лицом к лицу со всеми этими формами конкуренции, не в состоянии была оказать им сопротивление? Статистические сводки показывают, что в XVIII в. и почти до последнего дня своего существования, до 1798 г. 240, она способна была посылать в Азию все возраставшие количества белого металла. А ведь на трансформированном и даже потрясенном Дальнем Востоке белый металл оставался ключом ко всем проблемам. И однако же на протяжении XVIII в. ООИК непрестанно приходила в упадок, и объяснение такого упадка отыскать трудно.
Величие и упадок объединенной Ост-Индской Компании
Когда обозначился откат? Изучение бухгалтерской отчетности Компании показало бы в качестве точки разрыва 1696 г. Но не слишком ли точная это дата? К. Гламанн241 говорит о четырех десятках лет по обе стороны 1700 г., и это более разумно.
К тому же современники довольно поздно ощутили серьезное ухудшение положения. Так, в 1712 г. в Дюнкерке, который Людовик XIV, чтобы получить мир, пожертвует Англии, все еще озабоченной, хоть для нее тогда вставало совсем новое солнце, болтали два человека, один — совсем мелкая сошка, информатор генерального контролера финансов Демаре, другой — некий «милорд Сент-Джон». «Когда я ему ответил, — пишет француз, — что восстановление их [аглийской] торговли в Индиях посредством погубления голландцев есть верное средство умиротворить британскую нацию и привести ее [к согласию] на все, он просто сказал мне, что англичане продали бы последнюю рубашку, чтобы сего добиться»242. Следовательно, они не считали, что достигли этого! Двенадцать лет спустя, в 1724 г., Устарис, прекрасный судья [в таких делах], не поколебался написать: «Их [голландцев] Ост-Индская компания столь могущественна, что торговля прочих Индийских компаний — мелочь по сравнению с ее торговлей»243.
Известные нам цифры не решают проблемы по-настоящему. Они по крайней мере говорят о размахе предприятия. Поначалу, в 1602 г., предприятие это, Ост-Индская компания, располагало капиталом в 6,5 млн. флоринов 244, разделенным на акции по 3 тыс. флоринов, т. е. в шесть раз большим, чем английская Ост-Индская компания, которая создана была двумя годами раньше и которой пришлось так страдать из-за этой нехватки капиталов245. Расчет, относящийся к 1699 г., утверждает, что этот первоначальный капитал, который в дальнейшем не будет ни возмещен, ни увеличен, соответствовал 64 тоннам золота246. Говорить об Объединенной Ост-Индской компании — значит с самого начала столкнуться с огромными цифрами.
Так что мы не удивимся тому, что в рекордные 1657 и 1658 гг. Компания отправила на Дальний Восток два миллиона флоринов в золоте, серебре и слитках247. Мы без удивления узнаем, что в 1691 г. она содержала самое малое 100 кораблей248, даже больше, 160, согласно одному серьезному французскому документу от 1697 г., с числом пушек от 30 до 60 на каждом 249. Считая в среднем по 50 человек команды 250, получаем в целом цифру 8 тыс. моряков. К этому следует добавить солдат гарнизонов, каковые, впрочем, включали «много вооруженных местных жителей, коих [их голландские хозяева] заставляют идти в голове, когда надо сражаться». В военное время Компания могла прибавить к этим силам 40 больших кораблей: «В Европе не так уж мало венценосных голов, коим трудно было бы сделать то же самое» 251. Ж.-П. Рикар со своей стороны восторгался (1722 г.), констатируя de visu, что одна только «Амстердамская палата» использовала на своих складах больше 1200 человек «как для постройки кораблей, так и для всего прочего, что требуется, чтобы их оснастить». Его потрясла сама деталь: «Есть 50 человек, кои на протяжении всего года только и делают, что перебирают и очищают пряности» 252. Конечно, сводные цифры пригодились бы нам больше. Жан-Франсуа Мелон253, бывший секретарь Лоу, сообщает нам (1735 г.): «Все сии великие заведения не занимают и 80 тыс. человек», словно сама эта цифра не была поразительной! И вне сомнения, она была ниже реальной: к 1788 г. Компания буквально задыхалась под бременем копошащихся служащих, и Ольдекоп254, русский консул в Амстердаме, называл цифру 150 тыс. человек. Во всяком случае, с размахом начатое обследование255 пришло к определенному результату: в XVII и XVIII вв. на судах ООИК был перевезен один миллион человек, т. е. по 5 тыс. в год. Отправляясь от этих цифр, трудно себе представить голландское население в Азии, но оно определенно было намного более многочисленным, чем население португальское, которое в XVI в. составляло будто бы всего 10 тыс. человек 256, к которым, как и у голландцев, добавлялась масса туземных помощников и слуг.
Говорили также об огромных дивидендах, в среднем 20–22 %, по подсчетам Савари, в период 1605–1720 гг. 257 Но к вещам следует присмотреться повнимательнее. В 1670 г. были получены значительные прибыли, и посреди эйфории, последовавшей после победы над правителем Макассара, приступили к «распределению», которое поднялось до 40 %. Акции на бирже сразу же подскочили «до 510 %», считая за 100 паритет при создании ООИК в 1602 г. То был хорошенький скачок, ибо «с того времени, что я пребываю здесь, — замечает Помпонн, — они не превышали 460». Но, по словам нашего информатора, «сие крупное распределение, равно как и сии новые выгоды не создадут в обычный год цены, отличной от той, по коей продавались акции и производилось распределение в течение 30 лет; те, кому они принадлежат, получили прибыли на свои деньги самое большее 3 или 4 %» 258. Чтобы эта сознательно запутанная фраза стала ясной, следует иметь в виду, что «распределение» рассчитывалось не по курсу акции на бирже, но по паритету— 3 тыс. флоринов. Я владею акцией, которая стоит в 1670 г. 15 300 флоринов, я получаю купон в размере 40 % на «старый капитал», т. е. 1200 флоринов, дающие исключительно высокий процент — 7,84 %. В 1720 г. на акцию, котирующуюся в 36 тыс. флоринов, распределение, которое тоже составило 40 %, на сей год давало 3,33 % 259.
Расчеты, связанные с судьбой Объединенной Ост-Индской компании (ООИК)
Группа нидерландских историков (Брюйн, Схёффер, Гаастра) начала подсчет оборотов ООИК в XVII и XVIII вв. К 1680–1690 гг. число кораблей ООИК, использовавшихся на Дальнем Востоке, начало снижаться, что служит признаком упадка торговли «из Индии в Индию». Сплошная черта на графике обозначает отправки драгоценных металлов из метрополии в Азию, пунктирная линия — поступление товаров, оцениваемых по ценам отправки в миллионах гульденов. Расширение торговли представляется непрерывным. Но соотношение между обеими кривыми в настоящее время трудно установить, так как не принимаются во внимание ни отправлявшиеся из метрополии товары, ни монетный металл, поступавший от торговли «из Индии в Индию».
Это означает, что:
1. Компания лишила себя выгод, которые проистекали бы из увеличения ее капитала. Почему? Никакого ответа нам не дают. Может быть, чтобы не увеличить роль акционеров, которых довольно последовательно держали на отшибе? Это возможно…
2. К 1670 г. по биржевой котировке общий капитал в акциях составлял порядка 33 млн. флоринов. Не потому ли, что эта масса сама по себе была слишком незначительной для безудержной спекуляции голландцев, в Амстердаме широко инвестировали в английские ценные бумаги и широко на них играли?
3. Наконец, ежели первоначальные 6,5 млн. приносили в среднем 20 %, то акционеры получали намного больше миллиона флоринов в год. Историки и современные наблюдатели сходятся, однако, в том, что: распределение дивидендов (порой выплачивавшихся пряностями или облигациями государственного займа) не имело слишком большого веса в затруднениях ООИК. А ведь миллион флоринов — это сумма, которой нельзя было бы пренебрегать, если бы доходы Компании были такими скромными, какими их кое-кто считает.
На самом деле здесь и заключена проблема. Каковы были доходы Компании? Ответить на это, видимо, невозможно не только потому, что исследований еще недостаточно, а документация порой исчезла; не только потому, что сохранившаяся бухгалтерская отчетность не отвечает современным нормам подведения баланса и опускает как в активе, так и в пассиве важные статьи (например, основной капитал, строения и корабли, товары и наличные деньги, которые путешествуют морем, капитал акционеров и т. п.260); но главным образом потому, что сама система бухгалтерского учета делала невозможным любой сводный баланс и как следствие всякий точный подсчет реальных прибылей. В силу практических причин (главным образом расстояний, трудности конверсии монеты и т. д.) бухгалтерия оставалась пленницей структурной биполярности предприятия: существовали счета «фактории Нидерланды» (factory Nederland), выражаясь языком Гламанна, которая ежегодно подводила общий итог бухгалтерской отчетности шести отдельных камер; существовали счета правительства в Батавии, которое получало бухгалтерские книги со всех факторий Дальнего Востока и составляло затем годовой итог заморской деятельности. Единственным связующим звеном между двумя раздельными бухгалтериями было то, что долги одной при известных обстоятельствах выплачивала другая; но каждая из них игнорировала внутреннее функционирование другой, те реальности, которые покрывались ее прибылями или ее убытками.
Йоханнес Худде261, председатель общей дирекции 17 директоров ООИК (Heeren XVII), в конце XVII в. настолько хорошо это осознавал, что работал над полным пересмотром системы. Этому пересмотру не суждено было завершиться — в силу тысячи причин и реальных трудностей. Но быть может, также и потому, что директора Компании не слишком заботились о том, чтобы предоставить публике ясные счета. В самом деле, с самого начала существовал конфликт между 17 директорами и акционерами, которые требовали счетов и полагали свои доходы недостаточными. И в противоположность английской Ост-Индской компании, с самого начала поставленной в затруднительное положение требованиями такого рода (и возмещениями, на которых настаивали акционеры, не очень склонные финансировать военные операции в Азии), за голландской Ост-Индской компанией всегда оставалось последнее слово, так как ее акционеры не могли получить свои капиталы обратно иначе, как перепродав свои акции на биржевом рынке. Короче говоря, счета, составлявшиеся дирекцией Компании, возможно, представлялись таким образом, чтобы скрыть многие аспекты деятельности предприятия.
Что вытекает, к величайшему нашему удивлению, из тех балансов, что были изучены, так это скромные размеры прибылей на протяжении века легких торговых операций — XVII в. Автор настоящего труда всегда утверждал, что торговля на дальние расстояния была своего рода превосходной степенью в истории торговых предприятий. Не ошибался ли он? Он утверждал, что для некоторых избранных это была возможность произвести к своей выгоде значительные накопления. Но может ли быть частное обогащение там, где нет прибылей или их очень мало? Очень скоро мы вновь встретимся с этим двойным вопросом.
Чем объяснить крах XVIII в.?
Лучшую бухгалтерскую сводку проблемы дают нам подсчеты Б. Ван дер Аудермёлена262, относящиеся к 1771 г. и произведенные для нескольких лет на основании документов, ныне исчезнувших. С 1612*CF по 1654 г. общая сумма полученных доходов составила будто бы 9700 тыс. флоринов за 22 года, т. е. годовой доход был скромным, чуть ниже в среднем 441 тыс. флоринов. В таком случае Компания якобы заработала втрое меньше своих акционеров; мыслимо ли это? С 1654 по 1674 г. масса прибыли поднялась до 11 300 тыс., т. е. годовой доход составил 538 тыс. флоринов. С 1674 по 1696 г. общая сумма равнялась 19 млн., а годовая прибыль—826 тыс. флоринов. После 1696 г. начинается снижение; к 1724 г. мы должны будем пройти через нулевую ситуацию. После этого Компания не переставала залезать в долги, и притом лихо. Она даже делала займы для того, чтобы выплатить дивиденды акционерам; а это уже поступки банкрота. Летом 1788 г. положение станет просто катастрофическим: «Ост-Индская компания перевела на 15 млн. векселей на государство, с оплатой в течение четырех или пяти лет. Это позволило бы ей выжить. Но на самом деле ее долг, который составляет 90 млн. [флоринов], окажется таким образом доведенным до 105 млн.»263 Почему же ООИК пришла к такой финансовой катастрофе?
Как китайцы изображали голландцев.
Фарфоровые статуэтки Ост-Индской компании, эпоха Канси. Старая коллекция Эшпириту-Санту в Лисабоне. Фото издательства «Конэссанс дез-ар».
Единственное приемлемое объяснение — но годится ли здесь только одно объяснение? — это то, которое предлагает Кристоф Гламанн 264: произошло сокращение торговли из Индии в Индию, по крайней мере доходов, какие обеспечивала эта торговля-кормилица. Это факт, что «полюс» Батавия непрестанно залезал в долги, а 17 директоров восполняли некоторое время его. потери за счет еще процветавших прибылей «фактории Нидерланды» (которой отчасти благоприятствовал подъем цен) и как следствие давали расти ее собственному долгу. Но как объяснить сокращение внутренней торговли (inlandse handel)? Она не могла расстроиться единственно из-за конъюнктуры в период, когда на протяжении второй половины XVIII в. все шло вверх. Повинна в том, считает К. Гламанн265, конкуренция других компаний, особенно английской, и революция в торговых перевозках и на рынках, которую плохо поняли ответственные лица в Батавии. Так, 17 директоров тщетно пытались их убедить в преимуществах прямой торговли с Китаем, минуя промежуточный этап в Индонезии. Это определенно облегчало английскую конкуренцию 266.
Но голландское отступление зависело также и от хорошо известных злоупотреблений агентов ООИК. В отличие от английской голландская Ост-Индская компания не оставила им права заниматься торговлей из Индии в Индию на свой счет. И коррупция, которая всегда присутствовала в нидерландской Индии, пробила себе дорогу. Стоит ли верить, что вначале у Компании были исключительные служащие? Аббат Рейналь 267 в своем знаменитом труде «Философская и политическая история поселений и торговли европейцев в обеих Индиях» (1770 г.) утверждает, что до 1650 г. в рядах этих служащих не было обладателей незаконно и мошенническим путем сколоченных состояний, что голландцы этих первых десятилетий не имели себе равных по воздержанности и честности. Возможно ли это? Начиная с 1640 г. Ж.-Б. Тавернье позволял себе усомниться в этом, и нам известен по меньшей мере случай с Питером Нейсом, губернатором Форта Зеландия на Формозе (Тайвань) в 1624 г., который, будучи столь же глупым, сколь и продажным, просто-напросто заявил, что не для того он приехал в Азию, чтобы питаться там сеном268. Во всяком случае, со второй половины века роскошь и коррупция разгулялись вовсю. Это отмечали официальные документы (1653,1664 гг.) 269. Даниэль Браамс в своем отчете 1687 г. говорит об этом вполголоса. Ему, однако, случалось говорить о «недостаточно честных служащих Компании», или, в более стыдливой форме, о конкуренции «других негоциантов», о невозможности «воспрепятствовать тому, чтобы частные лица наносили ущерб коммерции Компании» из-за [большого] числа удобных гаваней на этом побережье Индонезии и из-за «больших прибылей… [кои] подогревают их желание заниматься контрабандой, сколь только они смогут» 270.
Наблюдались, следовательно, изменение экономики, генезис которого неясен, но также изменение колониального общества, жившего за тысячи лье от Голландии, и более чем вероятное столкновение между этим обществом и амстердамской олигархией. С одной стороны, спокойные рантье, преисполненные сознания своей важности и респектабельности; по другую сторону — колониальные круги менее высокого социального положения (standing), агенты, вышедшие из рядов в некотором роде гетерогенного и космополитического общества. Амстердам и Батавия были двумя экономическими полюсами, но также и социальными полюсами имперского сооружения Соединенных Провинций. Джузеппе Папаньо прав, говоря в своей блестящей работе271 о «цезуре», об оппозиции. В Индонезии, где «колонии» голландцев определенно жили на широкую ногу, процветали неповиновение, контрабанда, полунезависимость и беспорядок. Бросавшаяся в глаза и уже обычная в XVII в. роскошь шикарных кварталов Батавии с годами лишь возрастала и становилась еще ярче. Деньги, алкоголь, женщины, целые армии слуг и рабов: Батавия заново начинала странные, опьяняющие и извращенные приключения Гоа272. Не приходится сомневаться, что в Батавии часть дефицита Компании без шума трансформировалась в частные состояния.
Ha острове Десима во время длительного вынужденного заключения в гавани голландцы как могут развлекаются с японскими гейшами. В бутылках недостатка нет. Обстановка японская, пол покрыт татами, но столы и стулья — западные. Токио, Гидзуцу Дайгаку. Фото Т. Чино, Токио.
Но не то ли самое происходило на другом конце цепочки, в еще крепко державшемся и суровом обществе Голландии «Золотого века»? Решающий вопрос — знать, кто и при каких условиях покупал поступавшие с Дальнего Востока товары. Продажи производились Компанией либо по контрактам, либо с торгов на ее складах, всегда очень крупными партиями и обычно синдикату крупных негоциантов273. Директора Компании (Heeren XVII) не имели права фигурировать в числе покупателей, но последние принадлежали к их социальной или даже семейной группе. И несмотря на протесты акционеров, запрет этот не касался администраторов разных палат (bewindhebbers), тесно связанных с патрициатом торговых городов. В таких условиях не приходится особенно удивляться, что контракты так часто содержали обязательства приостановки продаж Компании на срок в один или два года (что обеспечивало группе покупателей спокойное господство на рынке) или обязательства заказа в Индии тех или иных количеств какого-то определенного товара. Если Компания предлагала к продаже какой-либо товар, порядочный запас которого имелся у какого-нибудь крупного амстердамского негоцианта, то как бы случайно не являлся ни один покупатель; и в конечном счете именно этот негоциант скупал товар на своих условиях. Показательно, что среди партнеров, заинтересованных в сделках Компании, вновь и вновь встречаются одни и те же имена. Директора Компании, которые так легко одергивали акционеров, были людьми крупных купцов-капиталистов, и так с самого начала прибыльных операций. Вайолет Барбур и К. Гламанн приводят многочисленные примеры этого. То, что такие купцы — вроде богатейшего негоцианта и администратора (bewindhebber) Корнелиса Биккера274 — покупали в XVII в. все подряд: перец, пряности, хлопчатые ткани, шелк — и вдобавок торговали в России, Испании, Швеции или на Леванте (что доказывает отсутствие специализации), что потом, в следующем столетии, они специализировались (что доказывает обновление торговой жизни), — все это ничего не изменяет в нашей проблеме: ООИК была машиной, которая останавливалась там, где начиналась прибыль торговых монополий.
Впрочем, современники ясно понимали этот механизм присвоения на вершине. В 1629 г., протестуя против только что подписанных контрактов и против присутствия администраторов (bewindhebbers) в составе синдикатов покупателей, Зеландская палата отказалась отпустить проданные товары, находившиеся на складах в Мидделбурге, а делегаты Зеландии без колебаний заявили перед Генеральными штатами, что при такой политике не принимаются во внимание ни интересы акционеров, ни интересы Компании (но дело они не выиграли) 275.
Это в конечном счете не противоречит моим прежним утверждениям о «капиталистических» добродетелях торговли на дальние расстояния, но, напротив, подтверждает их. Систематически выявить имена таких крупных покупателей означало бы составить список истинных хозяев голландской экономики, тех, кто продержались долгое время, тех, кто сохранили власть. Но разве же не были эти хозяева экономики вдобавок и подлинными хозяевами государства Соединенных Провинций 276, творцами его решений и его эффективности? Это хорошее обследование, которое следовало бы провести, хотя результат его известен заранее.
Неудачи в Новом Свете, предел голландского успеха
Нидерландские неудачи в Новом Свете по-своему служат объяснением. Какое-то время я думал, что коль скоро Америку надлежало построить, прежде чем она станет объектом эксплуатации, то она, естественно, была сферой деятельности государств с плотным населением, богатых людьми, продовольствием и разными продуктами: Испании, Франции, Англии. Голландия, растение-паразит, плохо воспроизводилась бы на американской почве. Однако поток людей, выплеснутый Соединенными Провинциями на Дальний Восток, или португальский успех в Бразилии оспаривали это утверждение, которое априори могло показаться естественным. Голландия могла бы строить в Америке при условии, если бы она того хотела и сократила бы миграционный поток на Восток. Условие, может быть, невозможное, и именно этому, вне сомнения, научил Голландию ее неудавшийся опыт в Бразилии.
То был запоздалый опыт. Голландцы, как и англичане елизаветинской эпохи, поначалу предпочитали грабеж задачам, решение которых присуще всякому постоянному обоснованию в странах пустынных или враждебных. С 1604 г. они приобрели в Бразилии репутацию, внушавшую ужас, разграбив в этом году порт Байю 277. Десятью годами ранее, в 1595 г., они свирепствовали на побережье Черной Африки278, экономически связанной с американскими плантациями. Эти набеги — те, о которых мы знаем, и те, что не оставили следа, — указывали на начало соприкосновения, на обретение аппетита.
Все переменилось в 1621 г. Двенадцатилетнее перемирие, подписанное с Испанией в 1609 г., не было возобновлено. Вновь началась война, а 9 июня того же 1621 г. получила свою привилегию (octroi) 279 новая Вест-Индская компания. Какая проблема стояла перед новой компанией? Внедриться в массив Испанской Америки, созданный после 1580 г. соединением испанских и португальских владений. В 1621 г. слабой зоной была Америка португальская, и именно против нее вполне логично оказалось направлено голландское наступление. В 1624 г. была захвачена столица Бразилии Сан-Салвадор, построенная на море в миниатюре, каким является залив Всех Святых, и окруженная с суши всхолмленной равниной, усеянной сахарными плантациями (engenhos) Реконкаво. Во время грабежа победители считали захваченную золотую и серебряную монету на буасо*CG. Но 28 марта 1625 г. испанский флот из 70 парусников захватил их врасплох и месяц спустя вновь занял город280.
Пять лет спустя все началось сызнова в сахаропроизводящей области Северо-Востока (Nordeste), где голландцы заняли два соседних города, враждебных, но и необходимых друг другу, — Ресифи, город купцов на низком побережье океана, и Олинду — на возвышенности, город плантаторов (senhor de engenho). Новость распространилась по всему свету. В Генуе поговаривали, что победитель без сопротивления взял добычу «в миллион золотом»281 — подробность, вероятно, недостоверная, так как португальцы сожгли «весь сахар и все красильное дерево на складах» 282. В 1635 г. голландцы заняли низовья Параиба-ду-Норти и таким образом владели «60 лье бразильского побережья, лучшей и ближе всего расположенной к Европе его частью»283, но оккупированная территория была еще очень ограниченной. Во внутренних областях победители оставили в неприкосновенности португальскую Бразилию, которая сохранила свободу маневра, своих плантаторов, свои сахарные мельницы, своих черных невольников и которая на юге опиралась на баиянскую Бразилию, снова ставшую свободной в 1625 г. Хуже всего было то, что бразильский сахар очень часто ускользал от голландского контроля, так как большие корабли оккупантов не могли подойти к неглубоким бухточкам побережья, где португальские суда малого водоизмещения чувствовали себя вольготно, хоть им и случалось быть захваченными в открытом океане или у берегов Европы. Комичный итог оккупации голландцами сахаропроизводящего Северо-Востока заключался в том, что она прервала поступление в Амстердам ящиков с бразильским сахаром, до того прибывавших в изобилии, и цены поднялись284.
Действительно, война, о которой мы уже говорили285, привела к тому, что голландская Бразилия оказалась в состоянии постоянного осадного положения. В июле или сентябре 1633 г. два английских капуцина, направлявшиеся в Англию, ожидали в Лисабоне оказии. Случайно они встретили шотландского солдата, который оставил службу у голландцев в Бразилии. «На протяжении восьми месяцев [рассказывал он монахам] он-де не видел ничего похожего на мясо и в конечном счете не имел пресной воды, кроме той, что доставляли из Голландии»286. Рассказы, вероятно, преувеличенные, но затруднения голландцев были реальны. Их ошибка заключалась в желании создать торговую надстройку, не овладев производством, не занимаясь колонизацией в современном смысле слова.
Неожиданной развязкой оказалось прибытие в Ресифи 23 января 1637 г. Морица Нассауского, назначенного генерал-губернатором голландской Бразилии, где он пробудет семь лет287. Человек определенно незаурядный, проникшийся живым интересом к стране, ее фауне и флоре, он явно пытался создать жизнеспособную колонию. Не случайно первый год его правления (1637 г.) был отмечен завоеванием (попытки которого безуспешно предпринимались уже не раз) крепости Сан-Жоржи-да-Мина, возведенной португальцами на гвинейском побережье в 1482 г. На следующий год настал черед португальского острова Сан-Паулу-ди-Луанда, вблизи побережья Анголы, затем острова Сан-Томе в Гвинейском заливе — острова, производившего сахар и служившего перевалочным пунктом для переправки рабов в Новый Свет. Все это было логично: голландская Бразилия была невозможна без черных невольников; с этого времени они стали поступать. Но тем временем Португалия восстала (1 декабря 1640 г.) и освободилась от испанской опеки. Возникла угроза мира: в 1641 г. было даже подписано перемирие сроком на десять лет между Португалией и Соединенными Провинциями288.
Это перемирие не будет соблюдаться на Дальнем Востоке. Напротив, в Америке настало умиротворение, так как Вест-Индская компания была только счастлива положить конец дорогостоящей войне. Мориц Нассауский, который относился к этому по-иному, использовал свои высвободившиеся силы против испанцев, переведя в Тихий океан пять своих кораблей. Они производили бесконечные опустошения на побережье Чили и Перу, но из-за отсутствия помощи вынуждены были возвратиться в Бразилию. Туда они прибыли в тот момент, когда Мориц Нассауский готовился покинуть страну, отозванный, вероятно, по требованию купцов.
С этого времени голландцы считали, что они смогут эксплуатировать Бразилию совершенно спокойно. Преемники принца, «превосходные [с точки зрения интересов] торговли, но очень плохие политики», думали только о своем обогащении, о том, чтобы обеспечить расцвет торговли, и даже продавали оружие и порох португальцам «по причине чрезмерно высокой цены, каковую они за них дают». В таких условиях скрытая война продолжалась, война на истощение, опиравшаяся на внутренние районы, на сертан (sertão) 289, и в конечном счете одолевшая в 1654 г. голландскую Бразилию. Удерживаясь в Америке, португальцы вскоре отобрали обратно большую часть утраченных было постов на африканском побережье, таких, как Сан-Томе, как Сан-Паулу-ди-Луанда. Война, официально объявленная Португалии в 1657 г., позволила голландской Вест-Индской компании наносить удары своему противнику, уничтожать, грабить корабли. Но в конце концов война войну не кормила. Два голландца, которые в декабре 1657 г. находились в Париже, довольно верно определили ситуацию на основании письма, только что полученного ими из Голландии. «Добыча с Португалии, — говорили они, — это всего полтора миллиона [ливров], что не в состоянии оплатить издержки на наше вооружение, кои нам обходятся почти в 3500 тыс. ливров» 290. Иначе говоря, война безысходная. И тогда медленно, как бы сам собой, пришел мир. Он был подписан 16 августа 1661 г. при посредничестве Карла II, нового короля Английского, который только что женился на португальской инфанте. Бразилия осталась за Португалией, которой, однако, пришлось купить это соглашение ценой открытия портов своей американской колонии для голландских кораблей, снизить цену на сетубалскую соль291 и признать завоевания, нанесшие ей ущерб в Азии. Впоследствии она выплатит военные долги поставками соли, растянутыми на несколько лет 292.
В Голландии ответственность за поражение приписывали руководству Вест-Индской компании. Имелись две Индийские компании — хорошая и плохая. «Дай бог, — писал Питер де Ла Кур в 1662 г., — чтобы Ост-Индская компания [хорошая] восприняла сей пример, пока не поздно» 293. Несчастная Компания была удержана на плаву в 1667 г. государством, но не оправилась от своих катастроф. С того времени она довольствовалась тем, что торговала между гвинейским побережьем и голландскими владениями Суринамом и Кюрасао. Кюрасао был занят в 1634 г.; Суринам уступлен англичанами в 1667 г. по условиям мира в Бреде 294 в качестве слабой компенсации за оставление Нового Амстердама, которому предстояло стать Нью-Йорком. Кюрасао сохранится как активный центр перепродажи черных невольников и прибыльной контрабандной торговли с Испанской Америкой, а Суринам благодаря своим плантациям сахарного тростника даст Голландии хорошие доходы, но будет стоить и огромных забот. Именно с двумя этими постами и продолжала свою заурядную жизнь Вест-Индская компания. Ей, мечтавшей захватить Азорские острова295 и удерживавшей значительный кусок Бразилии, пришлось разрешить частным перевозчикам действовать в своей сфере влияния в обмен на выплату возмещения.
В конечном счете стоит ли обвинять одно только руководство Компании? Винить Зеландию, которая стояла за ней так же, как за ООИК стояла Голландия? Или слишком большие амбиции, проявившиеся слишком поздно? Не заключалась ли ошибка в том, что воображали, будто Новый Свет дастся в руки так же, как те густо заселенные области, которые можно было терзать по своему усмотрению на Амбоне, на островах Банда, на Яве? Тогда как Голландии пришлось столкнуться с Европой, с Англией, которая облегчит португальцам сопротивление, с Испанской Америкой, более устойчивой, нежели можно было предположить по ее видимости. В 1699 г. один несколько недоброжелательный француз утверждал, что люди Соединенных Провинций «заметили чрезвычайные тяготы и значительные затраты, на которые пришлось пойти испанцам, дабы утвердить свою коммерцию или свое могущество в странах, кои им до того были неведомы; таким образом, они [голландцы] приняли решение делать для таких предприятий столь мало, сколько только возможно» 296. В общем, решили искать страны, чтобы их эксплуатировать, а не заселять и развивать. Не следует ли скорее думать (и это означало бы вернуться к нашей исходной позиции), что маленькая Голландия была недостаточно велика для того, чтобы проглотить разом Индийский океан, бразильские леса и оказавшийся полезным кусок Африки?