Основную массу глав «Каталога» — 268 — составляют сведения об отдельных исторических личностях, по той или иной причине введённых в число «свидетелей истины». Кроме того, 14 глав посвящены группам людей; два десятка глав описывают различные церковные мероприятия (например, Соборы) и другие события церковной истории (например, схизмы). Небольшое число глав, расположенных в основном в начале книги, посвящено отдельным «Церквам» (главным образом — не принявшим главенство Рима). Некоторые главы посвящены вообще не людям, а собственно фактам (например, забавному пророчеству — на с. 114, или привилегии — с. 211, «гражданскому праву» — с. 66), которые даже формально нельзя считать «свидетелями истины» в том понимании, которое было характерно для понятия testis в те времена. Весь текст «Каталога» насчитывает 359 глав.
Флаций особо оговаривает, что в Каталог включаются только предтечи Лютера. «Стремясь доказать, что всегда существовали семь тысяч праведников, не преклонивших колени перед римским Ваалом, я подготовил не слишком пространный каталог тех, кто ещё до блаженной памяти доктора Мартина осуждал либо папство в целом, либо отдельные его заблуждения»[317].
Далее эта мысль получает развитие: подлинная история христианства должна будет рассказать и о человеколюбии Господнем, и о Провидении, и о грешниках и еретиках, и об учителях веры, и опять-таки о семи тысячах праведников. Наконец, Флаций сообщает нам важную информацию о месте проекта «Каталога» в общей перспективе его трудов, которая больше нигде в таком чистом виде сформулирована не была: «Эта история должна, по идее, быть поистине в постоянном доступе, или, как говорит Фукидид, сокровищницей, готовая ко всем возможным надобностям применения: при обучении ли людей, в случае возникновения у них вопросов, для укрепления ли их в самых больших трудностях и опасностях. В свою очередь, при приготовлении такого труда, скорее всего, потребуется и весьма большое количество книг и (других) произведений, в том числе и неопубликованных, могущих тем или иным способом его расширить или проиллюстрировать. Затем, потребуются и несколько специалистов, которые с максимальными усилиями приложат к этой задаче свои труды, чтобы из такого множества текстов и из такого количества дерьма вымысла и ерунды (ex tanto plane stercore mendaciorum aut nugarum) <…> они прилежно выбрали бы злато и самоцветы чистой и незапятнанной истины, собрали бы его в этот преславный труд и упорядоченно расположили. Для обеих этих нужд, а именно для приобретения книг и подбора подходящих людей, будут потребны немалые суммы. Я вряд ли смогу выделить или взять её взаймы; я буду призывать тех, кому это по средствам, как я делал и ранее. Я сам займусь этим делом (да будет Иисус Христос мне в помощь); и если те, кто может и должен, поддержат сие начинание, с Божией помощью получится что-то вполне достойное»[318].
Заметную часть объектов (44), помещённых Флацием в «Каталог», составляют разного рода тексты. Главную роль среди них играют, конечно, те, которые были написаны для изобличения церковных нравов или политики Рима. Череда текстов (их около пяти десятков) открывается Св. Писанием, с которого, собственно, и начинается «Каталог свидетелей истины». Писание приводится в «Каталоге» как ориентир, точка отсчёта, как главный оплот в борьбе с папством: «Св. Писание не только по сей день сражается с Папой и его заблуждениями, отстаивающими противоположное учение, но и развёрнуто предсказывает будущий приход Антихриста, без обиняков указывая, что это будет Папа, и заранее указывает на его заблуждения»[319]. Почти сразу после указания на Писание следуют Каноны апостольские: уклоняясь от обсуждения подлинности этого текста, Флаций лишь использует его к своей выгоде — отмечает, что Каноны (наряду с трудами некоторых отцов Церкви и постановлениями Соборов) выступают против безбрачия духовенства, а также не поддерживают идеи воздержания от видов пищи (поста).
Особое любопытство вызывают художественные тексты, привлечённые Флацием в качестве «свидетелей истины». Первым из них является стихотворение, взятое из «Хронографии» Валентина Мюнцера и датируемое последним приблизительно VI в.[320] Оно представляет собой предсказание о неизбежном падении римского церковного могущества в результате ошибок, преступлений и многочисленных грехов. Первые строчки этого стихотворения в слегка изменённом виде были использованы императором Фридрихом II для того, чтобы уязвить Римскую курию. Текст стихотворения в целом не позволяет сделать даже самых приблизительных предположений относительно повода его написания; Флацию удобно считать его написанным примерно в то время, когда, как он понял, началось возвышение папства. Простое и понятное анонимное стихотворение было использовано не в качестве неопровержимого доказательства своей концепции, а для эмоционального воздействия на читателя.
В «Каталоге» отмечены не только тексты как таковые (то есть в отрыве от форм их существования), но и конкретные книги, встреченные Флацием в ходе своих поисков. Вот пример того, как «свидетелем истины» признан конкретный предмет: «В библиотеке Фульды хранится какой-то старый экземпляр басен Эзопа и подобных им, снабжённый красивыми иллюстрациями. Многие иллюстрации зло высмеивают папистских прелатов. Часто там можно увидеть волков в клобуках, собравшихся на сходку. На одной из них изображён волк с выбритой головой, одетый в монашеский куколь, который проповедует окружившим его овцам. К этой картинке приложены следующие слова: „Волк в куколе — лицемер“. Как в Евангелии: „Берегитесь лжепророков“[321]. В самой первой басне волк в куколе опирается на палку и выступает перед ослами, говоря им: „Бог свидетель, как нутром своим люблю я вас“. В другой изображается кот в головном уборе, держащий в руке епископский посох и проповедующий мышам с целью обратить в свою веру. Самая старшая землеройка отвечает ему такими словами: „Лучше уж мне умереть язычником, чем в твоих лапах христианином“; и после этого все мыши разбегаются. Видимо, тот, кто когда-то изобразил эти картины, хотел указать, что лицемерные фарисеи Антихриста обойдут все моря и сушу (как говорит Иисус[322]), чтобы найти одного последователя, который, в конце концов, в два раза больше будет заслуживать геенны огненной, нежели раньше. Он указал также, что они самые настоящие волки, совратители и пожиратели стада Господа. В каком-то из своих трудов об этих баснях упоминает Вицелий[323], называя их исключительно лютеранскими. Скорее всего, они были написаны впервые 200 или 300 лет тому назад»[324].
Во время выхода обоих изданий «Каталога свидетелей истины» работа над «Магдебургскими центуриями» велась полным ходом, и тематическая и концептуальная связь между двумя сочинениями не вызывает сомнений. В рамках этой статьи мы не рассматриваем «Центурии» подробно и не описываем богатейшую международную историографию этого сочинения. Именно «Центурии» вызвали великую межконфессиональную дискуссию, продолжавшуюся несколько десятилетий и выведшую историко-церковные дисциплины на новый, беспрецедентно высокий профессиональный уровень. Тем не менее, предпринимавшиеся вплоть до середины XVIII в. попытки лютеранских учёных создать столь же многостороннее, композиционно сложное и колоссальное по объёму сочинение не увенчались успехом. Деятельность католиков на этом поприще была успешнее даже с количественной точки зрения: достаточно упомянуть реализацию после «Церковных анналов» Ц. Барония и других колоссальных проектов — болландистских «Житий святых», изданий А. Морони и «Истории пап» Л. фон Пастора в XIX в.
Какова реальная роль «Центурий» и великих произведений католической стороны в межконфессиональной дискуссии? Многотомные сочинения XVI–XVIII вв. издавались in folio, что, очевидно, было необходимо для длительного хранения информации и быстрого его обнаружения при подготовке историко-церковных сочинений, проповедей и прочего. С функцией хранения эти сочинения справлялись прекрасно — подавляющее большинство дошедших до нас экземпляров этих книг были до великого передела книжной собственности в конце XVIII — начале XIX в. частью соборных библиотек или входили в книжные собрания иерархов церкви (часты были и переходы из одного из упомянутых состояний в другое). Бывшие оплотом мощных, фундированных, детально разработанных концепций, эти фолианты были, тем не менее, неспособны распространять своё содержание вширь, открывать новые географические горизонты, проникать в библиотеки светских лиц[325]. Человек, только начинающий интересоваться содержанием полемики и только вырабатывающий свою позицию, сначала будет знакомиться с менее объёмными сочинениями. Во многих случаях важным являются и параметры паратекста — шрифт, понятно устроенные указатели, отсутствие перегруженности информацией справочного характера, удобство пользования и транспортировки, даже вес издания и отдельных его томов.
Если мы обратимся к наследию протестантской историографии в период от «Центурий» до Французской революции, то мы увидим, что в ту эпоху, когда католический лагерь продолжает фиксировать победу на рынке фолиантов, их оппоненты успешно «удерживают фронт» посредством публикации менее объёмных сочинений. Лучшие из протестантских историко-церковных сочинений на этом этапе имели не меньшее воздействие на аудиторию, нежели крупные работы предшествующей эпохи. Рассмотрим функциональные особенности лютеранской литературы XVII–XVIII вв. на примере наиболее значимых произведений Г. Арнольда и И. Л. Мосхайма.