[588], в глазах пресвитериан Господь как истинный глава Церкви начал вытеснять светскую правительницу как формальную ее главу, которую стало возможно подвергать критике и даже угрожать ей наказанием свыше за следование неверным курсом. Аргументы пресвитериан в защиту свободы высказываний в парламенте неизбежно отсылали к их политическому учению о допустимости неповиновения магистратам, навязывавшим подданным противозаконные и губительные для христианских душ установления. Это не могло не сказаться на отношении Елизаветы, как к ораторам-радикалам, так и к самому принципу свободы слова. (Именно поэтому в 1590-х гг., после разгрома пресвитерианского движения, пуританский дискурс в палате общин постепенно уступил место привычной и менее провокативной лексике общего блага и профессиональному юридическому языку).
Наконец, чрезвычайно важным с точки зрения развития парламентской политической культуры представляется совершившаяся в ходе дебатов эволюция представлений об истоках свободы слова, которую стали рассматривать не как милость государя, дарованную депутатам, а как фундаментальное право подданных английской короны, проистекающее из универсального божественного закона.
Английская реформация: документы и материалы. / Под ред. Ю. М. Сапрыкина. М., 1990.С 69–79. [Angliyskaya reformatsiya: dokumenty i materialy. / Pod red. YU. M. Saprykina. M., 1990.S 69–79.]
Дмитриева О. В. «Верноподданный смутьян»: к вопросу о самосознании елизаветинского государственного деятеля // Феномены истории: К 70-летию В. Л. Керова. М., 1996.С 97–105. [Dmitriyeva O. V. «Vernopoddannyy smut’yan»: k voprosu o samosoznanii yelizavetinskogo gosudarstvennogo deyatelya // Fenomeny istorii: K 70-letiyu V. L. Kerova. M., 1996.S 97–105.]
Речь против Гая Верреса. «О казнях». LXIII, 163// Марк Туллий Цицерон. Речи. В 2 т. Т. I. М., 1993. [Rech’ protiv Gaya Verresa. «O kaznyakh». LXIII, 163 // Mark Tulliy Tsitseron. Rechi. V 2 t. T. I. M., 1993.]
Brook V. J. K. Whitgift and the English Church. L., 1957.
Calendar of the State Papers. Venetian series. L., 1890. Vol. VII. 1558–1580.
Collinson P. John Field and Elizabethan Puritanism // Elizabethan Government and Society / Ed. by Bindoff S. T., Hurstfield J., Williams C. H. L., 1961.
Idem. The Elizabethan Puritan Movement. L., 1967.
D’Ewes S. The Journals of All the Parliaments during the Reign of Queen Elizabeth, both of the House of Lords and House of Commons. L., 1682.
Dawley P. M. John Whitgift and the English Reformation. N. Y., 1954.
Guy J. The Elizabethan Establishment and the Ecclesiastical Polity // The Reign of Elizabeth I: Court and Culture in the Last Decade / Ed. by J. Guy. Cambridge, 1995.P 126–149.
Mc Laren A. N. Political Culture in the Reign of Elizabeth I. Queen and Commonwealth 1558–1585. Cambridge, 1999.
Neale J. E. Elizabeth I and her Parliaments. 2 vols. L., 1953, 1957.
Idem. Elizabeth I and Her Parliaments. Vol. II. 1584–1601.
Paule G. The Life of… John Whitgift, the Most Reverend and Religious Prelate. L., 1612.
Pearson A. F. S. Thomas Cartwright and Elizabethan Puritanism 1535–1603. Gloucester. 1966.
Proceedings in the Parliaments of Elizabeth I. Vol. I–III. 1593–1601 / Ed by T. E. Hartley. L.; N. Y., 1981–1995.
Strype J. The Life and Acts of John Whitgift. 3 vols. Oxford, 1822.
The Marprelate Tracts. 1588, 1589 / Ed. by W. Pierce. 1911.
Usher R. The Rise and Fall of the High Commission. Oxford, 1913.
Л. А. ПименоваПротестант на службе у христианнейшего короля: казус Жака Неккера
В последние десятилетия историки стали обращать внимание на роль конфессионального фактора в политике государств раннего Нового времени. Еще в 1992 г. Жак-Клод Перро отметил влияние католической теологии на экономическую мысль[589]. Впоследствии эта проблема была поставлена в изданном в 2015 г. коллективном труде «Налогообложение и религия в католической Европе: идеи, языки и практики (XIV–XIX вв.)»[590]. Как показали в своих исследованиях участники проекта, одной из важнейших проблем, встававших при выработке налоговой политики и налоговых реформ, была необходимость сочетать фискальные потребности государства с жившей в сознании самих правителей и их подданных идеей справедливости.
По справедливому утверждению автора одной из статей Кристины Лебо, реформатору необходимо не только сделать выбор в пользу того или иного решения, но и оправдать его, так как успешное введение нового налога предполагает согласие подданных платить. И Лебо поставила вопрос о том, проявлялись ли на этих уровнях — выбора, оправдания и согласия — какие-либо конфессиональные особенности. Изучая налоговую политику монархии Габсбургов и полемику вокруг нее, исследовательница обнаружила целый ряд примеров обращения к каноническому наследию католической Церкви как в теории, так и на практике, причем история этого обращения прошла ряд этапов[591]. В XVII в. идея общего блага в традиционной, схоластической трактовке широко использовалась для оправдания чрезвычайных налогов, взимаемых на войны с турками, с Людовиком XIV и на подавление восстаний в Венгрии. В дискуссиях о принципах налогообложения, развернувшихся на рубеже XVII–XVIII вв. (речь шла о том, чему следует отдать предпочтение: подушной подати, акцизам или налогу на имущество), существующая налоговая система критиковалась как несправедливая, выгодная исключительно земельной аристократии и постоянно звучала тема «справедливого налога». Австрийские камера-листы этого времени стремились привнести в налогообложение идею справедливости, помогающую обеспечить согласие подданных платить налоги. Впоследствии, в начале XVIII в. в официальном дискурсе, отраженном в текстах публикуемых фискальных эдиктов, эта идея отошла на второй план. Министры XVIII в. рассуждали главным образом в категориях доходов, эффективности налогообложения и преданности правящему дому. О справедливости (о том, что справедливо брать с богатых больше налогов, чем с бедных) продолжали рассуждать авторы трактатов, у которых экономический дискурс опирался на христианскую традицию. Однако вскоре исчезнувшее, было, понятие справедливости вернулось в тексты эдиктов, где образ императора — справедливого судьи — служил мирному, не угрожавшему сотрясением социальной структуры реформированию системы налогообложения. По словам Лебо, в австрийских фискальных эдиктах идея справедливости появилась раньше, чем в аналогичных французских документах.
Сама идея, что справедливо взимать налоги в соответствии с возможностями, т. е. с богатством каждого, содержалась уже в «Шести книгах о государстве» Жана Бодена[592]. Во французских налоговых эдиктах она появляется с введением двадцатины в середине XVIII в. В майском эдикте 1749 г. говорилось: «Мы предпочли этот налог всем иным способам, коими мы могли бы воспользоваться, рассудив, что он является самым справедливым и самым равным, ибо распространяется на всех и каждого из наших подданных пропорционально их имуществу и возможностям»[593]. Понятие справедливости связывалось, таким образом, с равенством в распределении налогового бремени среди подданных короля. То, что на практике введение двадцатины не привело к равенству в налогообложении, — другой вопрос. Но важно, что такая задача была поставлена. А во второй половине XVIII в. проблема налогового равенства неизменно вставала в ходе попыток реформировать фискальную систему.
Необходимость финансовых и налоговых реформ диктовалась постоянной нехваткой средств и огромным дефицитом, образовавшимся за годы Семилетней войны. Подсчеты глав финансового ведомства, как правило, свидетельствовали об огромных размерах дефицита и государственного долга (см. таблицу).
1 Mémoire présenté au Roi, vers la fin de l’année 1770, par M. l’abbé Terray // Collection de comptes-rendus, pièces authentiques, états et tableaux, concernant les finances de France depuis 1758 jusqu’en 1787 / par Mathon de la Cour. 2nd éd. A Lausanne, 1788.Р 57.
2 Etat des revenus et des dépenses de l’Etat, pour l’année 1775 // Ibid.P 140, 163.
3 Compte rendu par M. Necker, pour l’année 1781 // Ibid.P 180.
4 Ibid.P 183.
За годы царствования Людовика XVI на посту главы финансового ведомства сменились одиннадцать человек. В этой статье, помимо ее главного героя, для выявления особенностей его деятельности сравнительным путем речь пойдет также о двух его предшественниках, отличившихся на реформаторском поприще. Мы посмотрим, кто из них какие именно преобразования проводил и как их аргументировал, и попытаемся выявить конфессиональную составляющую в дискурсе и в практике управления.
Последним генеральным контролером финансов Людовика XV, сохранявшим свой пост в самом начале правления его внука был аббат Жозеф-Мари Терре (1715–1778). Он происходил из семьи с крестьянскими корнями, постепенно и неуклонно поднимавшейся со ступеньки на ступеньку социальной лестницы и, наконец, аноблированной в начале XVIII в.[594]
Аббат Терре возглавил генеральный контроль финансов в декабре 1769 г., когда королевские финансы еще не оправились от последствий Семилетней войны. Поначалу принимаемые им меры — займы, экономия, временный мораторий на уплату государственных долгов (воспринятый многими современниками как завуалированное банкротство) — представляли собой попытки любыми способами залатать дыры в бюджете. Терре стал первым из генеральных контролеров, кто прибег к займам у иностранных банкиров. Затем он пошел дальше и предпринял реформы, нацеленные не только на извлечение дополнительных доходов, но и на модернизацию финансовой системы: упразднил ряд должностей финансовых интендантов, создал должности хранителей ипотек, конвертировал тонтины в пожизненные ренты, ввел налог на прибыль генеральных откупщиков и сделал двадцатину постоянным налогом. Он собирался заменить королевскую барщину денежным налогом (что впоследствии сделал Тюрго)