. Автор трактата получил классическое образование в Кембридже и всю свою жизнь был школьным наставником — сначала в Халле, потом в Глостере.
Обсуждая в конце книги произведения, которые нельзя обойти при знакомстве с поэзией, он обращается к «Потерянному раю» и дает развернутое объяснение того, почему он не рекомендует это сочинение для прочтения тем, кто занимается самообразованием. Хотя «по возвышенному полету фантазии с Мильтоном может сравниться разве что Гомер»[675], его поэма имеет «существенные изъяны, связанные с ошибками разума»[676]. В качестве основной ошибки Кларк называет то, что все произведение построено на «абсурдной», с его точки зрения, идее о бунте ангелов против Бога, имевшем своей целью низложить Его. Подобная идея, по его мнению, «не могла возникнуть в мыслях ни одного сотворенного существа, особенно обладающего столь глубоким знанием, каким, согласно поэме, обладали падшие ангелы»[677].
Вторым крупным недостатком поэмы Кларк считает то, что в ней слишком обильно представлены «богохульные речи» падших ангелов; мало того, если они и вызывают ужас у благочестивых душ, то лишь благодаря этому благочестию, а не в силу того, что поэт использовал свое мастерство, чтобы вызвать у читателей отвращение к этим зловещим персонажам.
Третьей ошибкой является, согласно Кларку, попытка описать сражение ангелов, которые, по общепринятому представлению, нематериальны; даже облекаясь в видимость тела, они не могут быть ранены, поэтому присутствие мечей, копий, щитов в сражении совершенно лишено смысла. Вспоминая Гомера, который описывает сражающихся богов в «Илиаде», Кларк замечает, что Гомер, будучи «атеистом»[678], сам не верил в их реальность.
Также «непростительной дерзостью»[679] кажется Джону Кларку то, что Мильтон включил в поэму длинные речи Бога и Сына, в то время как поэт, будучи смертным, может писать только о своих смертных сородичах.
Как можно видеть, Джон Кларк, в полном соответствии со своим заявлением об «ошибках разума», критикует Мильтона с рационально-философских позиций, обойдя молчанием, например, тот факт, что история о бунте ангелов не придумана поэтом, а укоренена глубоко в христианской традиции.
В 1732 г. вышло новое издание «Потерянного рая»[680], подготовленное Ричардом Бентли (1662–1742). В отличие от Джона Кларка и Даниэля Дефо Бентли был заметной фигурой в ученом мире — специалист по древним языкам и античной литературе, теолог, литературный критик, глава Тринити-колледжа (с членами которого у него возник долгий конфликт). Он удостоился в последующие века почетного титула «родоначальника исторического метода в филологии». Ему также выпала честь прочитать первую «лекцию Бойля»[681] в 1692 г. и успех лекции оказался столь велик, что его пригласили выступить в этом качестве еще раз, два года спустя.
Целью Бентли при издании «Потерянного рая» было оградить доброе имя Мильтона от нападок, но его работа произвела сенсацию и стала объектом резкой критики. Ричард Бентли подошел к поэме так, как будто имел дело с античным источником, прошедшим через руки множества редакторов и переписчиков, и предложил — вполне в традиции своего времени — огромное количество эмендаций, которые должны были, по его мнению, вернуть тексту его первоначальный вид и смысл.
В предисловии он пишет о том, что Мильтон работал над «Потерянным раем», будучи слепым, и из-за этого не мог проконтролировать работу секретаря, которому он диктовал поэму, наборщика и издателя. Соответственно, Бентли выделяет в тексте три «пласта» искажений: ошибки секретаря, не расслышавшего слово или неверно его записавшего, ошибки наборщика, не разобравшего дурной почерк мильтоновского помощника, и изменения «в стиле глупых басен», намеренно внесенные недобросовестным издателем на потребу публике. Отдельные огрехи Бентли готов приписать и самому Мильтону, который в период создания поэмы был «беден, одинок, слеп и гоним властями»[682]. Бентли завершает рассуждения подлинным панегириком поэту: «Но меня изумляет не столько поэма (хотя и достойная всяческого восхищения), сколько то, что ее автор смог настолько отрешиться от своих бедствий, что создал ее… и я счел бы это особым его достижением, если бы опыт других людей не научил меня, что человеческая душа обладает силой, которая, будучи поддержана целомудрием и conscia virtus[683], позволяет ей отбросить все тяготы и предаться, в своей целостности, спокойно и радостно, собственным забавам».
Далее следует текст поэмы, который Бентли комментирует, предлагая свои варианты едва ли ни к каждой десятой строке.
Иногда исправления рождаются из его собственного неправильного прочтения текста, например строку 220-ю 2-й книги («This horror grow mild, this darkness light»), он объявляет искаженной, на том основании, что «тьма не может стать светом»[684], не учитывая, что у слова light есть и другое значение, «легкий», которое, по-видимому, и имел в виду Мильтон. Во многих местах Бентли предлагает свои варианты строк, чтобы придать большую гладкость стиху, в других — исправляет стилистически «низкие» по его мнению слова на более «высокие». Например, о строках 197–201 из 1-й книги, где Мильтон сравнивает Сатану с морским чудовищем, «whom the Fables name of monstrous size Titanian, or Earth-born, that warr’d on Jove, Briareos or Typhon, whom the Den by ancient Tarsus held», Бентли пишет, комментируя этот пассаж: «Я не желаю верить, что эти четыре строчки <…> принадлежат Мильтону <…> Зачем нужны здесь эти чудовища из сказок, вульгарные и известные даже глупому школьнику, которые удлиняют фразу и запутывают смысл?»[685]
С такой же невозмутимостью Бентли изменяет богословское содержание мильтоновского текста, если оно его по каким-то причинам не устраивает. Он оставляет без внимания спорные «социнианские» пассажи в 3-ей (строки 383–384) и 5-й книгах (строки 603–606), зато предлагает заменить в строках 298–299 из 3-й книги («So Heav’nly love shall outdoo Hellish hate / Giving to death, and dying to redeeme») giving to death на living to teach, поскольку иначе первая и вторая часть фразы значат одно и то же, а «буквы в словах настолько похожи, что это, особенно при плохом почерке, могло ввести в заблуждение наборщика»[686]. Комментируя строку 299 4-й книги («For contemplation hee and valour formd / For softness shee and sweet attractive Grace / Hee for God only, shee for God in him»), описывающую Адама и Еву, Бентли заявляет: «Позорная ошибка, вкравшаяся во все издания». Автор имел в виду «Hee for God only, shee for God and him»[687].
Количество подобных примеров можно увеличить вдвое и втрое.
Издание Ричарда Бентли вызвало скандал, и ответом на него стали публикации комментариев к «Потерянному раю» отца и сына Ричардсонов[688], а также нового комментированного издания «Потерянного рая», подготовленного ученым-библеистом, будущим деканом собора св. Павла в Лондоне Томасом Ньютоном.
Джонатан Ричардсон-старший, автор обширного вступления к книге, нигде не упоминает Бентли в качестве своего оппонента, но тот факт, что, излагая биографию Мильтона, он уделяет внимание, в частности, материальному положению поэта в последние годы, людям, окружавшим его в этот период, и личным качествам первых издателей «Потерянного рая», ясно указывает, что одной из его целей являлось опровержение изначальных посылок, из которых исходил Бентли.
Однако содержание вступления, включающего обширные цитаты из жизнеописания Мильтона, составленного Толандом, и прозаических трактатов, существенно шире, чем просто дискуссия по поводу деталей биографии поэта.
Ричардсон-старший начинает свое сочинение словами: «Если бы я смог дать более верное и более справедливое представление о Мильтоне и о „Потерянном рае“, чем наша публика имела до сих пор, я уверен, оно было бы принято всеми честными и проницательными людьми, независимо от того, к какой партии они принадлежат»[689].
Тем не менее, образ Мильтона, который он рисует, едва ли устроил бы всех. Он представляет Мильтона как некоего «христианина вообще и протестанта в целом», не принадлежащего ни к какой деноминации, следующего Священному Писанию «в его собственной интепретации», не интересовавшегося внешней стороной религии, но при этом отмечает, что «он всегда был диссентером в нашей церкви — такой, какой она утверждена законом»[690].
Ричардсон упоминает о том, что некоторые обвиняют Мильтона в арианстве, но возражает на это, что, во-первых, якобы «арианские» пассажи можно истолковать самым ортодоксальным образом; во-вторых, «многие благочестивые и ученые богословы»[691] одобрили поэму; и, наконец, в-третьих, сам Мильтон писал о «троичном божестве» в трактате «Of Reformation». Имен «благочестивых и ученых богословов» он не называет, поэтому неясно, кого он имел в виду.
Комментарии Ричардсонов представляют собой, с одной стороны, полемику с Бентли, с другой — апологетику ортодоксальности и искренней веры Мильтона. В большинстве «спорных моментов», таких как строки 603–606 из 5-й книги, они ставят отсылки к Священному Писанию. Во многих случаях они неявно оспаривают предложенные Бентли эмендации, как, например, в комментарии к строке 299 4-й книги, в которой они (справедливо) видят аллюзию на I Послание к Коринфянам (I Кор. 11:7–9). Не обходят они вниманием и столь многими осуждаемую излишнюю «материальность» Мильтона в описании духовных сущностей и явлений. В комментарии на строки 574–576 из 5-й книги, которыми архангел Рафаил отвечает на просьбу Адама рассказать ему о сотворении мира и войне в Небесах («