– Игорь… Фон Корф поднимает эскадру, я иду следом за этими умниками. Если что, сковырнем их с орбиты к чертям. Это несложно, справится любой эсминец. Но первыми бить нельзя. Так что…
– Я вас понял, – Устинов резко кивнул. – На планете контроль за мной. У нас есть, чем их встретить.
Борт фрегата «Вояджер»Пять часов спустя
Следователь контрразведки Перссон был удивлен. Согласно его расчетам, фрегат, выделенный ему в качестве личного транспорта и как показатель важности предстоящей миссии, должен был прибыть на орбиту планеты еще час назад, однако, если верить показаниям выведенного в пассажирскую каюту терминала, в дрейф пока ложиться не торопился. Более того, корабль затормозил и теперь еле плелся, что вызывало определенное удивление. Выждав приличествующую делу паузу, единственный пассажир фрегата решил прояснить ситуацию лично. Оставалось лишь встать и пойти, благо до рубки было шагов десять, не более.
В рубке было тесно. Не крейсер, однако, и даже не эсминец. Командир, он же пилот, штурман – и все, для третьего места уже не было предусмотрено. Тесней разве что на корветах, но на тех Перссона лететь не уговорили бы ни за какие коврижки. Тесные помещения на этих крохах могли и у здорового вроде бы человека вызвать острый приступ клаустрофобии. Впрочем, надо отдать должное начальству, оно и не пыталось подсунуть ему этот «гроб на троих», сразу выделив приличный корабль. Хотя, как подозревал контрразведчик, если бы он заартачился, то и эсминец бы получил.
– Ну, что так долго? Я уже вещи все уложил, – весело поинтересовался он, аккуратно прикрыв за собой дверь. Точнее, что-то напоминающее люк – на размерах здесь экономили буквально во всем, что создавало определенные неудобства.
– А, это вы, Элиас, – обернулся к нему командир фрегата. По его бледному лицу и невзрачным полевым погонам капитана третьего ранга (в разведке и контрразведке люди или быстро гибнут, или столь же быстро растут, вот и этому всего двадцать семь, а уже в серьезных чинах) плыли бледные голубые пятна – отсветы экранов, которыми здесь было утыкано буквально все. Перссон поймал себя на мысли, что немного завидует уральцам – как-то ему приходилось бывать на фрегате, построенном на их верфях, и пространства там наблюдалось заметно больше. – Да вот, взгляните сами.
Перссон не был профессиональным космолетчиком, но даже ему стало ясно, что ситуация отнюдь не радужная. Такую толчею кораблей, как возле Урала, нечасто можно увидеть даже вокруг более развитых планет. И корабли, что характерно, сплошь боевые. Одних крейсеров не менее десятка.
– Нам выделили коридор, по которому идти можно разве что ползком.
– И вы…
– Я еще жить хочу. Назад взгляните.
Увиденное заставило Перссона охнуть. Такой громадины он еще в жизни не видел. Смоделированное компьютером изображение позволило рассмотреть уральский звездолет во всех подробностях. Хищно-красивый, ощетинившийся стволами орудий великан мог бы, пожалуй, смести их фрегат одним выстрелом. Командир «Вояджера» печально усмехнулся:
– Нас здесь уважают. И, если что-то пойдет не так, уничтожат. Намекнули недвусмысленно.
– Что сказали? – Перссон начал медленно закипать.
– Ничего. Ни единого слова. Но нас постоянно облучают артиллерийскими радарами два-три корабля. Умный поймет.
– Параноики, – скрипнул зубами следователь.
– Учитывая, что их только с начала войны пытались завоевать дважды, это вполне логично. Ладно, сэр, вернитесь в каюту – я начинаю маневр парковки.
На планету Перссон попал только к вечеру. Вначале мучительно долго ложились на орбиту, потом ожидали таможенников. Перссон попытался возмутиться – все же он офицер и прибыл не частным порядком… И что? Да ничего! Его банально проигнорировали, с редкостным безразличием относясь к предписаниям и регалиям. Есть правила внутреннего распорядка – и все тут, хоть тресни! Уральцы были в своем праве, благо Конституция планеты это позволяла, и оставалось лишь скрипеть зубами и ждать.
Нет, можно было, конечно, плюнуть на все, взять бот и пойти на посадку. А то и сам фрегат посадить, благо для атмосферных маневров он хорошо приспособлен. Можно – и что дальше? Перссон отлично понимал: в этом случае его машину расстреляют в верхних слоях атмосферы, а потом заявят, что ввиду небезопасного маневра приняли ее за контрабандиста или диверсанта. И все, никто им слова не скажет! Провинциалы лишь кажутся наивными, а на самом деле, порой ума и хитрости у них поболе, чем у привыкших к определенным правилам игры столичных акул. Эти самые провинциалы держатся друг за друга мертвой хваткой. Случись нужда, они банально плюнут на все правила и размажут ничего не подозревающего тяжеловеса хоть от политики, хоть от бизнеса, хоть от мафии… Да кого угодно размажут, тонким слоем по ковру, ибо столица далеко, а они здесь, рядом.
Но все же терпение и труд, как говорят русские, все перетрут. Дождался своего часа и Перссон. Небольшой таможенный бот пришвартовался к борту фрегата, и таможенный офицер соизволил наконец оформить им документы. Возился часа три, облазил, демонстративно воротя нос, трюмы, дотошно проверил каждую бумажку и, наконец, дал добро на посадку. Учитывая, сколько все это заняло времени, к тому моменту над столицей Урала давно уже властвовала ночь, так что высаживаться успевшему перекипеть и успокоиться Перссону пришлось уже утром.
На планете его тоже встретили тепло. Хорошо так встретили. Четверо лбов, каждый из которых был на две головы выше следователя, ждали его у трапа и сопровождали далее везде. И отослать этот конвой не получалось ни под каким видом – силы планетарной обороны напрямую структурам Конфедерации не подчинялись, так что для подчиненных маршала Устинова требования заезжего чиновника в погонах были пустым звуком. Впрочем, убедившись в этом, далее Перссон протестовать не пытался. Они ему, по большому счету, не мешали, положение дел он уяснил, и все, что ему оставалось, это нанести один-единственный визит. Чем он, собственно, вечером и занялся.
Планета УралГостиница Малахит. Вечер
Президентский номер не поражал роскошью, скорее уж функциональностью и удобством. Никаких бронзовых ванн, позолоты и ковров с ворсом по колено. Все скромно, аккуратно и… дорого. Класс лучшего номера в лучшей гостинице планеты зашкаливал, но контр-адмирал Александров, занимающий его все последние дни, совершенно не комплексовал. Живи, пока живется – и будь, что будет. Тем более, его проживание здесь и сейчас оплачивалось правительством Урала.
Следователя, шведа по национальности, сложно было обвинить в симпатиях к Александрову. Скорее, наоборот. Почему? Да генетическая память, наверное. Вот как Петр Первый их нагнул – с тех пор и помнят.
Александров об этом прекрасно знал и не собирался корчить из себя раскаявшегося грешника. Тем более, виноватым себя не считал. Когда следователь вошел в его импровизированную берлогу, адмирал валялся на кровати. Очень удобной кровати, пяти-спальной. Очень удобно на случай, если заезжий гость решит поразвлечься. Учитывая, что такой номер предполагает соответствующей толщины кошелек, развлекаться гость наверняка будет с размахом и фантазией.
Увы, сейчас кровать использовалась далеко не во всю свою потенциальную мощь. На ней валялся, точнее, полусидел, всего один человек – сам Александров. Устроился поудобнее, облокотившись на гору подушек, и неспешно перебирал струны гитары, выдавая чуть грустную, но в то же время очень нравящуюся ему мелодию. Не в последнюю очередь, кстати, благодаря простоте и легкости, с которой ее можно было сыграть – гитаристом Александров был аховым. А вот голос имел вполне ничего, и сейчас мурлыкал себе под нос с нескрываемым удовольствием:
Что мне с вами делить,
Господа офицеры!
Я уйду без проклятий –
И без вашей вины.
Южный Крест догорит,
И безумным примером
Вы сгорите в объятьях
Гражданской войны.
Я легенды о вас
Собирал понемногу
На краю Ойкумены –
Средь увядшей весны.
И да здравствует вальс!
Просто… завтра в дорогу:
Нам стоять у барьера
Нелепой войны8.
Внимания на вошедшего он не обращал, вполне уверенный, что раз уж результат известен заранее, то нечего и напрягаться. Впрочем, следователь это, видимо, тоже понимал, а потому не стал прерывать музицирование и, прислонившись к дверному косяку, так и стоял, внимательно слушая. И лишь когда песня закончилась, поинтересовался:
– Это откуда?
– Не знаю, – честно ответил Александров. – Очень старая песня, как бы еще не на Земле написанная. Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь.
Сам он, что характерно, не стал даже пытаться изменить позу. На это у него имелась железобетонная причина – нога его третий час пребывала в мобильном регенераторе, и, хотя процедура уже почти закончилась, адмирал пока что формально числился больным. Как раз до момента, когда придут доктора и аккуратно снимут эту надоевшую уже бандуру до завтра. И еще пару дней так будет, лучевое поражение тканей – штука неприятная, за раз не лечится.
Следователь расклады отлично видел и спорить не стал. Просто пододвинул стул и сел. Выложил на стол планшет зубодробительной стоимости, а потом, очень аккуратно, поставил рядом с ним небольшой кубик из темного металла. Надавил на верхнюю грань – и тут же у Александрова заныли на мгновение зубы. Следователь довольно улыбнулся:
– Ну вот, теперь нас никто не услышит. Разрешите представиться. Элиас Перссон, контрразведка флота. Вы можете не называть свое имя и регалии, с кем имею дело, я и без того знаю.
А звание не назвал – то ли не счел нужным, то ли не особенно оно высокое. Какого-нибудь лейтенанта я и послать могу, подумал Александров и, пожав плечами, ответил:
– Не могу сказать, что рад знакомству.