к и не смогли сделать десантники, в считанные минуты обеспечила артиллерия штурмового корабля.
Вассерман очень рисковал, входя на «Петре Великом» в плотные слои атмосферы. Корабль не мог совершить посадку даже теоретически, развалился бы под собственным весом. Даже обычное снижение занимало чрезмерно много времени, и сложно было представить ситуацию, когда этот маневр потребуется. И вот, в первом же походе!.. Однако его командира не зря считали гением математики. За какие-то минуты Вассерман сумел подобрать траекторию, обеспечивающую быстрое снижение при приемлемых нагрузках, и теперь штурмовой дредноут неспешно давил очаги сопротивления нигерийцев.
Те, правда, тоже не остались в долгу. Среди вжавшихся в землю, полностью деморализованных солдат нашлись те, которые попытались дотянуться до врага, но ПЗРК, смертельно опасные для ботов, не в состоянии были причинить ущерб линейному кораблю. Разгром вышел полный и быстрый, и десантники пока что не развивали успех лишь потому, что и сами боялись лишний раз шевельнуться, впечатленные огневой мощью гиганта. Впрочем, это ненадолго – свирепо рыча, взводные уже где словом, а где и пинками, поднимали своих подчиненных, а значит, через несколько минут все будет кончено.
Вассерман с группой поддержки из пары десятков вооруженных до зубов космонавтов высадились, используя танкодесантный лифт. Когда дредноут строили, конструкторы рассчитывали, что с его помощью можно будет высаживать технику без использования промежуточного звена в виде ботов. Не везде, конечно, только на планеты с малым тяготением, вроде земной Луны. Потребуется такая возможность или нет, Вассерман предсказать не брался, но высадить группу людей с километровой высоты удерживаемая силовым полем броневая плита оказалась вполне способна.
Кстати, открывшаяся Вассерману картина даже немного подняла ему настроение. Во всяком случае, видом той, из-за которой ему пришлось извращаться с атмосферными маневрами. В грязном камуфляже, с чумазым, в потеках пота и запекшейся крови из рассеченного лба, лицом, да вдобавок с архаичного вида автоматом, госпожа Коломиец уже не производила впечатления жеманной великосветской дуры, как раньше. Взрослеет девочка… Впрочем, на войне все быстро взрослеют. И, кстати, автомат держала вполне сноровисто – видать, не все еще потеряно для этого поколения.
Помимо нее здесь, на крыше невысокого здания, где укрепились уральцы, находилось еще несколько человек. На ногах, правда, из всех обороняющихся держались только четверо, все с легкими ранениями. Остальные лежали, один замотанный бинтами так, что только нос и виден, но вообще перевязочных материалов не жалели. И тут же сидел и сверлил уральцев злобным взглядом диктатор этой никчемной планеты. Урод черномазый, заваривший всю эту кашу. Судя по всему, он был очень недоволен, и его можно было понять: до тех пор, пока война не закончится и Урал будет находиться в автономном плавании, о толерантности можно забыть. Вздернут, как есть вздернут…
Вассерман еще раз посмотрел на тех, кто держал здесь оборону. Усталые, грязные – но какой огонь в глазах! Нет, молодежь не стоит пока списывать со счетов. Ради такого будущего можно жить и бороться. И видно, что, случись нужда, эти четверо наплюют на усталость и вновь пойдут в бой. Двое мужиков, две девчонки… Причем лицо второй, аккуратно, почти нежно держащей на коленях потертый снайперский лучемет, тоже кажется смутно знакомым. Интересно, откуда? Память упорно отказывалась дать пояснения, но это было и неважно. Вассерман, чтобы не показать удовлетворенности картиной, сделал свирепое лицо и рявкнул:
– Ну и что здесь творится? Как это понимать? Докладывайте!
То же местоТо же время
Евгения Камова всегда считала себя посредственным аналитиком. При этом слово «посредственный» можно считать похвалой, те, кто ее учил, серьезных задатков к такого рода деятельности вообще не видели. В упор. А главное, Евгения, будучи далеко не дурой, сама прекрасно все это осознавала. Именно поэтому, несмотря на имеющиеся у нее, как и у каждого нормального человека, амбиции, она беспрекословно подчинилась в свое время Николаевой. Да, было немного обидно, тем более, у истоков процесса она стояла лично, вот только раз уж Ирину назначили командовать, пришлось выполнять требования субординации. Дисциплина – наше все! А с другой стороны, и риск меньше, проигрыш сшибет с пьедестала лишь подругу-начальницу, Евгению же максимум заденет краешком.
Николаева не лопухнулась и умчалась на Урал, за своей долей почестей и славы. Камова же осталась – ее не обделили наградами, однако вечно находиться в тени своей более успешной соратницы… Нет уж, увольте. И потом, кем она станет там? Каким-нибудь офицером по связям с общественностью? Здесь же, в колонии, она величина, причем немалая. И потом, на этой планете имелась возможность собрать колоссальный материал по теории и практике ведения допроса. Тот самый практический материал, который пойдет в уже наполовину написанную диссертацию, которую сразу же пометят грифом «совершенно секретно» и закроют для всех, кроме узкого круга лиц, имеющих серьезные допуски. А главное, все это подготовить можно не мараясь – Евгения, хоть и тщательно скрывала данное обстоятельство, была элементарно брезглива.
И вот, сама того не желая, оказалась она в самом центре войны. И не просто наблюдателем, а с лучеметом в руках бегая по вражеским тылам. К подобного рода тренировкам Евгения относилась крайне отрицательно, однако так получилось, что она помнила, как погиб ее отец и по каким причинам. Не сама, естественно, по рассказам матери. И потому ни на минуту не сомневалась, что отец, будь он жив, поступил бы точно так же.
И вот, победа! Они смогли-таки пробиться на крышу торгового центра, где и засели, паля во все стороны, благо успели наложить лапу на арсенал уничтоженной банды. Технически и вовсе имели шансы отсидеться незамеченными, воды запасти успели, еды из какого-то разгромленного, но еще не разграбленного до конца магазина тоже приволокли. Были шансы, были, главное сидеть тихонько и не отсвечивать, однако не повезло. На них вышла какая-то воинская часть и, не долго думая, устроила осаду по всем правилам. Обычные бандиты ушли бы, но тут, видать, командир упертый попался. А самое обидное, сколько Евгения не пыталась его обнаружить, получить результат не смогла. И никакой снайперский прицел ни помог, уж больно ловко прятался гад. Но, тем не менее, они добились паритета. Враг залег, изредка постреливая, но идти на штурм не пытался, впечатленный потерями. Вот только раненые, из которых один, Кольм, находился уже на грани вечного покоя, не давали обрадоваться раскладам.
Да уж, влип герой Нового Амстердама. Две пули: одна разворотила легкое, вторая совсем чуть-чуть разминулась с сердцем. Другой бы помер давно, а этот все еще дышит. Видать, много сил вложили в него боги, для непростой судьбы готовили. И ведь не помочь ничем, спасти мальчишку можно разве что в регенераторе, а его почему-то не видно. И то, что Татьяна от парня не отходит, когда не стреляет, конечно, ничего уже не меняет.
Жаль парня, если честно. Хотя Евгения его изначально малость недолюбливала – за чересчур высокое самомнение, напускную невозмутимость и свойственную многим пилотам дурацкую привычку делать быстрее, чем думать – она не могла не признать: без него ей бы Таньку не вытащить. Храбрый парень и умелый. Не повезло только. И ему, и Татьяне…
А потом разверзлись небеса и появились десантные боты. И сразу заорала матом единственная уцелевшая рация. Матом потому, что не у всех десантников получалось все и сразу – кто-то споткнулся, кто-то не сразу подстрелил юркого нигерийца… И, естественно, Коломиец тут же связалась с командующим десантом офицером, получила обещание помощи, и… ничего не произошло. Стрельба по всему городу поднялась, несколько ботов на глазах у них сбили, а вот помощи как не было, так и нет. Не могли пробиться. Да и пробились бы – какая разница? Раненых все равно не эвакуируешь.
И тогда небеса вновь… Нет, они не разверзлись, а раздвинулись, пропуская нечто огромное и жуткое. Такое, что кто-то охнул и спросил:
– Это что еще за летающий умывальник?
Ему тут же объяснили, что это не умывальник, а, скорее, наоборот. То, что одним видом своим врагов заставляет бежать в известное место, то самое, куда царь пешком ходит. И главное сейчас, чтобы это чудовище не рухнуло вдруг. Иначе превратится столица Великой Нигерии в шикарную братскую могилу, потому как реактор взорвется обязательно. Или же, спасая корабль, врубят пилоты маршевые двигатели. Падение разумеется, предотвратят, но четверть планеты разом станет пепелищем.
Страшилка выглядела грозно, но на проверку все вышло крайне спокойно. Звездолет снизился и ловко, как в тире, подавил все очаги сопротивления, которые засек. Выглядело это так, словно некий великан решил побаловаться фейерверком. Брызги огня в течение нескольких минут во все стороны – и тишина! А затем появились и те, кто это веселье устроил.
Вот здесь-то Евгения и поняла, что аналитик она действительно никакой. Ожидала, что по их душу пришлют, самое большее, лейтенанта, но появился лично командир дредноута. Которого она, кстати, знала – в свое время, еще учась в университете, не раз видела, на лекциях присутствовала и даже экзамен ему сдала. На тройку. Нынче же она вполне могла оценить произошедшие с ним изменения и, стоило признать, они пошли командиру «Петра Великого» на пользу.
Раньше профессор Вассерман был толст, как авиабомба, и обладал взрывным характером. Вспышка его гнева имела последствия не менее страшные, чем от той же бомбы. Сейчас перед Евгенией стоял человек не то чтобы худощавый, но излишним весом не обремененный, хотя на характере его данное обстоятельство, похоже, не отразилось. Рычал, как лев, и огнем пыхал не хуже дракона. Татьяну построил всего-то парой фраз, вежливых, но ядовитых настолько, что Коломиец то краснела, то бледнела. Одновременно, как бы между делом, организовал оборону, расположив своих людей так, что сунься кто-нибудь сейчас к зданию, его распылили бы из десятка стволов минимум. В общем, был в своем репертуаре, напомнив Евгении то счастливое время, когда она была еще простой студенткой.