эртрагну хватит… А где «Конусы» закончатся, там можно и бомбами, и калифорниевыми пушками поработать… Зато потом все довольны. Никаких вопросов. Никаких проблем с оккупацией, Была Конкордия — и нет Конкордии. Законно. Такой план? Такой план, Саша, да? С этими словами Меркулов начал застегивать китель.
— Погоди, Богдан… Ты чего это?
Я испугался одновременно двух вещей.
Во-первых, Меркулов явно собирался куда-то идти и с кем-то ругаться черными словами. Поскольку ругаться имело смысл как минимум с ближайшим контр-адмиралом, а лучше уж сразу с главкомом, ничего, кроме разжалования и штрафной эскадрильи, кавторангу не светило.
А во-вторых, сказанное Меркуловым было подозрительно похоже на правду. На Глаголе сама по себе «реабилитация» манихеев казалась чем-то столь важным и самоценным, что думать о тех конкретных решениях, которые будут приняты Советом Обороны на основании донесений Индрика и Колесникова, лично мне не хотелось. Я бы даже сказал, не моглось.
Какая разница, если добыты столь ценные сведения? И про джипсов мы узнали… И с Вохуром говорили… И кучу людей спасли… Шоколадно все!
А вот Меркулов, который в отличие от меня, мечтательного, мыслил в русле весомой и зримой военной практики, выводы сделал быстро.
— Я чего? Я ничего. Я в этом участвовать не буду.
Меркулов потянулся за портупеей, которая висела за моей спиной.
— В чем это ты участвовать не будешь, товарищ кавторанг? — спросил я невинным голоском.
Я лихорадочно перебирал варианты. Схватить его? Задержать силой? Дать в морду? Да он же меня убьет… такой быкан!
— А в этом вот всем. План они выдумали. Комбинацию… Клаузевицы! Дойду сейчас до ближайшего «контрика», пусть он меня арестует. Пусть сам «Конусы» свои по гражданским запускает.
Я решил, что все-таки попытаюсь задержать его. Но вот прикасаться к нему сейчас нельзя — взорвется.
Значит, действовать можно только уговорами. Как говорится, добром и лаской. Если не получится — я ему не доктор.
— Ты, кавторанг, не принимаешь во внимание одного обстоятельства.
— Какого? — спросил Меркулов, застегивая пояс.
— Тебя с корабля снимут.
— Это они могут… Они мо-огут, — распевно повторил он.
— А корабль без тебя к Паркиде пойдет, в бой.
— Пойдет. Ой пойде-от…
— Ну так ты трус, значит.
— Ой тру-ус… Повтори?!
«Сейчас он мне врежет».
— Трус ты, говорю.
— Повтори. — Пальцы Меркулова, поправлявшие кобуру, замерли в аккурат над пистолетом.
— Трус. Шкура.
Меркулов грузно осел обратно, на диван. Его правая ладонь обмякла на рукояти «Шандыбина».
— Разъясни.
— Ты — комкрыла. У «Нахимова» какой приказ? Выдвинуться к Паркиде, сам сказал. А у тебя какие обязанности? Руководить в бою вверенным тебе соединением. А ты, значит, сейчас идешь в контору, заявляешь открытое неповиновение. Тебя арестовывают и штабным «Кирасиром» свозят в карцер на ближайший транспорт. На твое место ставят зама, «Нахимов» уходит к Паркиде, в пекло. Там может быть что угодно. Мы не знаем что. Положим, умные люди правы и клоны наносят ядерный удар. И, представь себе, «Нахимов» получает атомную торпеду. Полторы тысячи ребят сгорают вместе с кораблем. А ты сидишь, как мудак, в карцере. Живой. С тобой военная прокуратура нянчится. А ребята сгорели. А тебе… тебе вместо вышки прописывают дурку. И сидишь ты в дурке, на манной кашке. А ребята сгорели. А ты должен был с ними… А ты не с ними. Нравится?
— Б…
— Вот и я о том же.
— А если… А если не сгорим? Если до «Конусов» дойдет? — В глазах Меркулова стояло отчаяние.
— Вот если дойдет — иди сдавайся кому хочешь. Твое право. Хотя нормальный русский офицер приказы не обсуждает, а выполняет.
— Я по гражданским гвоздить термоядом не буду.
— По гражданским и я не буду.
— Слово?
— Слово.
Потом мы пили натуральный лимонад, ели шпроты и копченую колбасу из командирского пайка Меркулова. От коньяка я отказался. Меркулов, к моему удивлению, не настаивал.
Тем временем к «Нахимову» присоединились «Александр Невский» и латаный-перелатаный «Князь Потемкин» со свитой из фрегатов и тральщиков.
Из района Х-выхода подвалили мониторы «Пинск», «Измаил» и «Сунгари». В одном конвое с ними эскадренные буксиры приволокли конструкцию, в которой за навесными противорадиационными экранами угадывались четыре состыкованные вместе орбитальные крепости типа «Кронштадт».
На экранах стометровыми черными буквами с белой обводкой было написано: УБС-3.
Немного поразмыслив над значением аббревиатуры УБС, мы с Меркуловым пришли к выводу, что это скорее всего «универсальная база снабжения».
— Ты такие раньше видел? — спросил у меня Меркулов.
— Нет.
— И я нет. И экраны эти… противорадиационные…
— Что экраны?
— Да больше на маскировку похоже. Не слышал я, чтобы в районе Паркиды были особые проблемы с космическим излучением.
— Может, идея в том, что с крепостей, которые базу составляют, сняты генераторы защитного поля? А без поля конструкционная защита считается недостаточной?
— Ага. У «Горыныча» она считается достаточной, у «Хагена» тоже, а у орбитальной крепости — нет?
— Вообще-то да… Странно…
Затем разом материализовалось целое стадо разномастных носорогов: пять линкоров, два авианосца и три немецких транспорта, «больших ганса». Вскоре эскадра подошла так близко, что я с уверенностью мог определить тип авианосцев. Это были индус «Арджнуна» и американец «Бентисико ди Майо».
Повсюду сновали флуггеры — парами, четверками и целыми эскадрильями.
Чаще, чем я думал, попадались «Орланы». Значит, их получили на вооружение не только Х-крейсера, но и некоторые палубные части ударных авианосцев.
Ползали «Андромеды» и «Кирасиры». Один из них, судя по подозрительно сильному истребительному эскорту, являлся адмиральским «персональным лимузином».
Шло сосредоточение подкреплений, готовящихся к Х-переходу непосредственно в район Паркиды. Все это мы наблюдали частично прямо через иллюминатор, частично — на меркуловском планшете, который имел доступ к общекорабельной информационной сети.
Здесь, в чистейшем межзвездном вакууме, в пяти-шести световых месяцах от системы Вахрам, была развернута мобильная передовая база флота. «Нахимов» находился в тридцати километрах от базы, поэтому невооруженным глазом она воспринималась как неброское созвездие вытянутых в линию разноцветных огоньков.
Как передовая база выглядит вблизи, я себе примерно представлял.
Это десятки транспортов, танкеров, орбитальных доков и мастерских, состыкованных вместе в громадный космический город. Базу сюда наверняка выдвигали по частям еще с конца мая и, не спеша, собирали в единое целое. Благодаря такой базе силы вторжения могут чувствовать себя очень уверенно, поскольку их плечо подвоза сокращается с восьмисот парсеков до считанных световых месяцев.
А обнаружить такую базу… обнаружить ее, товарищи, практически невероятно. Хотя она ни от кого и не прячется. Потому как радиоволны от базы достигнут системы Вахрам (если вообще достигнут) спустя месяцы. Когда все уже так или иначе будет кончено.
Точно так же поступили и клоны, развернув в феврале на подступах к Восемьсот Первому парсеку две передовые базы: Вара-11 и Вара-12.
Ну и что? Да ничего. Командование наше, располагая агентурной информацией о том, что базы где-то поблизости развернуты, предприняло наудачу дюжину разведпоисков. С совершенно нулевым эффектом. Потому как вероятность попасть за десять—двадцать попыток в нужный «кубик» большого куба со стороной в шесть триллионов километров — она, согласимся, очень похожа на ноль.
Потом, с треском проиграв сражение за Восемьсот Первый парсек, клоны без проблем разобрали обе базы и все ценное увели своим ходом или утащили буксирами обратно в метрополию.
Поэтому точные астрографические координаты передовой базы — самая страшная военная тайна, какую только можно придумать. Лучше, чем любая броня, ее оберегает покров секретности.
— Это что еще за птица? — Меркулов ткнул пальцем в ближайший «большой ганс», помеченный на планшете тактическим маркером с надписью «Нейстрия».
— Европейский транспорт. «Нейстрия» называется, как видишь.
— Это у него внутри на флуггере летать можно?
— На флуггере не знаю, а на легком вертолете можно.
— Что везут, как думаешь?
— Хороший вопрос. Если бы на Паркиде было море, сказал бы, что везут субмарины ПКО. Есть на Паркиде море?
— Хера там море.
— Тогда сдаюсь. Может, сборный космодром? Есть вроде такие.
— Хм. Ну разве что космодром…
Вопрос в самом деле был занятный. Когда немцы строили пузатые транспорты с колоссальным объемом сквозного грузового трюма, они, по-моему, руководствовались единственным побуждением: хоть в чем-нибудь превзойти этих несносных русских.
— Ты посмотри, посмотри цирк какой. — Меркулов азартно дернул меня за рукав.
Действительно цирк.
К «Нейстрии» подошла дюжина барражирующих истребителей «Гриф». Каждый истребитель после серии довольно рискованных маневров притирался к транспорту вплотную и наконец садился ему на спину!
— Как они цепляются?
— На то и «Грифы». Когтями цепляются.
— Нет, серьезно.
— Наверное, какие-то гаки приварены. А то ведь нормальных узлов стыковки там точно нет.
— Знаешь, если они при таком корабельном эскорте еще и по эскадрилье «Грифов» на каждый транспорт дают, то… То я не знаю. Такое впечатление, что «гансы» гружены чистым хризолином.
— На кой ляд нам на Паркиде столько хризолина?
— Ну, я образно. Просто трудно вообразить, какие такие особенные ценности они тащат.
— Может, «Грифы» не их прикрывают.
— А кого?
— Все в целом. Надо как-то к Паркиде этот авиаполк перебросить, а другого метода не придумали. К нам на «Нахимов», например, ни одного «Грифа» не подпихнешь — просто некуда.
— Ha стыковочные узлы принять можно.
На поясе у Меркулова запиликала трубка. Он поднес ее к уху.