Риши
Июль, 2622 г.
Москва, Российская Директория
Планета Земля, Солнечная система
Таня укатила в Кенигсберг, на празднование юбилея своего ксеноархеологического института, и мне стало грустно. Конечно, не поехать на такое мероприятие, да еще и после заискивающего персонального приглашения («Глубокоуважаемая, дорогая наша Татьяна Ивановна! Стоит ли говорить, какая честь для нас…» и т. д.), Таня никак не могла.
И все же я чувствовал себя покинутым, осиротевшим, выброшенным на обочину судьбы. За окном гостиницы «Белорусская» моросил по-осеннему серый дождь. Я лежал в яйцевидной ванне гостиничного номера с сигаретой в зубах (курить в ванне — особое искусство) и облепленной пеной бутылкой медового муромского пива «Услада» в левой руке. Не сказать даже «нежился». Скорее плавал — как рыба брюхом вверх.
Вдруг сквозь плеск воды и тихое жужжание вытяжки мое ухо различило докучливую трель видеофона.
«Таня? Танька! Надо же — как быстро долетела!»
Я выпрыгнул из ванной, напялил синий махровый халат, кое-как завязал его узлом на животе и, оставляя на паркете пенные лужицы, рванул в гостиную. Прилизал пятерней волосы, бухнулся на розовый кожаный диван и состроил нежнейшую мину.
Но вместо оболваненной, истощенной перелетом Тани на экране появилась курносая виртуальная красавица — лицо компании «Дальняя Связь» (как-то там ее зовут в рекламе — не то Надежда, не то Вера, не то Любовь) — и приветливо проворковала:
— Товарищ Пушкин, вас вызывает анонимный абонент из местечка Нарс, планета Ардвисура. Если вы согласны принять вызов, нажмите клавишу «Да».
Я нажал — просто автоматически. Потому что честный. И, главное, потому что был уверен: мой анонимный абонент ошибся номером. Перепутал меня с кем-то. Мало ли Пушкиных в Сфере Великорасы?
— Сеанс дальней связи состоится через одну минуту пятьдесят одну секунду. Просьба не отходить от аппарата, — сообщила Bepa-Надежда-Любовь и подарила мне очередную казенную улыбку.
Я откинулся на спинку дивана. Стоило экрану погаснуть, как в моей голове началась сущая вакханалия предчувствий, воспоминаний и сожалений. Мысли мои заторопились, завертелись волчками и наконец понеслись сумасшедшим карьером.
«Звонят с Ардвисуры. А что нам дает Ардвисура? Ардвисура дает нам райское взморье и оздоровительный пансионат «Чахра». В пансионате «Чахра» я познакомился с красивой девушкой Иссой. Я любил Иссу, а потом Исса погибла. В пансионате «Чахра» мы отдыхали с Колей после Наотарского конфликта. Потом Коля тоже погиб. Нам с Колей прислуживала уборщица Мидрахи. Мидрахи воровала мыло и была тупа как сибирский валенок. Неужели Мидрахи решила потратить сумму, приблизительно равную своей куцей месячной зарплате, на то, чтобы напомнить о себе Александру Пушкину? А еще там была красивая девушка Риши, которая влюбилась в Александра Пушкина. Риши не погибла. Риши — утонченная натура, таким иногда невероятно везет… Но что она там делает, на этом пафосном курорте для младшего офицерского состава, ведь она клялась, что ушла из армии?»
Заносило меня и в совсем уж безумные степи. В те самые, где некогда я уже странствовал, лежа в бреду, в госпитале космодрома Гургсар.
«А может, Исса все-таки… жива? Просто лечилась на Ардвисуре? Клонированные органы себе приживляла, заращивала ожоги, привыкала к протезам? Проходила курс срочной психиатрической помощи для тех, кто еще вчера был «практически мертв»? И теперь звонит, чтобы сообщить мне, что вовсе даже не передумала идти со мной в Комитет по Делам Личности и по-прежнему не против скрепить нашу любовь большим брачным штампом… И что я ей, спрашивается, скажу — что поезд ушел? Что у меня теперь есть Таня? Да, так и скажу: «Только ты не обижайся, пожалуйста, моя милая, дорогая Исса! Теперь я люблю не тебя, а русскую девушку Таню Ланину… Она верная, нежная и чертовски умная». Вот так и скажу. А она даже в лице не изменится. Потому что гордячка, потому что всегда владеет собой. Она бросит мне напоследок: «Желаю тебе большого счастья, Александр!» — и нажмет на кнопку «Отбой»…»
Экран вновь загорелся. На меня смотрела — хвала Ахура-Мазде и всем прочим благим сущностям, духам и праведникам зороастризма — Риши Ар.
Со дня нашей последней встречи Иришка заметно похорошела. Она словно бы округлилась чуток, подобрела. А еще — выщипала брови и, о Боже мой, постриглась! Прощайте, эпические черные косы до пояса, теперь Риши Ар — кудрявый черноволосый мальчик с пухлыми щечками.
Только глаза остались такими же, как были, — мерцающими тайной, горящими неземным пламенем, вызывающими пронзительную жалость напополам с чистейшими истечениями платонической любви. Разве что смотрели эти глаза теперь спокойно и даже… весело.
Впрочем, цену Иришкиной веселости я знал. Сейчас улыбается, через минуту закутается в облако мягкой грусти, а через две минуты — зарыдает, да так жалостно, что захочется немедля отправиться за веревкой и мылом, чтобы поскорее разорвать отношения с этим миром, где на долю прекрасных молодых женщин выпадают такие страдания.
— Иришка?! Ужасно рад тебя видеть! Я сразу подумал, что это ты! — соврал я для затравки.
— Надо же… Значит, сюрприза не получилось, — с притворным отчаянием в голосе вздохнула Риши. — Все равно привет тебе, Саша, Сашенька! Я получила бонус в виде бесплатного сеанса дальней связи. Решила первым делом позвонить тебе!
«Привет? А где же «встань на путь Солнца»? Куда девался обязательный «Александр» вместо «Саши-Сашеньки»? И что это за «бонус» такой космополитический? Ведь наверняка есть правильное клонское слово для того, чтобы обозначить поощрение, — какой-нибудь «уруш-пуруш»? Неужто моя Риши стала теперь такой вот ультрасветской эмансипе, желающей общаться исключительно по нашему, земному образцу? Отринула догмы? Этак она и пиво нефильтрованное скоро пить начнет, не смущаясь зловредной плесенью».
— Предупреждая твой обязательный вопрос о том, как я тебя нашла, — Риши сопроводила эти слова стыдливой улыбкой, — скажу сразу: как и в прошлый раз, твои координаты сообщил мне Святополк Даромирович Тылтынь.
— Да он просто добрый гений наших отношений! — воскликнул я. — Наших дружеских отношений.
— Конечно, дружеских! — легко, как-то даже слишком легко согласилась Риши.
— Как здоровье? Лечишься?
— С чего ты взял?
— Ну… Ты ведь звонишь с Ардвисуры… Там, насколько я помню, расположены ваши лучшие здравницы.
— Нет, я не лечусь. Я — лечу! — Риши рассмеялась. — Видишь ли, Саша… Два месяца назад Римуш получил высокую должность главврача госпиталя «Адурог». Это самый крупный госпиталь на Ардвисуре. С новейшим оборудованием.
— Римуш? — Я наморщил лоб, силясь вспомнить, кто это (первоучителя конкордианских зороастрийцев и одноименный авианосец не предлагать!).
— Да! Помнишь, на Муроме, в том ужасном ресторане с отдельными комнатами, я рассказывала тебе о нем.
— А! Конечно, миляга Римуш! Помню! — с преувеличенным жаром заверил я. — Извини олуха… Я после Большого Мурома побывал в таких переделках, что удивляюсь, как собственное имя еще не забыл. Даже счет времени потерял.
— Мне тоже кажется, что мы с тобой не виделись десять лет. — Риши улыбнулась и в ее прелестных глазах на миг мелькнула хорошо знакомая мне вековечная женская печаль. — Знаешь, после того как ты поцеловал меня тогда, возле той гостиницы… ну, где медведи стояли на первом этаже… я очень долго не могла оправиться. Все мучилась, — переживала. Мне так хотелось, чтобы то, что я себе нафантазировала, оказалось правдой! Ну хотя бы чуть-чуть правдой! Так хотелось верить, что в твоей душе зажглась… ну… какая-то небесная искра, которая впоследствии… возможно… Знаешь, как иногда случается? Я много читала о таком в книгах, особенно в школе… А потом ты все время мне снился и сны были такие… страшные, бестолковые. Я много плакала тогда… Римуш даже настоял, чтобы я начала пить парное ослиное молоко. Это прекрасное народное средство — от нервов.
— Это ужасно, Риши. Если бы я знал — я был бы осмотрительнее! — с искренним сожалением сказал я и подумал: кое в чем Риши совсем не изменилась. Ее по-прежнему хлебом не корми — дай только поведать о своих чувствах. Впрочем, я не вижу в этом ничего плохого. Просто не люблю, когда люди плачут. Из-за меня.
— Ни к чему осмотрительность! Ты вовсе не был виноват! Ведь ты ничего мне не обещал! Просто… Вначале ведь идет желание любить. И только вслед за ним — сама любовь. Во мне было слишком много этого желания… — Риши издала сдавленный вздох и добавила: — Знаешь, мне иногда кажется, что любовь — это нечто вроде… прячущегося солнца.
— Как-как? Солнца? — глуповато переспросил я.
— Сейчас попробую объяснить. Если это маленькое солнце, я имею в виду солнце любви, спрячется за спиной какого-нибудь человека, тебе будет казаться, что этот человек сияет, что он самый светлый, самый прекрасный. Но однажды солнце перейдет на новое место, найдет нового человека и спрячется у него за спиной. И вот уже другой человек будет казаться тебе богом, будет вызывать твою любовь! Наверное, я не сумела сказать красиво — это такие сложные материи, а я… так ужасно волнуюсь! — Риши молитвенно сложила руки и скроила умилительную гримаску.
— Отчего же… Я понял, что ты хотела сказать. Любовь — первична. А те, кого мы любим, — они, так получается, вторичны… И все мы светим отраженным светом — светом того единственного солнца, которое прячется за нами… и которое, возможно, есть Бог, коль скоро Бог есть любовь… Верно?
— Верно! — радостно согласилась Риши.
— Ну вот и славно…
Я чувствовал себя неуютно во время разговоров о сути любви. Возможно, просто недоставало навыка, налета, так сказать. А может, оттого, что сама любовь ассоциировалась у меня теперь исключительно с Таней. С нею одной. Нет, я не видел ничего крамольного в нашей беседе, но…
Так или иначе, я поспешил свернуть теме шею:
— Что ж, практика показала, что ослиное молоко — прекрасное лекарство. Выглядишь ты замечательно! Просто как… как Амеретат! Да здравствует доктор Римуш!