Я поспел очень вовремя! Еще минута-две, и ей это удалось бы. А ведь атмосфера на борту «Мула» была не самая подходящая: высокое содержание токсичных цианидов при температуре минус семьдесят по Цельсию и давлении в одну треть от нормального. Недаром экипаж «Мула» предпочел ретироваться на Фелицию, ой недаром!
Я кое-как привел Полину в чувство и привел ее в ходовую рубку.
Включил приемник. Цифровые каналы молчали.
Переключился на аналоговые…
Сердце дрогнуло. Эфир полнился мерзкими многоголосыми пришепетываниями и щелчками.
В первую секунду показалось, что слышу искаженную человеческую речь на неизвестном языке: «Шшшап… Шапанат… Ас-ссу… Жицт… Цт… Цт… Шшапанапат».
— Выключи немедленно, — жалобно попросила Полина.
— Что это, как ты думаешь?
— Не знаю, выключи! Я щелкнул тумблером.
— Здесь кто-то есть, — сказала Полина.
— Здесь — это где?
— Здесь. Возле Грозного.
— Думаешь… чужаки? Может, еще послушаем?
— Ни в коем случае! Полетели отсюда, скорее!
— Не получится. Посмотри вот на это. — Я показал ей на группу топливных индикаторов. — «Мул» сжег слишком много люксогена, его теперь осталось меньше пороговой массы. Мы вообще не можем войти в Х-матрицу.
— Хорошо. Тогда ты решай. Как скажешь — так и будет.
— Что уж теперь решать? Полетели на Грозный. Даром, что ли, флуггер с собой волокли?
Чтобы перейти на «Сэнмурв», провозились еще минут сорок. Тяжелые минуты, если учитывать, что любые страхи не казались нам преувеличенными. Все было возможно. И обстрел конкордианскими зенитными ракетами, и появление «неопознанного противника», и даже встреча с одиноким рейдером Объединенных Наций, который имел все основания расстрелять беззащитный клонский буксир.
Наконец, отправив Полину в воздушный шлюз гидрофлуггера, я задержался у внешнего люка на несколько секунд и огляделся по сторонам.
Космический горизонт был совершенно чист. Не полз по освещенной стороне Грозного черный клоп орбитальной крепости, не перемигивались маневровыми дюзами корабли вражеской эскадры, не роились звездочки флуггеров.
Конечно, если ты вглядываешься в черноту над голубым диском планеты и видишь одни только звезды, это ни о чем не свидетельствует. Как мне рассказывали знакомые пилоты концерна «Дитерхази и Родригес», уже на расстоянии в сто километров авианосец, покрытый космическим камуфляжем, превращается в точку. Догадаться о его присутствии можно лишь в том случае, если он любезно подставит наблюдателю корму и включит маневровые двигатели.
Я не показывал своего страха Полине, но меня изрядно напугало потустороннее бормотание, услышанное по рации. После него я ожидал увидеть в космосе… нечто.
И вдруг… «Шшшап… Шапанат… Асссу… Жицт… Цт… Цт… Шшапанапат».
Бормотание теперь звучало прямо в моих наушниках! На волне нашей связи!
Я мгновенно нырнул вниз и принялся лихорадочно задраивать за собой люк.
— Ты слышал это?! Ты слышал?! — закричала Полина.
— Да… Да. Ничего страшного… Это какая-то наводка… Электромагнитная наводка… — («Только не молчать! — приказал я себе. — Говори любую ерунду, болтай без умолку!») — Не волнуйся… Чего только в космосе не услышишь… Мало ли какие здесь радиоисточники… Я когда-то читал книгу про сигналы-фантомы…
При этих моих словах наконец загорелся зеленый глазок: люк задраен, полная герметичность шлюза!
Я нажал на кнопку вентиляции. В шлюз хлынул воздух. Столбик индикатора давления начал расти, споро карабкаясь наверх по логарифмической шкале килопаскалей.
— Роло, — ровным голосом сказала Полина. — Роло, пообещай мне одну вещь.
— Какую?
— Если будет опасность, что мы окажемся в лапах… в лапах… этих… Ты сделаешь так, чтобы я… умерла.
— Да что за глупости! Каких этих?
— Ты понимаешь прекрасно, что я имею в виду. Не клонов. Тех, кто бормочет в наших наушниках.
— Забудь. Уже никто ничего не бормочет.
— Это потому что люк закрыт и корпус не пропускает радиосигналы… Ты же мне сам объяснял. Но они там, вокруг Грозного. От того, что ты закрыл люк, они ведь не исчезли.
Я не знал, что ответить… Но вот и долгожданные 100 кило-паскалей, нормальное атмосферное давление!
Внутренний люк шлюза распахнулся. «Сэнмурв» к тому времени начал казаться мне таким уютным, таким родным, будто я появился на свет и вырос на борту гидрофлуггера. Хорош фатерлянд, только подумать…
Как бы там ни было, я ликовал: мы снова дома! Правда, этот «дом» предстояло теперь не спалить в атмосфере, не разбить при посадке и не уронить на голову клонским зенитчикам.
Не буду описывать, как я гасил скорость, как входил в атмосферу, успокаивал Полину и спорил сам с собой относительно того, стоит ли включать приемник.
Скажу лишь, что за этот полет считаю себя достойным Королевского ордена Полярной звезды командорской степени первого класса. Поскольку русские таких не выдают, готов удовольствоваться скромной Звездой Героя России.
Когда «Сэнмурв» шел уже на дозвуковой скорости на высоте в полтора километра, я все-таки включил приемник.
Я полагал, что нас в процессе снижения засекла клонская система противокосмической обороны. «Сэнмурв» должен был автоматически и притом вполне вменяемо отвечать на запрос «свой-чужой» — поэтому клоны вряд ли стали бы сбивать нас сразу. Но связаться с нами по рации их командиры были просто обязаны. Я понятия не имел, что мы станем им отвечать, но послушать их запросы не мешало.
В эфире, однако, царило молчание, а переключаться на аналоговый тракт я не отваживался. Охота мне было лишний раз слушать царапающее нервы «шап-шапанат»!
Мы летели почти точно вдоль 7-й северной параллели. Океан был разграфлен бесконечными грядами волн. Гидрологическая панель «Сэнмурва» показывала 4,5 балла, автопилот любезно предупреждал, что посадка при таком шторме возможна, но нежелательна.
Я задал автопилоту курс строго на запад, откинул спинку кресла в полулежачее положение и снял шлем.
Я прожил в наглухо запечатанном скафандре всего-то около шести часов. В эту четверть суток уложились все операции по подготовке «Мула» к отлету с орбиты Фелиции, прибытие в окрестности Грозного и последующий полет на «Сэнмурве» во всех фазах: орбитальной, суборбитальной и атмосферной. Но ощущения были такие, будто я таскаю на себе скафандр не меньше недели. Представляю, каково пришлось бедняжке Полине!
— Снимай шлем, — сказал я. — Теперь уже не страшно. На такой высоте даже внезапная разгерметизация кабины нас не убьет, так что подышим полной грудью.
— А скафандр? Скафандр уже можно?
— В принципе да… Но лучше пока не надо.
— А что такое?
— Видишь ли… Сядем — объясню. Хорошо?
— Великий инженер Роланд Эстерсон обзавелся суевериями бывалого пилота?
— Можно и так сказать.
— Куда мы сейчас летим?
— Вот это я и хотел с тобой обсудить. Если мы сейчас не изменим курс, то через полчаса увидим береговую черту здешнего центрального континента. В момент пересечения береговой линии мы будем находиться примерно в четырех сотнях километров к северу от Новогеоргиевска. В городе есть космодром. Но проблема в том, что он наверняка занят клонами.
— А космодром нам нужен? Мы ведь можем приводниться?
— Это было бы безопаснее — при моих талантах. Но на такие волны, как сейчас, лучше не садиться.
— И что же?
— Если верить карте, в ста восьмидесяти километрах к северо-западу от Новогеоргиевска есть большое озеро. Думаю, лучше всего попробовать сесть там.
— А клоны?
— Клоны — это, конечно, неприятно. Но где-то на обозримом расстоянии от клонов должны быть и русские танки, верно? Те самые, против которых геройствуют отважные заотары, если верить «Хосровской заре». Иными словами, если мы не хотим новой робинзонады на безлюдных задворках фронтовой планеты, нам следует выбрать посадочную площадку с таким расчетом, чтобы оказаться к русским поближе.
— Ну положим.
— Но и это еще не все. Дело в том, что к северу и к югу от того коридора сносной погоды, которым мы следуем, сейчас бушуют лютые шторма.
— Откуда тебе это известно?
— Я сужу по облачному рисунку циклонов, который мы видели из космоса.
— Вот это аргумент! — фыркнула Полина.
— Согласен. Но лучше перестраховаться. Так что самое разумное — попробовать сесть на поверхность того озера».
«День Мантра Спанд месяца Фарвардин, то есть 17 апреля.
Я посадил «Сэнмурв» без особых происшествий (хотя поплавки плюхнули очень сильно) и аккуратно повел флуггер к береговой черте.
Озеро резко, без песчаного пляжа переходило в глухой лес. Высота деревьев впечатляла — метров сто, а то и сто двадцать! Будь они еще чуть выше — и навязанная лесом крутизна посадочной глиссады не оставила бы нам шансов уцелеть.
Теперь, глядя на этих исполинов из кабины севшего «Сэнмурва», я с горечью осознал, что собственноручно загнал флуггер в западню. Взлететь вновь скорее всего просто не получится. Не вытяну я сто двадцать метров высоты от точки отрыва до леса… Но делиться этими соображениями с Полиной я не спешил.
— Ну что же, госпожа астроботаник, поздравляю с мягкой посадкой.
— Спасибо, Роло! Ты — настоящий ас!
— Пока только учусь… А теперь рассказывай, какие опасности таит природа Грозного и как с ними бороться?
— Судя по всему, мы находимся в знаменитых многоярусных джунглях с «надлеском». «Надлесок» — это паразитарная растительность, которая самочинно прописалась на огромных мясистых листьях верхнего яруса. Считается, что на Грозном самые красивые орхидеи… и единственные в своем роде птицеядные растительные виды.
— Птицеядные?
— Да. Воздушные корни паразитов, растущих наверху, обладают псевдомускулатурой. Ночью они реагируют на тепло, которое излучают птенцы. Они незаметно пробираются в гнезда и… и убивают птенцов. А потом в них укореняются и получают из их трупиков необходимые органические вещества.
— Бр-р-р… Веселая у тебя наука.