– О чем замечтались, полковник? – вывел Штелера из состояния задумчивости громкий бас закончившего изучение отчета майора. – Берите перо и бумагу! Дела, сами понимаете, у нас крайне секретные, так что придется вам еще немного писарем побыть.
– Писать ответ генерал-губернатору? – Мгновенно очнувшийся и пересевший за стол комендант не знал, какие листы брать: гербовые или обычные.
– Нет, нет, сначала создадим черновик. Записывайте кратко, по пунктам, а казуистику казенную уж потом сами, без меня разведете. Не умел никогда по артикулу излагать, да и учиться на старости лет не собираюсь, – ответил Анри и, рывком поднявшись из кресла, зашагал по кабинету.
«Хитрит, подлец, – решил комендант, берясь за перо. – Еще бы сказал, что он пишет с ошибками… хотя в его случае и это возможно. На самом деле он просто сохраняет инкогнито: не хочет ставить подписи под официальной бумагой и вообще не желает оставлять свидетельств своего пребывания в колонии. Интересно, чем это вызвано, что это за птица такая? Уж если его сам король наделил полномочиями… В принципе, это не важно. Мне лишнее знать ни к чему… Вот только прискорбно, что в случае провала кампании формальную ответственность придется делить лишь на двоих, усача-то здесь вообще никогда не было…»
– Вначале выразите мое одобрение действий Его Сиятельства. Каждое письмо к вельможе должно начинаться с глубоких реверансов, так что поизощренней, поизощренней, полковник, не скупитесь на комплименты, – майор ни в коей мере не ставил под сомнение умение коменданта общаться с высокими чинами, но все же на всякий случай решил особо выделить значимости позитивного начала послания. – Затем аккуратненько выразите недовольство некоторыми несогласованными со мною шагами…
Анри остановился возле камина, нахмурил широкий лоб и, как заправский таракан, зашевелил длинными усами. «Призадумался, биндюжник», – подумал Штелер, даже боясь представить, по поводу скольких таких «шагов» ему придется высказаться и сколько времени придется потратить на подбор изящных, не оскорбляющих достоинства графа формулировок. Однако майор приятно его удивил, поводов для недовольства оказалось не так уж и много.
– Во-первых, никакой мобилизации среди населения. Пусть срочно отзывает вербовщиков, а уже набранных новобранцев, благо, что набрать многих не успели, сажает на первое же судно и отправляет в Герканию. Обучать их все равно некогда, а шумиха поднимется. Хорошо было бы еще усыпить бдительность филанийских шпионов, не сомневайтесь, полковник, такие в Денборге имеются. Пусть люди графа распустят по колонии слух о грядущей войне, скажем, с Империй. Во-вторых, выкажите мое недовольство письмом, направленным графом в Мальфорн. Конечно, хорошо, что господин генерал-губернатор просил дополнительные войска для поддержания спокойствия в колонии, а не ссылался на предстоящие боевые действия. Однако впредь настоятельно прошу без подобной самодеятельности. Подчеркните это, полковник! У нас достаточно собственных сил для решения поставленной королем задачи. В-третьих, пусть генерал-губернатор не скупится и ускорит переговоры с пиратами островов Конфьера и Марга. Не хватает средств, пусть добавит из наворованного, потом всяко восполнит. Морские разбойники должны блокировать устье Удмиры к пятому дню с начала кампании и не допустить прибытия флота противника. Большой эскадры филанийское адмиралтейство не пришлет, так что трусить пиратам нечего. Вот, пожалуй, и все, всем остальным я пока доволен, только, любезный полковник, не сочтите за труд приписать в конце письма несколько новых «советов».
«Во черт неугомонный! Чтоб тебя вспучило да потом разорвало!» – беззвучно прошептали губы низко склонившего голову над письмом коменданта. Несмотря на завидную маскировку, это пожелание не осталось незамеченным. Майор самодовольно хмыкнул, подкрутил немного отвисшие усы и, подобно батарее довольно крупного форта, выстрелил в усердно скрипящего пером доброжелателя новой порцией «советов».
– Необходимо ускорить подготовку специальной инженерной роты, что сейчас строит плоты на озере к югу от Денборга. Тренировать солдат по шестнадцать часов в сутки, довести время переправы через озеро до трех с половиной минут. По окончании учений плоты не разбирать, а перевести вот сюда… – палец майора ткнул в точку на карте. – Переброску плотов осуществить скрытно, ночью, и не позднее двух дней до начала кампании. Лошадей с телегами пусть откуда хочет берет, не моя забота, но у крестьян кляч не забирать, нам лишние разговоры не нужны!
– Можно у артиллеристов на время позаимствовать, тяговые только у них имеются… – не поднимая головы от листов черновика, предложил полковник.
– Пусть так, – согласился майор. – Егерским ротам, тем самым, что я при каждом полку создать приказал, пошить новую форму. Воевать-то в лесу они как раз сейчас учатся, но уж больно в мундирах среди деревьев приметны…
– Вот это вот вряд ли получится, – замотал головой Штелер. – Во всей колонии столько сукна нужного цвета не сыскать, а если и найдем тряпки, то портным не поспеть…
– М-да… – пальцы майора поочередно забарабанили по краю стола, – тогда пусть плащи зелено-коричневые шьют. Халтура, конечно, но за неимением лучшего…
Раздосадованный крушением великого замысла из-за элементарной нехватки сукна, майор продиктовал еще около десятка приказаний, относящихся как к подготовке войск, так и к их скрытному передвижению на рубежи близ южной границы. Полковник исписал мелким почерком четыре листа, изрядно вспотел и перепачкал все ладони в чернилах. Когда Анри Шриттвиннер закончил наставления и с чувством исполненного долга удалился в приготовленные для него покои, на дворе была уже поздняя ночь. Комендант ужасно хотел спать, но ему еще оставалось завершить работу – облечь хаотичные записи в форму изысканного письма и не позднее, чем в третий раз закукарекают петухи, отправить послание с курьером в Денборг. Только в этом случае генерал-губернатор успел бы прочесть его до полудня и своевременно отдать надлежащие указания.
Полковник приказал принести вина и, дважды протяжно зевнув, собрался продолжить работу. Но стоило лишь Штелеру взять первый гербовый лист и аккуратно вывести наверху: «Его Сиятельству, господину генерал-губернатору…», как дверь кабинета открылась, и на пороге появился капитан Конбер, дежурный офицер этой ночью.
– Господин комендант, к вам прибыл посыльный из Торгового Банка Денборга, – известил капитан, едва удерживаясь от зевоты. – Говорит, дело срочное, говорит, вы…
– Плевать, гони мерзавца в шею!
Штелеру было сейчас не до жалоб на мелких гердосских торговцев, почему-то считавших проживание в другом городе уважительной причиной для невыплат по кредиту банку из столицы колонии. Раз пять, а то и шесть в месяц к нему приезжали порученцы из Денборга и просили содействия. Он всегда шел просителям навстречу и помогал покарать должников, однако в последние дни полковнику пришлось без остатка отдать свои силы и время делам государственной важности.
– Прошу прощения, господин комендант, но служащий утверждает, что на этот раз задолжали именно вы, – произнес капитан, на всякий случай стоя ближе к двери. Несмотря на тучность, полковник порою был горяч и в сердцах мог запустить тяжелым предметом.
– Что-о-о?! – На лице полковника появилось искреннее удивление, правда, тут же сменившееся не менее искренней яростью. – Да как он посмел?! Скотина… Какой еще, к чертям собачьим, долг?! Кто задолжал, когда, кому?! Ну-ка приведи ко мне этого обезумевшего да ребятам своим прикажи пеньку готовить! Вздерну мерзавца, прям на воротах вздерну, чтобы ни одному проходимцу повадно не было мое имя позорить!
Последние слова полковнику пришлось выкрикивать уже вслед. Капитан поспешно удалился, но через пять минут снова появился на пороге, ведя за собой невысокого, статного мужчину средних лет, одетого в костюм не очень богатого, но и не бедствующего горожанина.
– Вот он, господин комендант, – дежурный капитан грубо втолкнул посыльного в кабинет и застыл на пороге в ожидании указаний.
– Ступайте, Конбер, – произнес комендант, чье лицо из пунцового за долю секунды превратилось в матово-белое.
Ночной гость был прекрасно знаком коменданту, правда, ни к Торговому Банку Денборга, ни к любому другому банку он не имел никакого отношения. Это был небогатый дворянин Анвис Борер, не состоящий на службе ни в армии, ни в одном из учреждений колонии, но время от времени выполнявший для генерал-губернатора поручения довольно деликатного характера.
Штелер почувствовал дрожь в коленях, но тут же приложил массу усилий, чтобы побороть иррациональный страх, одолевавший его каждый раз, когда поблизости появлялся этот человек. Анвис не был ни красавцам, ни уродом, у него было неприметное лицо, с каким легко удастся затеряться в толпе. Он вел себя всегда сдержанно и даже говорил, казалось, на одной интонации. На его лбу редко проступали морщины, глаза всегда смотрели на собеседника, а тонкие губы никогда не складывались в улыбку. Больше о слуге графа полковник ничего сказать не мог. Их пути никогда не пересекались, и в глубине души коменданта гердосского гарнизона весьма радовало это обстоятельство.
– Доброй ночи, господин комендант. Прошу прощения за поздний визит и обман, к которому пришлось прибегнуть, – медленно произнес Анвис Борер и, намекая на приглашение сесть, прошествовал к креслу у камина, возле которого встал.
– Прошу вас садиться! Если Его Сиятельство послал именно вас, значит, дело серьезное и поздний час не сможет стать помехой беседе.
– В точку, господин полковник, вы совершенно правы, – Борер сел, положил ладони на колени. – Дело серьезно настолько, что Его Сиятельство не посчитал возможным доверить его клочку бумаги и прислал меня; настолько, что мне пришлось переодеться простолюдином и проделать путь от дворца до Гердоса всего за три часа.
– Не желаете ли… – полковник взял в руки бутылку вина и бокал, но слуга графа остановил его легким движением руки.