Отель «Захер» был основан в тысяча восемьсот семьдесят шестом году Эдуардом Захером, владельцем кондитерской, в которой изобрели «Захерторте», до сих пор являющийся одной из визитных карточек Вены. Он был очень удачно расположен – центр Города (города именно с большой буквы, потому что Вена именно такого и заслуживает), рядом Опера, торговая улица Картнерштрассе, собор Святого Штефана и императорский дворец Хофбург. Этот отель и сам по себе является неким символом Австрии, его имя известно далеко за ее пределами и является одним из символов гостеприимства австрийской столицы. В отеле не один лучший номер, а два, один из них больше подходит для бизнеса и важных переговоров, второй – для тех, кто просто приехал отдохнуть и посмотреть Вену. Первый называется «Президентал Сьют Мадам Баттерфляй», он укомплектован набором оргтехники и в числе комнат – переговорная на десять человек. Именно его и сняли для переговоров, которые за закрытыми дверьми должны были определить будущее украино‑российских отношений.
По‑настоящему, без обмана, как в Минске.
Со стороны Украины также были двое. Олигарх, представитель олигархического паханата, правящего Украиной, по имени Николай Бурмак, олигарх, который виртуозно умел встраиваться в любые схемы и представлял сразу четыре клана – донецких, киевских, днепропетровских (кроме Привата), – и «президентскую рать», которых именовали «шоколадными». И генерал СБУ Виктор Малик, который был уволен из СБУ, но нашел себе новое занятие – он возглавлял одновременно и президентскую охрану, и президентскую «охранку» – нечто вроде «Службы гражданского действия»[24] при де Голле, отряды майданных и немайданных отморозков, подчиняющихся лично президенту, имеющих право на ношение оружия и занимающихся законными, полузаконными и незаконными расправами с неугодными режиму. За ним было тридцать тысяч – солидная сила…
Поздоровались, по‑славянски обнялись. Бурмак на правах хозяина пригласил Баринова в комнату для переговоров. Малик и Кухарцев ушли в соседнюю.
Баринов покачал головой, отказавшись от куска свежайшего «Захерторта».
– Диабет…
Бурмак понимающе кивнул.
– Вы понимаете, что продолжение конфликта мешает как нашему бизнесу, так и вашему, – в лоб спросил он.
– Понимаю, – кивнул Баринов, – но вы не называете вещи своими именами… Продолжают конфликт конкретные люди. И они нам мешают, верно?
Бурмак медленно кивнул головой.
– Договориться можно. Но не со всеми. У нас из обоймы выпадает Левитанский и его претензии на большой кусок Роснефти как компенсацию за СДК. А у вас из обоймы выпадает Розенблат и все его люди, который, видимо, твердо решил, что остаться должен кто‑то один – или Гурченко, или он. Вы согласны?
Бурмак пожал плечами.
– Знаете… это можно рассматривать с разных точек зрения. У нас с Розенблатом нет острого конфликта.
– Есть. И вы это знаете.
– Да, но у Розенблата нет решения на пятьдесят миллиардов, которое есть у Левитанского против вас.
– Есть на пять.
– Мы пришли к соглашению по нему.
– Которое лишь распалило аппетит Розенблата. Поверьте, получив даже полтора отступных, он не успокоится. Он использует эти деньги, чтобы получить десять… двадцать… всю Украину, в конце концов. Я знаю таких людей.
– И что вы предлагаете?
– Как в том детективе… знаете? Обменяться убийствами. На нас смотрит весь мир – но никто ничего не поймет. Левитанский тусуется в Киеве, он там застрял практически. Розенблат не вылезает из Днепропетровска. Вы убираете Левитанского. Мы убираем Розенблата. Окажем услугу друг другу.
Бурмак с сомнением пожал плечами.
– Вам будет проще, чем нам. Левитанский публичная фигура, он не параноит и не скрывается. А Розенблат – совсем другое дело.
– Как вы к нему подберетесь?
– Наше дело. Нам вообще нужно с чего‑то начинать, нужно наше, общее дело. И это – ничуть не хуже, чем…
Ракета «РПГ», прилетевшая откуда‑то с улицы, пробила окно, ударила в потолок и с грохотом взорвалась…
Все заволокло дымом. Через несколько секунд в комнату ворвались телохранители…
Отель «Захер», по которому еще никогда за всю его почти полуторавековую историю не стреляли из гранатомета «РПГ‑7», покидали в спешке…
Кортеж машин – общий, в котором ехали как Бурмак, так и Баринов, остановился только у бизнес‑терминала венского аэропорта. Там обоим бизнесменам оказали помощь… пострадали они несильно, все‑таки комната была большая, а ракета «РПГ‑7» – это ракета противотанковая, она не дает много осколков. Предназначение у нее несколько другое…
– Кто это сделал? – спросил Бурмак, сидя на дорогом диване, растрепанный, жалкий и прижимающий полотенце к лицу. Он ведь и в самом деле поверил, что уж в Вене этого точно не будет. Украинская власть регулярно называла его одним из главных бенефициаров коррупционных схем «папередников» и регулярно грозилась притащить его в суд. Он и в самом деле находился под домашним арестом в Вене вот уже не первый год, по нему вели следствие и австрийская полиция, и Интерпол, и ФБР – вот только осудить его никак не могли. Потому что украинская прокуратура, несмотря на громкие заявления, саботировала свою часть следствия, а нормальный суд, что европейский, что американский, не мог осудить человека без реальных улик. Вот и шло это громкое дело к бесславному концу, причем сам Бурмак его не торопил – очень уж ему понравилось в Вене…
– А какая разница? – скептически усмехнулся Баринов. – Это может быть кто угодно. Мы уже несколько лет не занимаемся делом. Когда люди не занимаются делом – они начинают грызться друг с другом. Просто от безделья…
Бурмак то ли застонал, то ли замычал.
– Нам нужна доля в ваших нефтянке и газе. Пусть не «Газпром», не «Роснефть» – но нам нужны доли.
– Зачем?
– Ну… больше такой договор, как раньше, заключить не удастся. Но если у нас будут доли – у нас будет заинтересованность, понимаете?
– Понимаю. Но тогда нам нужны доли у вас.
– Металлургия?
Баринов скептически усмехнулся.
– Зачем? У нас и своя есть и мы в нее вкладывались, в отличие от вас. Порты нам нужны… Мариуполь… Ильичевск… Одесса. И земля. Землю больше не делают.
– В Ильичевске англичане… ммм… б…
Баринов наклонился вперед.
– Есть такой фильм… не помню, как называется, – там дирижабль еще есть. Там одна очень хорошая фраза есть: «Ты мента в дом привел – ты его и выведи». Мы поможем, если надо. Но если вы в дом всякую шваль напускали – вы ее и выведите…
Всю дорогу до трапа чартера Баринов молчал. И только когда они поднялись на борт, когда на борту чартера (другого, не того, которым они летели до Вены) заработали моторы, он посмотрел на Кухарцева и коротко кивнул:
– Молодец.
Кухарцев кивнул в ответ.
– Где стрелок?
– С ним уже разобрались. Искать его не будут…
Самолет набирал высоту.
ХабадДнепропетровск, УкраинаБизнес‑центр «Менора»10 июня 2018 года
Отверженные…
Евреи всегда были отверженными, и хотя у них было теперь свое государство – две тысячи лет скитаний, гонений, унижений и погромов не прошли даром. Две тысячи лет выживания при самых жестоких гонениях научили их моментально сплачиваться, находить своих, давать и получать помощь. Даже известная строка из Библии: «Не желай жены ближнего твоего, и не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его, ни всего, что есть у ближнего твоего» понимается неправильно: в правильном переводе ближний переводится как «собрат». То есть нельзя желать жены, раба, имущества только такого же еврея, как и ты сам, а любого другого, нееврея, можно…
Левитанский и Розенблат. Их судьбы были в чем‑то похожи, а в чем‑то очень разные. Розенблат никогда не был комсомольцем, он с самого начала был торгашом и кооператором, хотя основа его богатства была заложена именно во время сотрудничества с комсомольской организацией Днепропетровска, выходцы из которой основали крупнейший на сегодня банк Украины, давно и безнадежно опередивший бывший Сбербанк (а ныне Ощадбанк). Левитанский сам был комсомольцем и первые деньги сделал как раз в ЦНТТМ – Центре научно‑технического творчества молодежи, которые в конце восьмидесятых были легальным прикрытием для вывода государственных средств в коммерцию через комсомол. Но потом он торговал тем же, чем и Розенблат, – компьютерами. Оба они нагрелись на приватизации, правда, очень по‑разному. Розенблат скупил огромное количество приватизационных чеков на Украине, а потом обменял их на акции промышленных гигантов своей области. Левитанский чеки не скупал, но жемчужину своей распавшейся империи – СДК, Северную добывающую компанию – получил через залоговый аукцион. Это когда государство дает твоему банку деньги, потом их же ты одалживаешь государству, под залог тебе дается госпакет акций крупнейшей добывающей компании с огромными месторождениями в Сибири, потом государство деньги не отдает, и добыча твоя – за сотую долю ее реальной стоимости. Мало кто понял реальный смысл этих залоговых аукционов – хотя он был и очень глубокий. Ельцина прижали американцы с требованием начать реальную приватизацию активов, и они не могли быть проданы иначе чем за копейки. Но Ельцин вывернулся – он продал их за копейки, но своим, и тем самым заложил основу не только семибанкирщины, но и российского крупного капитала. Потому что понятно – чиновники за грош отдадут, это не их, чужое, государственное, – а новоиспеченные олигархи, крещенные кровью конкурентов своих, случ чего из глотки вырвут. Одного американца уже замочили в переходе – кто должен был понять, тот и понял и больше не лез.
Но потом власть сменилась в России, и Левитанский получил десять лет. А в Украине власть не сменилась, и Розенблат шел и шел, карабкался по скользким от крови ступеням к самой вершине. И не счесть было тех людей, которых он обманул, ограбил, кинул, переехал, заказал… он вообще был своеобразным человеком, если нормальные люди избегают конфликтов и стараются завершить дело миром, то Семен Розенблат от конфликта получал только что не сексуальное удовлетворение. Ему реально нравилось унижать и кидать людей, он иногда вызывал кого‑то из тех, кому должен был денег, в кабинет и говорил: я тебе не отдам, а потом наблюдал за реакцией человека, который понимал, что остался нищим. Он не был трусом – шел на конфликт открыто, мог нахамить, обложить матом любого публичного человека, политика, военного, он почти открыто убивал людей, и никто не мог ему предъявить. Но в пятнадцатом году он неожиданно обломался… Президент Гурченко был намного слабее его, и морально, и по деньгам, но его поддержали американцы, на пальцах разложив Розенблату возможные обвинения: создание преступной организации, отмывание денег, заказные убийства, контрабанда. Вся Украина видела его унижение – президент Гурченко в прямом эфире подписывал указ о его отставке, а он молча сидел и смотрел. Гурченко, чувствуя свою силу, потом нарушил негласные договоренности и много чего у него отобрал. Но Семен Розенблат был намного сильнее и Гурченко, и, наверное, любого другого олигарха на Украине. Внутренне сильнее, иначе бы он не выжил. Он не мог вступить в открытую войну, но придумал, что делать. Удар от борта, как в бильярде. Сначала он поможет своему собрату Жоре Левитанскому захватить власть в России. Затем – Левитанский силами российских спецслужб и боевиков поможет ему прийти к власти на Украине.