Время наступает — страница 13 из 74

– И наконец, – донесся до Намму голос Кира, – истинный рубин…

Он увидел, как рука служителя тянется к покрывалу, и из последних сил припустил еще сильнее. Какой-то телохранитель попытался схватить его, однако у Намму был очень богатый опыт выворачиваться из любых захватов…

– …который украсит все часы твоего досуга, – продолжал Кир.

Намму, словно таран, ударил плечом в бок стоявшего около верблюда слугу, сбивая его наземь.

– Здесь кобра! – ни с того ни с сего закричал он и, хватая расшитую ткань занавеси, скользнул под верблюжье брюхо. Острая стрела ударила камень в том самом месте, где находился царский советник лишь миг тому назад. Что было дальше, Намму не было видно, он лишь услышал свой крик, затем рядом с ним рухнуло мертвое тело, сжимающее в одной руке украшенный костяными накладками лук, в другой – косо оперенную, на лидийский манер, стрелу. В теле лучника красовались два кинжала. Один из них он уже видел сегодня утром на поясе скифа-телохранителя, другой…

– Он хотел убить меня! – раздался почти над самой головой хриплый от волнения голос Валтасара.

– Нет, мой друг, здесь две стрелы, – послышался совсем рядом жесткий голос Кира. – Этот лидиец хотел убить нас обоих.


Кархан придал лицу каменное выражение, стараясь поглубже упрятать обуревавшее его волнение. Мертвое тело лежало на мраморных плитах, и на холщовой рубахе, в которую был одет неизвестный, проступали все больше и больше багровые пятна. Когда в Институте на мастер-классах Мишеля Дюнуара курсанты учились метать ножи, топоры, гвозди, даже кафельные плитки – Руслан и помыслить не мог, что приобретенный навык сработает так. Правду говоря, он и понять не успел, что произошло. Невесть откуда взявшийся Даниил с его диким воплем… Выглянувший из-под расшитой накидки изогнутый рог натянутого лука сознание Кархана отфиксировало прежде, чем он успел понять, что, собственно говоря, увидел!

Прозорливость Даниила вновь спасла жизнь вавилонскому царю. Скиф поймал себя на мысли, что ни секунды не сомневается в том, на кого охотился неведомый стрелок.

«Вряд ли настоящий лидиец решил одним махом убить обоих владык. И уж во всяком случае он не стал бы надевать национальное платье и брать оружие, присущее его народу. Если убийце-одиночке хватило ума пробраться в царский караван, то уж скорее всего он сообразил, что троны Вавилона и Персии недолго останутся пустыми, а ответный удар обоих царств может стать таким сокрушительным, что само название Лидия сотрется из памяти будущих поколений. Стало быть, это заговор против Валтасара. Впрочем, нет. Заговорщики действительно могли охотиться на Валтасара и Кира. Возможно, кто-то из приближенных царя Персии решил захватить престол таким вот образом, а лидийцев подставить под удар в качестве козлов отпущения. Могло такое случиться? Вполне. Во всяком случае, – подумал Кархан, – это отличный повод для того, чтобы свести более близкое знакомство с пророком».


Рука Кира потянулась к кинжалу, торчавшему в груди убитого лучника. Он выдернул его из раны и чуть отступив в сторону, чтобы не испачкаться хлынувшей кровью, брезгливо отер клинок об одежду мертвеца.

– Прекрасный бросок! – выпрямляясь и возвращая кинжал в ножны, проговорил он, с уважением глядя на стоявшего близ Валтасара косматого бородача с тяжелым взглядом темно-карих глаз. – Я был готов поспорить, что в целом мире никто не метает кинжал так же быстро и точно, как я. И если бы поспорил, – он указал на оружие, торчащее в горле жертвы, – конечно, проиграл бы.

Лицо Валтасара просияло гордостью, будто он сам метнул злополучное орудие смерти.

– Кархан – скиф. Эти люди молятся на свое оружие. Их Бог – меч! Их жизнь – каждодневный бой! Мне прежде никогда не доводилось видеть воина лучше, чем он.

– Воистину он настоящий Энкиду [13], – уважительно глядя на молчаливого гиганта, согласился персидский царь. – Я бы очень дорого дал, чтобы иметь такого храбреца среди ближних своих. – Он выразительно посмотрел на косматого бородача, но тот лишь молчаливо выдернул свое оружие из переставшего биться в агонии тела и теперь молча обозревал окрестности так, будто выискивал новую жертву. Система «Мастерлинг» позволяла ему понимать любую речь в этом мире, но доброе напутствие, полученное перед отправлением сюда, Руслан Караханов запомнил прочно: «Знай много, говори мало, и никогда ничего не пиши». Впрочем, кому бы здесь взбрело в голову требовать письменных отчетов от дикого скифа.

Не дождавшись реакции на комплимент от мрачного телохранителя, Кир удостоил взглядом высвободившегося из-под покрывала Намму.

– Сам Бог говорит с этим человеком, – предвосхищая вопрос персидского царя, начал разливаться соловьем Валтасар. – Ни в небе, ни на земле, ни на дне морском нет тайн, которые бы были недоступны его разумению. Воистину бог народа эбору гневлив, но верным своим он посылает неоценимые дары.

– Он из эбору? – обращаясь к повелителю Вавилона, переспросил Кир. Намму перехватил его взгляд. В нем интерес и тревога смешались, как смешиваются на морском берегу раскаленный песок и холодная вода.

– Да, из царского рода, – горделиво подтвердил Валтасар. – И он мой советник.

Намму предпочел учтиво склонить голову пред земными владыками, чтобы уклониться от сверлящего пристального взгляда Кира.

«Кажется, перс заподозрил подвох, – стучало у него в висках. – Кажется, заподозрил».

– Счастлив царь, которому служат такие замечательные слуги, – раздался вновь голос Кира. – Но, мой великий друг, прежде мы намеревались отпраздновать лишь наш союз, теперь же – чудесное избавление от гибели. Идем же!

Цари и их свиты чинно удалились во дворцовые покои, где шедевры кулинарного искусства вавилонских и персидских поваров ожидали достойной оценки монарших особ. Намму продолжал стоять посреди двора, отсутствующим взглядом смотрел, как суетятся расторопные слуги, засыпая песком и опилками кровавое пятно, как молчаливые караванщики, следуя за казначеем, увозят неведомо куда царские дары.

– Мой господин, – услышал он вновь нежный голос Сусанны. – Прости, что потревожила твои размышления, но… сума. – Она протянула Намму скорбное наследство истинного пророка, и взгляд ее теперь выражал нескрываемое восхищение, которым нечасто женщины балуют мужчин. – Что прикажешь ты передать моему отцу? – продолжила красавица.

– Да, – не в силах оторваться от сияющих глаз, кивнул Намму. – На исходе дня шестого, едва взойдет первая звезда.

ГЛАВА 6

Соль вопроса легко растворяется в потоке слов.

Из алхимического трактата «О сокровенной сути непознаваемого»


Если бы в то утро жители Вавилона увидели черные тучи, сгустившиеся на высоком челе Кира, они бы сочли это дурным предзнаменованием. Отпировав всю ночь с Валтасаром, царь персов вернулся в свой шатер и, легко стряхнув притворное опьянение, впал в неистовство. Обнажив длинный, изукрашенный каменьями меч, он с глухим рычанием принялся рубить вокруг себя все, до чего мог дотянуться: ковры, подушки, набитые лебяжьим пухом, шкуры львов, покрывавшие сиденья, на которых обычно располагались его придворные мудрецы. Приближенные, время от времени имевшие несчастье быть свидетелями подобного разгула стихии, поспешили незамедлительно покинуть шатер, зная, что господин в ярости легко может забыть о прежних заслугах несчастного, попавшего под горячую руку.

Одна только красавица Лайла, ясноглазая гурия, любимая жена царя царей, осталась стоять перед разгневанным повелителем. Если что-то и могло укротить его буйный гнев – то лишь ее присутствие. Так, вылитый на штормовые волны китовый жир на время укрощает рвущиеся к небу валы.

– Что сокрушило твое сердце, свет очей моих? – голосом, способным растопить мрамор, проворковала она, робкими шагами приближаясь к Киру и опускаясь на изрубленное сиденье у его ног. – Поведай мне о твоих невзгодах, я уврачую раны души твоей.

– Боги отвернулись от меня, – из дикой ярости переходя в состояние мрачной отрешенности, кинул царь персов. – Вчера вавилоняне убили больше моих людей, чем их погибло за последний год. Сегодня, благодаря невесть откуда взявшемуся пророку – эборею, Валтасар загреб мои сокровища так, будто я и впрямь готов был подарить ему их.

– Лидиец промахнулся?

– Если бы! Твой брат Гаумата утверждал, что Валтасар – пустое место, что его некому защитить, и, если только его толкнуть, он рухнет как колосс на глиняных ногах. Постой, – Кир на мгновение замолчал, – это ведь Гаумата говорил о колоссе на глиняных ногах?

– Да, это так, мой повелитель, – обнимая ноги грозного царя, подтвердила Лайла. – Он рассказывал, что таков был сон вавилонского царя, и некий пророк растолковал ему, будто через поколение его царство падет, и могущество сокрушится. Именно так. Юный Даниил – царевич народа эбору, такими словами разъяснил Навуходоносору сон, долгое время преследовавший его. Как известно, потомки Навуходоносора недолго задержались на троне. Набонид же, отец Валтасара – не родня прежним царям, а потому мало кто в Вавилоне будет сожалеть, когда ты выкорчуешь корень его из этой земли.

– Ты говоришь, того юнца звали Даниил?

– Да, он был приведен с другими заложниками из знатных родов эбору в Вавилон. Здесь их приблизили ко двору. Однако, насколько мне известно, он и еще трое знатных юношей его племени отказались поклониться Мардуку, и царь велел их схватить. Даниилу удалось бежать, остальных сожгли в печи. Но тебе не о чем беспокоиться, все это происходило задолго до моего рождения. С тех пор о Данииле никто не слышал. Отец еще в годы детства моего рассказывал нам об этом случае.

– Боги хранят его! Даниил вернулся. – Кир нервно дернул щекой и с чувством, будто пронзая смертельного врага, послал клинок в ножны. – А колосс не пал. Придумай мне способ вновь встретиться с Гауматой.


Намму спускался по широкой дворцовой лестнице, вдыхая аромат магнолий, цветущих по обе стороны ступеней. «О Мардук! Великий судья богов! – с тоской думал он. – Во что ж это я ввязался?! Если даже мне удастся избежать кары людской, где укрыться мне от гнева твоего?! Каково же оно, слыть пророком, когда не ведаешь, доживешь ли до следующего дня!» Он вспомнил взгляд, которым там, у ног бактриана, когда он, чуть живой от страха, выпутывался из длинного покрывала, одарил его Кир. Слава царя персов неслась впереди грозного владыки. В разных землях, где бывал Намму, каждый знал, что Кир – завоеватель вовсе не злобен, но горе неразумному, посмевшему стать у него на пути! Ибо не ведает он преград.