– Да, о тень величайшего, – гордясь проделанной работой, отрапортовал жрец.
– Кто же это?
– Его зовут Арье. Он в дальнем родстве с Иезекией бен Эзрой. Он молод, силен и, что важнее для нас, горяч. Мой человек посвятил его в заговор. Он сказал, что Даниил – их великий предводитель, все приготовил к тому, чтобы эбореи могли захватить трон Вавилона. Чтобы не одно Иерусалимское царство, но и вся земля, издревле принадлежавшая их предкам, отныне была под властью эбореев и их бога.
– Прекрасно, – хищно оскалился Гаумата. – Он поверил?
– Всецело, – склонил голову его подручный. – Далее я рассказал Арье под большим секретом, что Иезекия – один из вождей будущего восстания, что именно через него Даниил поддерживает связь с общиной, а потому его во что бы то ни стало необходимо освободить. Мои слова нашли живой отклик у этого юнца. Как и многие силачи, он склонен переоценивать значение силы. Этот глупец уже собрал вокруг себя дюжину таких же отчаянных дурней, как он сам, и воспламенил их затеей напасть на тюрьму и освободить вожака. Я тайно встречался с ними и убедил, что влияние Даниила столь велико, что даже среди жрецов Мардука есть те, кто в большом секрете готов поддержать ЙаХаВа. Они готовы открыть проход, ведущий из храма Мардука в подземные застенки. Нынче же ночью эти несчастные попытаются отбить Иезекию.
– Что ж, пожелаем им удачи! – глумливо проговорил Верховный жрец. – Во всяком случае, на первых порах.
– Кроме того, – продолжал Халаб, – я распорядился спрятать оружие в укромных местах. Его достаточно, чтобы вооружить несколько сотен повстанцев. Во главе же их, как мы и думали, станет некто Раппа.
– Я помню, это старый вояка, – наморщил лоб Гаумата. – Кажется» он водил эбореев в бой еще против Навуходоносора.
– Да, тот за храбрость помиловал военачальника и предложил сражаться на его стороне.
– И Раппа принял это предложение. Но ведь сейчас ему не меньше восьмидесяти лет.
– Восемьдесят три, – уточнил собеседник Гауматы. – Он слеп и почти не ходит.
– Что ж, тогда будем просить Мардука, чтобы этот трухлявый обломок эборейского царства не умер ранее, чем отпадет в нем надобность.
Крик ночной стражи вдалеке заставил Арье прижаться к стене. Он сделал знак спутникам приготовить оружие к бою и затаиться. Ждать оставалось недолго. Если все сложится так, как было задумано, то дверь сейчас откроется. Он ждал, стараясь ничем не потревожить тишину. Пальцы сами собой впивались в рукоять длинного кинжала, упрятанного под темным плащом. Он знал, как легко выходит из ножен это смертоносное оружие. Знал и любил то непередаваемое ощущение, когда упрятанный в деревянных ножнах клинок вдруг разом являл миру свою восхитительную, совершенную форму, точь-в-точь прелестница, сбрасывающая у ручья никчемные одеяния. Арье любил свое прозвище Сиккарий, что означало кинжал, гордился тем, что был из лучших в Далие – отряде, который эборейская община должна была выставлять по приказу вавилонского царя. Всего месяц назад он проклинал свою участь, ибо весь его отряд был оставлен в гарнизоне крепости. Теперь же он понимал умысел Даниила и радовался, что может быть полезным его великому делу.
Едва заметная дверь в стене тихо скрипнула, выпуская из мрачного здания храмовой темницы группу людей. Впереди, окруженный четверкой телохранителей, шествовал Верховный жрец, за ним – он, тот, кого помощник Иезекии вчера представил как тайного сторонника бога Единого.
Арье тогда предлагал одним махом напасть и на Верховного жреца, и на темницу, и до сих пор не мог смириться с запретом. Подумаешь, стражники успеют закрыть двери тюремной башни. Имея в руках Гаумату, не сложно будет открыть любые двери!
– Ты взял запись допроса? – послышался в темноте голос воплощения Мардука.
– Я оставил их у переписчика, – извиняясь, проговорил его спутник.
– Так принеси их!
– Сей же час.
Процессия Верховного, жреца продолжала свой путь, а «тайный союзник повстанцев» вернулся к заветной двери, постучал условным стуком и назвался в ответ на окрик часовых.
– Вперед! – скомандовал Арье, выпрыгивая из зарослей. Дальнейшее произошло в одно мгновение. Арье вонзил кинжал в горло зазевавшегося стражника, едва тот открыл калитку. Остальные повстанцы в полном молчании вломились в караульное помещение, поражая кинжалами всех, кто там находился, не давая схватиться за оружие.
– Прекрасное начало, – тихо проговорил Арье Сиккарий, вытирая плащом окровавленный кинжал.
– Где он?
Тайный поклонник ЙаХаВа поманил за собой.
– Вы втроем удерживайте выход, – скомандовал Арье. – Остальные за мной.
Коридор, лестница, коридор и снова лестница вниз. У каждых дверей – дремлющий караульный, и снова кровь на кинжалах.
– Здесь, – наконец выдохнул жрец-перебежчик. Арье наклонился, снял ключ с пояса очередной жертвы и, повернув его в отверстии, отодвинул засов. – Вперед! – Едва успел он сделать первые шаги, как жесткая петля-удавка обвила его шею. Последнее, что видел он в свете факелов – десятки копий и натянутые луки, готовые пустить смертоносные стрелы в жалкую горстку повстанцев.
Двери лавки у ворот Иштар распахнулись все разом, точно ураган ударил по жилищу Иезекии бен Эзры. Сад, лавка и жилые помещения наполнились воинами, снаряженными так, будто они готовились штурмовать нешуточную крепость. Слуги и приказчики были согнаны в подвал, Сусанну же и ее младшую сестру выволокли во двор прямо из постелей. Слушать их причитания и вопли было некому, вокруг дома стоял отряд стражи, не подпускавший любопытствующих, да и немного таковых нашлось бы в этот полуночный час.
– Ты и дальше будешь твердить, что ни к чему не причастна? Что твой отец ни в чем не виновен? Что все это подстроено? – Молодой жрец насмешливо глядел на кутающуюся в плащ босоногую девушку.
– Я ни в чем не виновата, и мой отец ни в чем не виноват, – упрямо наклонив голову, проговорила Сусанна. – Бог видит правду моих слов.
– Он видит, – оскалился жрец. – Не далее, чем за полуночной стражей твой родич Арье, прозванный Сиккарий, напал на тюрьму, пытаясь освободить Иезекию бен Эзру. Он и некоторые его сторонники убиты, однако те, кто был схвачен, сознались во всем. Ваш заговор провалился. Старый Раппа пытался вывести Делию, но и его настигли стрелы верных закону. Если ты сознаешься, то, быть может, еще сохранишь жизнь себе.
– Мне о том ничего не известно, – твердо проговорила девушка.
– Как скажешь, как скажешь.
– Мой господин, – к жрецу подбежал один из воинов, – вот это было спрятано под ее ложем. – Он сунул руку за пазуху и, вытащив ее, открыл ладонь. На ладони лежал синий камень величиной с голубиное яйцо. Он был цвета ясного неба незадолго перед закатом, в глубине его, точно заточенная, сияла шестилучевая звезда, быть может, одна из тех, что срываются с небосвода летними ночами.
– «Дыхание Мардука»! – хватая камень, выпалил жрец, расширяя глаза до границ возможного. – Увести ее!
Гаумата улыбался. Все задуманное удалось на славу. Восстание эбореев было подавлено в зародыше, драгоценный камень «Дыхание Мардука» – одна из главнейших святынь Вавилона возвращен в сокровищницу. Теперь оставалось нанести последний, завершающий удар. И то, что не удалось ни великому Киру, ни храброму Нидинту-Белу, удастся ему. Он поглядел на золотое изваяние, молчаливо внимавшее крикам, доносившимся с самой вершины храма.
– Теперь ты можешь быть доволен.
Золотой истукан безмолвствовал.
– О, мой господин, – склоняя голову, проговорил Халаб, вошедший в святая святых. – Горожане собрались и ждут, когда ты молвишь им слово.
– Да. – Гаумата согнал с лица мечтательную улыбку и взял золотой посох. – Я иду.
– Жители Вавилона! – со слезой в голосе вещал Гаумата, стоя на ступенях огромного храма. – Страшная угроза нависла над всеми нами. Так змея, вползая ночью в жилище, готова ядом своим извести хозяина дома. Так и эбореи ядом лживого учения тщились умертвить верных истинным богам. Нынче за полночь они подняли оружие, дабы захватить весь город. Лишь бдительность стражи и попечение Мардука спасли Вавилон от заговорщиков. Вспомните, как пришли они, нищие и голодные, семь седмин тому назад, как просили кусок лепешки и глоток воды. Нынче же богатеи, наподобие всем известному Иезекии беи Эзре, желали и сам Вавилон числить имением своим. Вы спросите, неужели мыслили они своей малой силой сокрушить великую силу вавилонян? На что надеялись они?
Слушайте же, что отвечу я вам. Надеялись они на то, что их злокозненный пророк и царевич Даниил целиком подчинил себе доброго царя нашего, Валтасара, силою чар и сладких речей. И… – Гаумата задержал дыхание, растягивая паузу, – вот на это!
Он поднял над головой синий камень, ярко блеснувший в лучах солнца. Знаете ли вы, что это? Это Великий сампир [33], имя которому «Дыхание Мардука», ибо в нем запечатлен первый выдох Царя богов после битвы его с Тиамат. Из прочего его дыхания сотворено небо, этот же, в знак вечной заботы Хранителя предвечных таблиц суде5, дарован Вавилону. Он хранит Врата Бога от злых чар и козней недругов. Именно его выкрала распутная дочь мятежного Иезекии бен Эзры, соблазнив одного из жрецов. Кара падет на головы виновных, и восторжествует имя Мардука…
– Стойте! – раздалось над замершей толпой. – Расступитесь!
Гаумате с возвышения было видно, как вдруг посреди толпы ни с того ни с сего образовался широкий круг, посреди которого стоял человек в златотканых одеяниях царского советника. Продолжая говорить, он двинулся сквозь толпу, и та расступилась, образуя коридор.
– Повелением Валтасара, царя Вавилона, это дело не может рассматриваться вплоть до его возвращения в столицу!
ГЛАВА 20
Людей следует или ласкать, или уничтожать.
Глаза Верховного жреца удивленно расширились, но, пожалуй, из толпы это было незаметно. Гаумата продолжал стоять во все той же величественной позе, стараясь как можно быстрее осмыслить происходящее. Даниил не мог, никак не мог появиться в Вавилоне! Однако же факт оставался фактом. Царственный эборей находился здесь, на площади, и с угрозой потрясал опечатанным свитком. Минута промедления – и всякому станет понятно, что свершилось чудо. Ведь известно, боги создали мир несовершенным для того, чтобы с помощью чудес являть свое могущество.