— Мэйолл! — прокричал он. — Мэйолл!
И прибавил фразу, которая для Тернера не имела никакого смысла, — быстрые, неразборчивые слова, которые знал только человек из команды Интегратора «Двенадцать-Ви-Лямбда».
При этом Хардинг расслабил мускулы — полностью и очень быстро. И едва успел. Последние звуки фразы еще висели в воздухе, а он уже сидел на корточках. Кусты сомкнулись над его головой, а вибрация прижала его, неподвижного, к теплой земле.
После этого наступила тишина. Синее небо жгло. Воздух жужжал. Прозвучавшие слова повисли в тишине.
Хардингу показалось, что где-то рядом словно затаили дыхание и спрятанные микрофоны с некоторым удивлением поймали этот звук. Но Хардинга тут же отвлекла более насущная проблема — сам Эдвард Хардинг и вопрос его нахождения среди живых.
Сначала защипало глаза, потому что моргнуть он не мог. Почти сразу после этого накатило жуткое ощущение головокружительной темноты: от бурой земли и синего неба на него наползла тень — вроде снаружи, но как будто в то же самое время и изнутри.
Он перестал дышать.
Конечно, это было не самое плохое. Ведь сердце управляется отдельной нервной системой. Но такого Хардинг не предусмотрел. В этой полосе заграждения космоскоп обнаружил только несмертельные частоты. Но Хардингу не пришло в голову, что «несмертельный» — понятие относительное. Он почувствовал, как сердце затрепыхалось в груди, ясно ощутил, как оно останавливается, — точно так же, как раньше не чувствовал, когда оно билось. Хардинг упрямо сидел, сжавшись под навалившейся темнотой и натиском паралича, который на полувдохе прервал пойманное микрофонами удивленное аханье кого-то, прячущегося в кустах.
А потом раздался резкий знакомый голос — из десятка расставленных повсюду маленьких ртов, тоненько вибрирующих в кустах.
— Хардинг? — недоверчиво переспросил он. — Хардинг, это ты? Здесь? Добро пожаловать на Акасси, Хардинг!
В голосе звучала едкая угроза. После недолгой паузы он произнес какие-то коды, ничего не говорившие Хардингу.
— Я уменьшаю парализующее воздействие, — торжествующе объявил голос. — Не хочу, чтобы ты умер — вот так сразу.
В ушах Хардинга шумела кровь. Он вдруг ощутил пространство вокруг себя — как только ослабло действие вибрации. Тени и внутри и снаружи отодвинулись, поднялись выше небес, ушли в землю, свернулись, как лепестки черного цветка, и снова превратились в зернышко внутри Хардинга. Он получил некое представление о том, каково будет ощущение смерти, которая однажды придет к нему. Огромная снаружи и крохотная внутри, лежала жуткая темнота. Черное зерно внутри, черное покрывало снаружи. И когда одно разворачивается и устремляется к другому, тут и приходит последний час.
Но это будет потом.
Кто-то шел к ним через кусты. Сидя на корточках в своем укрытии, Хардинг увидел, как бочкообразное тело Тернера медленно, с натугой поднялось в полный рост как раз между ним и подходившим человеком. Таков и был их план или часть плана. Хардинг глубоко вдохнул, радуясь и воздуху, и возможности дышать. Пистолет едва заметно качнулся в его руке. Он напряг палец, пока тот крепко не прижался к холодному металлу. И стал частью пистолета. Теперь он не промахнется.
— Ты кто? Как ты сюда…
Пауза. Потом:
— Тернер! Это Тернер! Я тебя не приглашал!
— Перестань, — поспешно прохрипел Тернер. — Я знаю, что не приглашал. Дай мне вдохнуть, а? Ты меня чуть не убил!
Он сделал шаг в сторону и покачнулся, начал тереть ногу и громко ругаться. Мэйолл повернулся к нему, и Хардинг увидел его лицо.
Его очень удивило, что Мэйолл отрастил бороду. Хардинг не удержался и подумал: как же борода проявится в Сборном образе? Если у Мэйолла здесь команда, а ее не может не быть, будет ли казаться, что все лица носят бороду? Или шесть других образов ее сотрут?
В остальном Мэйолл мало изменился. Под широкими сросшимися черными бровями горели запавшие черные глаза. Худое тело сутулилось. Но Хардинг не помнил, чтобы глаза так свирепо сияли или чтобы у рта лежала такая резкая и жесткая складка. А короткая, аккуратно подстриженная бородка была той нотой, которая придавала Мэйоллу вид совершенного незнакомца.
— Нога затекла, — пробормотал Тернер и наклонился, чтобы потереть ее.
Заодно, хромая, он отошел в сторону, и Мэйолл оказался спиной к спрятавшемуся Хардингу.
— Стой! — резко сказал Мэйолл. — Зачем ты явился? Мне придется тебя убить, а ты мне нужен во внешнем мире. Зачем ты это сделал, идиот?
— Успокойся. — Тернер с усилием выпрямился.
Хардинг сквозь листья видел очертания пистолета в кармане его куртки. Мэйолл, как показалось, был безоружен. В одной руке он держал микрофон, а другая была пуста. Конечно, Мэйолл мог в любой момент по своему выбору опять включить парализующее излучение, но ведь тогда оно и его поймает. Хмурясь, Хардинг ждал.
— Ну, теперь позволь мне сказать, пока ты не упорхнул, — начал Тернер забалтывать Мэйолла. — Тебе ведь не надо платить за то, чтобы меня послушать, верно? Я…
— Заткнись! — Голос Мэйолла сорвался на хриплый злой шепот. — Никто ко мне не приезжает. Никто! Машине не нужны помощники, глупец! Ты не можешь сказать ничего такого, что я хотел бы услышать. Погоди.
Он немного повернул голову, и Хардинг увидел, как тонкие губы сложились в гримасу — наполовину усмешку, наполовину маску чистой жестокости. Хардинг испытал внезапное потрясение, когда блеснула в улыбке Мэйолла жестокость — так близко от поверхности, что она словно светилась сквозь гримасу. Наверное, Мэйолла нельзя было считать по-настоящему безумным, но и в здравом рассудке он не находился.
— Погоди! — воскликнул Мэйолл, и в ясной солнечной тишине вдруг стало слышно его тяжелое дыхание. — Ты не один приехал. Я слышал голос Хардинга.
Тернер тяжело выдохнул.
— Хорошо, Хардинг, — сказал он, стараясь не смотреть в ту сторону, где под кустами сидел Хардинг. — Раз такое дело, давай. Стреляй, парень, стреляй!
— Что? — воскликнул Мэйолл и быстро обернулся, настороженно оглядывая заросли совсем не в том направлении.
Тернер тут же проворно опустил толстую руку в карман, где лежал пистолет.
— Так, Мэйолл, — довольным голосом произнес он. — Не двигайся. Ты под прицелом. Хардинг, стреляй! Стреляй!
Хардинг поднялся из затрещавших кустов, прицелился и выстрелом выбил пистолет из руки Тернера.
Пуля аккуратно прошла сквозь запястье толстяка и взвизгнула где-то в зарослях. Толстые пальцы Тернера разжались. Револьвер, крутясь в лучах солнца, упал. На миг наступила полнейшая тишина, нарушаемая только шепотом волн на отдаленном берегу и сиплым криком птицы где-то на острове, за низкими холмами. От поблескивавших крыш, наполовину скрытых холмом, ветер принес переменчивый стук какого-то механизма.
Медленно-медленно Тернер поднял взгляд на Хардинга. Он был бледно-серый от боли и изумления, но, пока Хардинг на него глядел, бледность быстро поглотил прилив густого, злого румянца. Тернер задержал дыхание и не очень связно заговорил:
— Хардинг, Хардинг! Я Тернер. Ты же в меня выстрелил! Ведь я нанял тебя! Что… Зачем ты это сделал? Зачем? — Он кинул взгляд на Мэйолла. — Это что, предательство? Не может быть! Ты бы не осмелился! Ты же знаешь, как Мэйолл тебя ненавидит! — Голос у него сорвался. — Почему, Хардинг, почему?
Смех Мэйолла перебил это бессвязное бормотание. Его глубоко посаженные глаза горели, словно раскаленные угли. На лице застыла полубезумная ярость тигра, улыбавшегося во всю зубастую пасть.
— Потому что он не мог иначе. Верно, Хардинг? Удивительно. Я и предположить не мог. — Мэйолл глянул на дрожащего Тернера, который зажимал кровоточащую руку и все еще хватал ртом воздух. — Тернер, ты неверно выбрал оружие. Тебе, значит, надоело быть на вторых ролях? Решил, что наймешь себе человека из команды Интегратора и приберешь все к рукам? — Он отрывисто рассмеялся. — Но ты кое о чем не знал. Он…
— Хардинг, стреляй в него! — закричал Тернер, крепко зажимая запястье и пристально глядя на текущую кровь.
Руки у него дрожали, как и голос, и дрожь пробегала по всему телу, и он трясся, словно студень.
— Ну же, стреляй!
Мэйолл рассмеялся.
— Стреляй, — передразнил он тоненьким голосом. — Давай, Эд! Почему не стреляешь?
— Ты знаешь почему, — ответил Хардинг.
— Почему?! — громко и испуганно воскликнул Тернер.
Ему с насмешливой любезностью ответил Мэйолл.
— Ты разве не знал? — спросил он у дрожащего толстяка. — Разве не слышал о постгипнотическом внушении, которому тебя подвергают, когда ты вступаешь в команду Интегратора? Разве ты не знаешь, что ни один член команды не может причинить вред никому другому из команды, как бы сильно тот его ни провоцировал?
Тернер смотрел на Мэйолла с глупым видом. У него даже рот приоткрылся.
— Но, — он порывисто обернулся к Хардингу, — ты… ты ничего мне не сказал! Я думал… Но ведь это неправда, а, Хардинг? Давай стреляй, а то он…
— Попробуй, Хардинг, — насмешливо сказал Мэйолл. — Нажми на спуск. Может, у тебя и получится. Я ведь больше не в команде, или ты забыл?
— Я тоже не в команде, — тихо ответил Хардинг.
Медленная улыбка расползлась на осунувшемся лице Мэйолла, его глаза загорелись.
— Значит, и тебя выперли, да? — спросил он, не скрывая радости. — Это хорошо. Даже здорово! Выгнали, как меня! Ну и как тебе, Эд? Что ты теперь ощущаешь?
Улыбка его медленно увяла.
— Немного одиноко, да? Нигде не можешь найти себе место? — Голос Мэйолла чуть потеплел, он принялся вспоминать. — Без Интегратора, оказывается, и думать толком не можешь, с Интегратором ты хорош, но тебя к нему не подпускают. Пытаешься пристроиться там и здесь. Ничего не получается. Чтобы ты мог использовать свой талант и ум, нужна команда. Без команды ты ничто.
Неожиданно он хрипло рассмеялся:
— А у меня есть команда. Моя собственная. Моя команда поддержки и собственный Интегратор. Все, что ты пытался у меня отнять, когда вышиб меня. Теперь-то ты знаешь, каково это. Наверное, думаешь, что я возьму тебя к себе. Но я не такой дурак, Хардинг! Я знаю тебя! Тебе обязательно надо быть первым. Однако сейчас ты сделал последнюю ошибку в своей жизни.