Мэйолл растянул свои тонкие губы в какой-то вывернутой наизнанку усмешке.
— Эд, у тебя бывают галлюцинации? — спросил он вдруг очень тихим голосом. — Наверное, именно поэтому тебя и выперли из команды. Слышишь голоса из ниоткуда? Эд, посмотри на меня. Ты уверен, что я настоящий? Уверен?
Высокая, тощая и сутулая фигура стояла под лучами еще целую секунду, а потом Мэйолл улыбнулся и… начал таять.
Сквозь него стали видны деревья. Серебряный снаряд космического корабля проступил на том месте, где находился призрак Джорджа Мэйолла. Призрак стал совсем тусклым и растворился…
Мэйолл тихо и неприятно рассмеялся из ниоткуда.
Где-то глубоко в груди Хардинг ощутил тугой холод. Этого не может быть. Ему все приснилось или…
— Хорошо, Джордж, — сказал он, стараясь не выдать своей растерянности. — Я понял. Ну и где же ты на самом деле? Я знаю, что где-то недалеко. Нельзя проецировать трехмерное изображение дальше чем на сотню футов без экрана или на пятьсот, если есть промежуточные передатчики. Давай прекратим игры.
Мэйолл тоненько засмеялся — внизу, в кустах, сразу со всех сторон вокруг Хардинга. Хардинг почувствовал, как у него встают дыбом волосы. Это был смех безумца.
— Иди, — велел Мэйолл. — В сторону поселка за холмом. Пока ты туда придешь, я как раз придумаю, как тебя убить. Не разговаривай. Когда я буду готов, я сам тебя спрошу.
С вершины холма был виден ярко блестевший в лучах солнца поселок. Стояло знакомое квадратное здание Интегратора, крышу которого украшали знакомые же батареи вентиляторов, и знакомая башня словно пальцем пыталась проткнуть небо. Единственную улицу исполосовали длинные тени. Вокруг зданий, словно бахрома, расположились хижины из пальмового листа, а дальше, за парой раскатившихся зеленых холмов, застыла, словно танцор на одной ноге, огромная башня космического корабля на неразличимых отсюда хвостовых стабилизаторах.
Еще дальше виднелись черные утесы, пенящийся прибой и море цвета лайма; над морем кружились чайки. Возле домов туда-сюда двигались коричневые фигуры, скудно одетые во что-то яркое, но Мэйолла Хардинг нигде не заметил. Только какой-то механизм, выполняя свою работу, стучал, не останавливаясь, будто был сердцем острова.
Хардинг медленно двинулся вниз по склону. Пальма, неловко нависшая над тропинкой, зашелестела, откашлялась с металлическим скрежетом и сказала:
— Итак, Эд. Первый вопрос. Почему тебя выгнали из команды?
— Джордж, ты где? — Хардинг подскочил.
— Там, где ты меня не найдешь. Но это к делу не относится. Может, я в корабле, готовлюсь вылететь на Венеру. А может, прямо позади тебя. Отвечай.
— Ярко выраженный индивидуализм, — ответил Хардинг.
— Это ничего не значит. Попробуй объясни. И не останавливайся на тропинке.
— Меня выгнали, потому что я был совсем не похож на тебя. Честно говоря, полная твоя противоположность. Ты был лидером в команде и держал всех на своем уровне, потому что не мог адаптироваться, помнишь? Это не сразу стало понятно, потому что именно ты был лидером и задавал тон. Только когда пришел новый человек, проявились все наложенные тобой ограничения. И этот новый человек, если ты помнишь, был я.
— Помню, — холодно сказала пальма.
— Ты потерпел неудачу. Я добился успеха. У меня было слишком много стимулов. В конце концов они выяснили, что я выхожу на абстрактные уровни далеко за пределами возможностей команды, и это так же плохо, как и отставание. И меня уволили за иррациональную ненадежность, которую я предпочитаю называть ярко выраженным индивидуализмом. Вот и все.
— Очень смешно, — хохотнул цветущий куст в десяти футах впереди. — Это вы были глупы и не способны к адаптации — ты и все остальные. Вы просто не могли понять, что я на самом деле развивал новое направление, шел к той же цели другой дорогой. Я не отставал. Я двигался далеко впереди вас. Оглянись. Этот остров — живое тому доказательство. Ты отправил меня на настоящую свалку, а я вылез оттуда только благодаря собственным усилиям. Это не так легко. Я построил живой остров. Тебе здесь достанется шесть футов, и не больше.
Куст вздохнул.
— Я мечтал убить тебя, — сказал он, тихо шелестя листьями. — Но я бы тебя не тронул, если бы ты не мешал мне. Однако я никогда про тебя не забывал. И когда придет время, я хочу сравнять счет — и с тобой, и с остальными членами команды, и со всей Землей. С Землей тоже!
Хардинг тихонько присвистнул.
— Вот оно как, — сказал он в воздух.
— Вот так, — с горечью ответил мох под его ногами. — Мне неинтересно, что там будет с Землей. Земля зарвалась. И пусть идет к черту. И все команды Интегратора вместе с ней. А вокруг Венеры я сделаю такой щит, который не сможет пробить ни одна сила в Солнечной системе.
— Наверное. В этом и есть твоя проблема, Джордж, — ответил мху Хардинг. — Ты думаешь о щитах, которые нельзя пробить. Но рано или поздно пробоина может появиться от давления изнутри. Рост нельзя остановить. Именно это и случилось с командой «Двенадцать-Ви-Лямбда», помнишь?
Мох ничего не ответил.
— Однако это нельзя не заметить, — продолжал Хардинг, спускаясь по склону. — Центральный Интегратор, когда я… ну, покинул команду, как раз рассылал информацию о том, что на Венере реализуется какой-то грандиозный и запутанный план. Наверное, твой, Джордж. Что-то слишком сложное, чтобы его можно было понять и отразить без участия нескольких команд Интегратора, действующих совместно. Понятно, что сепаратисты наконец обзавелись собственным Интегратором. Не надо было даже собираться за Круглым столом, чтобы понять, кого они могли для этого найти.
— Напрасно меня выгнали. — Мох рассмеялся. — Хочешь знать настоящую причину? Причину, по которой никакой Интегратор, созданный на Земле, не сможет контролировать Венеру. Сама основная логика ошибочна. Они тут думают, что Венера — социальный спутник Земли, а баланс уже изменился. И это я изменил его, Эд. Венера — больше не планета-колония. Это Аполлонова логика. Ни один из Интеграторов на Земле не стоит на точке зрения Фауста, которая в этом случае очень проста: Венера есть центр новой Империи!
— Ты так считаешь? — удивился Хардинг.
— Я все сделал, чтобы это так и было. Все команды Интеграторов работают на… геоцентристском подходе, который оказался неверным. Или верным, покуда поддерживается власть Земли. Я отказался от прежних представлений о Земной Империи, и меня выбросили из команды. А здесь, на Акасси, как раз установлен Интегратор, который работает на основном допущении, что центром системы является Венера.
— Хорошо, — спокойно произнес Хардинг. — Может, я и соглашусь с тобой.
— Нет, — послышался шепот, едва заметный на фоне шепота усыпанной красными цветами лозы, которая свисала поперек тропинки. — Это ни к чему. Откуда мне знать, действительно ли тебя выгнали из команды? А вдруг ты — троянский конь?
— Ты вообще мало в чем можешь быть уверен, да? Твоя команда не может работать хорошо. Ты же забыл базовую психологию. С чего ты решил, будто убьешь меня?
— Предвидение, — тихо ответила лоза.
— Сублимация, — возразил ей Хардинг. — Кого ты хочешь убить? Может быть, себя?
Молчание.
— Что у тебя за команда? — после некоторой паузы спросил Хардинг. — Если она не может ответить на такой простой вопрос, она недорого стоит. Может быть, я тебе нужен, Джордж, даже больше, чем ты нужен мне.
— Может, у меня и нет команды, — сказала лоза у него за спиной.
Голос ее становился все тише, поскольку расстояние между ними увеличивалось.
— Если это верно, то ты просто маньяк, — сказал Хардинг в пустой воздух. — Обязательно надо иметь команду, если работаешь с Интегратором. Один человек не может с ним справиться. Нужно как минимум семь человек, чтобы противостоять такой машине. Да, у тебя есть команда, но не очень хорошая. Я точно могу сказать, что у тебя либо оборудование старое, либо люди плохо обучены. Понятно, что здесь другого не достанешь. Но это нехорошо. И я тебе пригожусь.
— Ты здесь не нужен, — с шипением произнес пучок бамбука, потирая стеблями друг о друга. — Если бы мои наниматели захотели нанять другого человека из команды Интегратора, то обратились бы к тебе. Но я — единственный, кто им нужен.
Хардинг рассмеялся:
— Уже придумал, как убьешь меня?
Бамбук ему не ответил. Но кучка гравия под ногой с легким шипением отозвалась:
— Иди в деревню. В здании Интегратора дверь будет открыта.
А ящерица, которая с любопытством смотрела на него с плоского камня, голосом Мэйолла добавила:
— Может, и придумал…
Хардинг распахнул тяжелую дверь пошире и заглянул в скрытую зелеными тенями комнату. Солнечный свет, который просачивался сквозь листья за широкими окнами, создавал впечатление, будто темное помещение мерцает. Листовидные тени беспокойно двигались по пультам управления, служившим центральной нервной системой для нервных окончаний всего острова.
В центре паутины, ухмыляясь из бороды, сидел Джордж Мэйолл и глядел на дверь. Глаза его сверкали.
Хардинг остановился сразу за дверью и сделал глубокий, длинный вдох. Запах в комнате — масла и стали, — ощущения, едва заметная пульсация, которая через пол передавалась телу и сливалась с биением его сердца, снова сделали его цельным человеком, которым он давно уже не был. Он оказался рядом с Интегратором. И сам стал им.
На миг Хардинг закрыл глаза. Когда он открыл их, то увидел, что сардоническая улыбка Мэйолла стала еще шире, а уголки губ загнулись вниз.
Хардинг кивнул.
— Один? — спросил он.
— Как ты думаешь?
Взгляд Мэйолла метнулся к внутренней двери — без ручки, с плоской пластиной на том месте, где полагается быть замку. Стальные панели для глаз Хардинга были все равно что прозрачное стекло: он очень хорошо знал, как выглядит комнатка с черными стенами, трехмерным экраном, столом и креслом.
— Ты все время здесь один? Да ты сейчас-то здесь?
Мэйолл только усмехнулся. Хардинг вытащил сигарету, зажег ее, вдохнул дым. Он как бы невзначай прошел к двери, оглядывая просторное помещение. Комната управления редко выглядит столь же живописно, сколь живописны рабочие устройства, которыми она управляет. Большая часть оборудования казалась знакомой. Но Хардинга больше интересовало то, что находилось вне поля зрения. Потому что сейчас он вошел лишь в прихожую перед залом Интегратора.